Александр Орлов - За кулисами второго фронта
Таким образом, СССР не смог выйти из изоляции, в которой он оказался после мюнхенского сговора. Продолжались бои на Халхин-Голе. Не исключалась — так полагали в Кремле — и возможность «нового Мюнхена». Необходимо было обеспечить безопасность СССР и не позволить втянуть его в надвигавшуюся войну.
Агрессия Германии против Польши казалась уже неизбежной. Явные и тайные пружины дипломатических контактов в сложном переплетении переговоров между западными державами и СССР, Англией и Германией, Германией и Советским Союзом сжались до предела. Европа пребывала в ожидании войны. В образовавшемся политическом цейтноте все неагрессивные страны стремились обеспечить себе наилучшие позиции как при сохранения мира, так и на случай войны.
С приближением срока нападения на Польшу (часть войск вермахта уже выдвинулась к польской границе, в стране шла частичная мобилизация) Гитлер спешил изолировать Польское государство, не допустить советско-англо-французского соглашения. Зная о стремлении СССР избежать втягивания в войну и добиться гарантий для Прибалтики, Берлин готовился предложить ему пакт о ненападении, который отвечал национальным интересам Советского государства и в то же время позволял Гитлеру воевать с Польшей без вмешательства СССР. Он предлагал нашей стране то, в чем ей отказывали западные державы.
Военно-политическое положение в Европе рассматривалось 11 августа на заседании Политбюро ЦК ВКП(б). Особое внимание было уделено готовящемуся нападению Германии на Польшу и попыткам Гитлера договориться с Чемберленом. Видя бесперспективность московских англо-франко-советских переговоров, Политбюро сочло целесообразным вступить в официальное обсуждение возможных германских предложений, о чем известить Берлин.
14 августа статс-секретарь германского МИД Вейцзеккер поручил послу Шуленбургу сообщить Советскому правительству, что «если Россия предпочтет союз с Англией, то она неминуемо останется одна, лицом к лицу с Германией, как это было в 1914 г. Если же Советский Союз предпочтет взаимопонимание с рейхом, он обретет безопасность, которую он так жаждет. И получит все гарантии для ее обеспечения».
15 августа Шуленбург был принят Молотовым. Германский посол зачитал полученное им днем ранее послание Риббентропа с заверением в том, что правительство Германии не имеет «никаких агрессивных намерений» в отношении СССР и предлагает урегулировать «к полному удовлетворению обеих сторон» все спорные проблемы, для чего в Москву в самое ближайшее время готов лично прибыть министр иностранных дел.
Молотов в связи с этим заявил, что для советского руководства «важно выяснить мнение германского правительства по вопросу о пакте ненападения», а также о гарантиях для Прибалтийских государств и сдерживающем влиянии Германии на Японию.
17 августа Шуленбург сообщает Молотову о согласии Германии заключить с СССР пакт о ненападении, дать совместно с Советским Союзом гарантии Прибалтийским государствам и повлиять на Японию с целью улучшить и укрепить советско-японские отношения. Для решения этих вопросов правительство рейха настаивало на срочном принятии в Москве Риббентропа, которому Гитлер дал все необходимые полномочия.
От имени советского правительства Молотов приветствует поворот к улучшению отношений Германии с СССР и предлагает включить в пакт о ненападении специальный протокол о важнейших для договаривающихся сторон вопросах внешней политики в духе германского заявления от 15 августа. При составлении протокола инициатива должна исходить не только от советской стороны, но и от германской. До приезда Риббентропа, сказал Молотов, необходимо провести соответствующую подготовку.
Советское правительство к тому времени располагало информацией о вероятности нападения на Польшу буквально в ближайшие же дни.
20 августа Гитлер обращается к Сталину с просьбой принять Риббентропа 22 или 23 августа.
22 августа представителям иностранных телеграфных агентств в Москве дается разъяснение, что прибытие Риббентропа не является несовместимым с продолжением переговоров между СССР, Англией и Францией в целях организации отпора агрессии.
