Виталий Иванов - Охранитель

Из левизны вырос либерализм, то есть то, что еще «левее левого». «Идеальный либерал» «освобождает» индивида уже и от коллектива. Таким образом, он более последователен. Как поборник полного и окончательного освобождения, «идеальный либерал» дополняет и даже подменяет равенство равноправием. Он выступает за превращение государства в «ночного сторожа», «поставщика услуг гражданам», ратует за свободный от внеэкономических факторов рынок. Меньшинства «идеальный либерал» тоже любит, но для него скорее любой человек — меньшинство, «имеющее право».

«Идеальный либерал» и тем более «идеальный левый» не отрицают «целесообразность» порядка, однако они никогда не уравняют порядок и свободу.

Культ человека и человеческой свободы отнюдь не исключает человекоубийства ради расчистки пути прогрессу и скорейшего установления «царства справедливости» или, соответственно, «царства свободы». Первый вообще не гуманист. Но кто за последние два столетия пролил больше крови? По-моему, это риторический вопрос.

Родина «идеального левого» там, где ему хорошо, где жизнь организована согласно его представлениям. У «идеального либерала» родины нет, поскольку она ему не нужна. Оба — интернационалисты.

Естественно, в жизни «идеальных, «химически чистых» правых, левых и либералов встретить можно нечасто. Одни люди сами толком не знают, чего хотят и во что верят. Другие — сознательные и последовательные эклектики. Третьи просто понимают, что жизнь сложнее любой книжной схемы, и в ней часто востребованы решения, основанные на разных идеологиях. Есть предел, переход которого автоматически исключает человека из правых (левых, либералов), но до этого предела можно и нужно идти на компромиссы, комбинировать, балансировать.

Сразу скажу, что такой предел, по большому счету, каждый устанавливает сам. По-моему, никак нельзя считать правым уверившего, что свобода есть главное и основное, что все люди равны не только перед Богом, но «всегда и везде», и т. п. Можно продолжить эту линию рассуждений, дойдя до совершенно конкретных позиций, к примеру, что правый не может положительно оценивать период 1990-х, и в частности деятельность тогдашних «реформаторов» и ее результаты.

Для человека правых убеждений необходимость принимать отдельные левые или либеральные установки, оценки исторических событий, подходы к актуальным проблемам вызвана в первую очередь тем фактом, что традиционное общество практически полностью разрушено (в «цивилизованных» странах), модерн победил, а сейчас вообще эпоха постмодерна. Альтернатива — мракобесие и романтические мечты о том, как бы «отмотать» время назад. Конечно, можно верить, что мир обязательно изменится, и в лучшую сторону, но в любом случае жить-то нужно здесь и сейчас.

К тому же невозможно не признавать полезность таких левых институтов, как, например, социальное страхование, и тем более необходимость всеобщего образования и доступного здравоохранения, также левых достижений (другое дело, что здесь нужна мера, социализм развращает людей и разоряет государства). Вряд ли кто-то сможет привести содержательные правые (именно правые) аргументы против принципиальной допустимости ограничения собственнических прав и присутствия государства в стратегически важных отраслях экономики. Между тем исходно это левые темы. Правые традиционно считаются принципиальными сторонниками низких налогов, хотя в общем это скорее актуально в отношении не российских, а зарубежных правых, боровшихся и борющихся с тамошними социальными государствами. В любом случае в современных условиях определенно следует диверсифицировать подходы. Проще говоря, чем ниже налоги частных лиц, предпринимателей, мелкого и среднего бизнеса, тем лучше, а большой бизнес должен платить большие налоги. С последним, кстати, согласятся и многие нынешние либералы.

Системной, я бы даже сказал, фундаментальной проблемой всех левых и либеральных проектов было и остается противоречие между совершенно объективной потребностью в рамках, в нормах и попытками формулировать их на основе человеческих («общечеловеческих») ценностей. Формулировать-то можно сколько угодно, но, как показала практика, в перспективе они практически нежизнеспособны. В итоге неизбежным оказался кризис буквально всего — государства, права, морали, нравственности. Потому что невозможно вывести из самого человека то, что будет выше его, и еще заставить человека это чтить. Иными словами, без Бога, без «высшего» в конечном счете ничего не работает. Как и без патриотизма, национализма, государственничества. А как без этого построить или хотя бы сохранять государство, да и общество в целом? Поэтому базовые правые идеи — необходимости надчеловеческих ценностей, родины, иерархий, консерватизма, порядка как противовеса свободе, и идеи, производные от них, обязательно «просачиваются» и в левые, и в либеральные проекты или прямо востребуются. Вначале их пытаются просто технологически использовать, но затем они неизбежно отвоевывают место и себе, и своим носителям. Так было и будет.

Перейдем теперь к практике. Артикулировать общественные интересы в принципе призваны партии и другие политические организации. Уже давно прошли те времена, когда партии были более-менее идейно чистыми (здесь я не имею в виду практическую деятельность партийных лидеров на государственных постах, речь идет именно о партийных идеологиях и тем более риториках). Современные партии в самом прямом смысле всеядны, поскольку стремятся заинтересовать как можно больше избирателей. Постиндустриальная социальность и новые коммуникации задают новый тип политических предприятий. Как писал Михаил Афанасьев, «партия из стабильной организации (…) превращается в интерактивный PR-проект, который задумывается, продвигается и переформатируется в зависимости от конъюнктуры политического рынка».

Очень показателен в этом плане опыт современной Европы. За редкими исключениями, все крупные влиятельные партии предлагают избирателям риторические «миксы» из правых, левых и либеральных идей. Порой трудно даже выявить, какой компонент доминирует. И чем дальше, тем больше нивелируются не только идейные различия, но и подходы к решению актуальных проблем.

Россия в этом плане не исключение, хотя на нашем политическом рынке различия между условно «левыми» и условно «либералами» более заметны. Уникальны мы в другом плане: у нас нет не то что правой партии, нет даже условно «правой».

Это тем более удивительно, если учесть два очевидных факта.

Во-первых, в России много правых. У нас много патриотов и националистов. Много государственников. Много державников и империалистов. Много тех, кто ценит порядок не меньше, а то и больше свободы. Много и тех, кто считает государство не «человеческим учреждением», призванным что-то обеспечивать, и уж тем более не «слугой», но «хозяином» и «начальником» (отсюда, в частности, отношение к высшей власти как к «царской», по поводу чего либералы исходят желчью). Люди уверены, что так «было, есть и будет», не людьми установлено и не людьми будет изменено. Логически следующая из этого «надчеловечность» не всеми формулируется, но она, если угодно, осознается на подсознательном уровне.

Во-вторых, еще в 1990-е годы в обществе обозначился правый тренд. Это проявлялось и в росте патриотических и националистических настроений, и в требованиях наведения порядка и «восстановления государства».

Вначале тренд был «одним из», но к концу десятилетия стал едва ли не доминирующим. Его пытались интерпретировать как «постсоветский», «постимперский» синдром, но поскольку он не слабеет, явно имеет место более глубокое и долгосрочное явление. Не все в нем конструктивно, национал-экстремизм тоже входит в «пакет». Но тут ничего не поделаешь. Надо просто, что называется, секатором подрезать.

Я уверен, что доля правого электората сейчас совокупно составляет никак не меньше 30–35 процентов. Но проблема в том, что в действительности многие наши правые или «правые с левым уклоном» самоопределяют себя как левых или вообще никак не самоопределяют. Здесь играет немалую роль и наследие 74 лет коммунистической власти, культивировавшей гибридный левоправый патриотизм, лево-правое государственничество, и дискредитация слова «правые» в наше время — об этом, впрочем, уже говорилось в самом начале.

Еще одна проблема — раскол правого электората. Есть правые, настроенные «протестно» по отношению к действующей власти. Есть правые лоялисты, считающие власть достаточно правой или правеющей, и те правые, которые просто поддерживают власть даже вне зависимости от соответствия ее риторики и политики их убеждениям.

Первые или не голосуют, или выбирают оппозиционные и квазиоппозиционные лево-правые партии: КПРФ, «Родину», в последнее время к ним добавилась Российская партия пенсионеров (РПП) и другие. Официально объявляя себя левыми, они активно используют правые лозунги, то есть по факту это лево-правые партии. Возьмем КПРФ. Сама себя она идентифицирует как правопреемницу не только КПСС, но даже РСДРП(б) и постоянно выдвигает социальные требования, обернутые в марксистско-ленинскую фразеологию. Однако при этом Компартия также постоянно провозглашает в качестве своих ценностей державность, государственность, русскую историю, патриотизм, даже православие. Ленина бы стошнило от такого «черносотенства». Особняком стоит ЛДПР. В риторике Жириновского круто перемешаны обрывки и левых, и правых, и либеральных идей. Публично он себя левым не позиционирует. И, к счастью, он не объявляет себя и правым.