В тот же день глава французской военной миссии генерал Думенк сообщает Ворошилову, что он получил от своего правительства полномочия подписать военную конвенцию, но о позиции английского, польского и румынского правительств ему ничего не известно. Но при таком положении вещей о подписании конвенции не может быть и речи, тем более что польское правительство категорически отказывается идти на какие-либо договоренности с СССР.
В поддень 23 августа Риббентроп прибывает в Москву. Переговоры между ним, Сталиным и Молотовым длятся всю вторую половину дня и завершаются в ночь на 24 августа подписанием договора о ненападении (и секретного дополнительного протокола, о котором общественность не знает). Договор о ненападении опубликован в советской печати на следующий день. Заключенный на десятилетний срок, он вступает в силу сразу после подписания, еще до ратификации. В нем — обязательства воздерживаться от всякого насилия, от всякого агрессивного действия и всякого нападения в отношении друг друга как отдельно, так и совместно с другими державами. Обе стороны обязываются проводить периодические консультации, чтобы информировать друг друга по вопросам общих интересов. Споры или конфликты должны решаться исключительно мирным путем.
Предложенный Риббентропом секретный дополнительный протокол предусматривал, что «сфера интересов» Германии не включает территорию Латвии, Эстонии, Финляндии и что границей «сфер интересов» сторон станет «северная граница Литвы». «В случае территориально-политического переустройства областей, входящих в состав Польского государства, граница сфер интересов Германии и СССР будет приблизительно проходить по линии рек Нарев, Висла, Сан». Это означало, что в случае войны с Польшей войска вермахта не пойдут восточнее этой линии, а вопрос об областях с преобладанием украинского и белорусского населения не будет решаться без согласия Советского Союза. Секретные договоренности касались и Бесарабии, отторгнутой Румынией у СССР в конце 1917 — начале 1918 г.; подчеркивался интерес Советского Союза к этой области и незаинтересованность в ней Германии.
Это была договорная гарантия сохранения той линии, которую германские войска не должны были пересекать, что было необходимо для безопасности СССР.
Содержание пакта о ненападении и секретного дополнительного протокола ныне хорошо известно.
Эти вопросы были предметом специального рассмотрения на II Съезде народных депутатов СССР (декабрь 1989 г.), где им была дана политическая и правовая оценка.
Для СССР советско-германский пакт, при всех его морально-правовых издержках, был жизненно необходим, ибо позволял Советскому государству сохранить нейтралитет, не быть втянутым в войну между Германией и западными странами, которая, как полагали в Кремле, могла начаться в ближайшее время. Тут был расчет, что война примет затяжной характер и ослабит обе сражающиеся стороны, а СССР выиграет время для усиления своего военно-экономического потенциала и повышения обороноспособности страны. Главной целью было не стремление избежать войны вообще, а оттянуть вступление в войну на возможно более длительный срок и встретить ее, как говорится, во всеоружии. Кроме того, война между Германией и англо-французской коалицией исключала возможность создания единого антисоветского империалистического фронта. А в случае нападения Германии на СССР уже в ходе ее войны с западными демократиями они объективно становились союзниками Советского государства.
Таким образом, пакт давал возможность выиграть время и создать более благоприятную для СССР международную ситуацию. Но, как показали дальнейшие события, советское правительство не сумело полностью использовать эти возможности. Советский Союз оказался втянутым в войну в неблагоприятных для него условиях. Ошибки в оценке международной обстановки привели к ложным выводам и непродуманным действиям нашего правительства.
Но все это было потом, а тогда, в августе — сентябре 1939 г., все диктовалось жестокой необходимостью и оставалось только следовать ей. Так Черчилль об этом писал:
«Советскому Союзу было жизненно необходимо отодвинуть как можно дальше на Запад исходные позиции германских армий, с тем чтобы русские получили время и могли собрать силы со всех концов своей колоссальной империи… Если их политика и была холодно-расчетливой, то она была также в тот момент в высокой степени реалистичной».
Эту оценку разделяли и некоторые крупные политики Запада: лидер либеральной партии Ллойд Джордж, английский посол в СССР У. Сидс и другие.
Через неделю после подписания советско-германского пакта Германия напала на Польшу.
