Игорь Овсяный - 1939: последние недели мира.
Планы Соединенных Штатов и Великобритании отличались не меньшим цинизмом и коварством. В обстановке быстро нараставших империалистических противоречий они видели одну из основных своих задач на Дальнем Востоке в провоцировании японо-советского вооруженного конфликта. Таков был подлинный смысл проводившейся этими державами политики «дальневосточного Мюнхена».
Итак, в результате разбойничьих действий агрессоров и политики «умиротворения», проводимой западными державами, весной 1939 г. человечество оказалось на пороге мировой войны. Противоречия между двумя империалистическими группировками приближались к своей кульминационной точке. Зоной непосредственной опасности стала Европа. Будучи средоточием многих и ярких национальных культур, одной из вершин мировой цивилизации, она была превращена в пороховой погреб. Достаточно было незначительного инцидента, чтобы вызвать взрыв, который увлек бы за собой десятки стран и народов на всех континентах.
10 марта 1939 г. в Москве открылся XVIII съезд Коммунистической партии. Работа съезда отразила миролюбивые устремления Советского Союза, его заботу об упрочении мира. В Отчетном докладе ЦК ВКП(б) отмечалось, что новая империалистическая война, незаметно подкравшаяся к народам, практически стала фактом. Она втянула в свою орбиту свыше 500 млн. человек и распространилась на огромную территорию – от Шанхая и Кантона, через Эфиопию, до Гибралтара. «Характерная черта новой империалистической войны, – говорилось в докладе, – состоит в том, что она не стала еще всеобщей, мировой войной. Войну ведут государства-агрессоры, всячески ущемляя интересы неагрессивных государств, прежде всего Англии, Франции, США, а последние пятятся назад и отступают, делая агрессорам уступку за уступкой».
Чем объяснить такой однобокий и странный характер войны? Разумеется, это не являлось результатом слабости буржуазно-демократических государств. Вместе взятые, они, бесспорно, были сильнее фашистских государств и в экономическом и в военном отношении. Главная причина заключалась в отказе большинства из них, прежде всего Англии и Франции, от политики коллективной безопасности, коллективного отпора агрессорам, в их переходе на позицию невмешательства, «нейтралитета».
Формально политику невмешательства можно охарактеризовать так: пусть каждое государство защищается от агрессии, как может, наше дело – сторона, мы будем торговать и с агрессорами, и с их жертвами. На деле это означало попустительство агрессорам, развязывание войны и, следовательно, превращение ее в мировую.
С большой силой на съезде была вскрыта антисоветская природа проводившегося западными державами внешнеполитического курса. «В политике невмешательства, – говорилось в Отчетном докладе, – сквозит стремление, желание – не мешать агрессорам творить свое черное дело, не мешать, скажем, Японии впутаться в войну с Китаем, а еще лучше с Советским Союзом, не мешать, скажем, Германии увязнуть в европейских делах, впутаться в войну с Советским Союзом, дать всем участникам войны увязнуть глубоко в тину войны, поощрять их в этом втихомолку, дать им ослабить и истощить друг друга, а потом, когда они достаточно ослабнут, – выступить на сцену со свежими силами, выступить, конечно, „в интересах мира“, и продиктовать ослабевшим участникам войны свои условия.
И дешево и мило!»[28]
Приведенные выше документы и факты, в том числе ставшие известными значительно позже, говорят о том, насколько глубоко и правильно наша партия, опираясь на марксистский анализ ведущих тенденций мирового развития, на точный учет классовых сил на международной арене, оценила сложившуюся в тот период обстановку. С огромной силой прозвучал призыв съезда ко всем народам мира усилить бдительность в отношении опасных происков империалистов и предотвратить новую военную катастрофу.
Съезд подтвердил, что основной задачей СССР в области внешней политики остается борьба за сохранение мира и обеспечение безопасности страны. Он выдвинул задачу и впредь помогать народам, ставшим жертвой агрессии, укреплять деловые связи со всеми миролюбивыми странами. Вместе с тем следовало соблюдать осторожность, чтобы не дать провокаторам втянуть наше государство в военный конфликт.
С гневом и возмущением воспринял советский народ сообщение о ликвидации независимости Чехословакии. В резкой ноте, показывающей полную несостоятельность попыток гитлеровцев «обосновать» свою политику, правительство СССР уведомило рейх, что его действия не могут не быть признанными «произвольными, насильственными, агрессивными».
«…Советское правительство, – говорилось в документе, – не может признать включение в состав Германской империи Чехии, а в той или иной форме также и Словакии правомерным и отвечающим общепризнанным нормам международного права и справедливости или принципу самоопределения народов.
…По мнению Советского правительства, действия германского правительства не только не устраняют какой-либо опасности всеобщему миру, а, наоборот, создали и усилили такую опасность».
Советское заявление имело огромное значение для мобилизации международного общественного мнения, всех миролюбивых сил на борьбу против замыслов империалистов, таивших смертельную опасность для народов.
Цель – мировое господство рейха
В «Бергхофе», личной вилле Гитлера в Баварских Альпах, близ границы с Австрией, встречали Новый, 1939 г. За высокими прямоугольными окнами ярко освещенной залы темнели заснеженные вершины гор. Среди забав, подготовленных для гостей, было гадание «по древнему тевтонскому обычаю». Расплавленный свинец выливали в холодную воду, и он мгновенно застывал. Затем, глядя на его причудливые очертания, пытались угадать, что несет грядущее. Несмотря на очевидную бессмысленность занятия, Гитлер, как человек суеверный, был недоволен тем, что вещали ему боги. Всю остальную часть вечера он молча просидел в кресле у камина, хмуро глядя на огонь.
Думал ли он в тот вечер о своем безумном замысле – походе на Советский Союз? Не почудилось ли ему, что в странных контурах застывшего металла пред ним на миг явилась фигурка другого завоевателя, отчаянно скачущего в кибитке по бескрайним снегам России, – Наполеона, бросившего разбитую армию на произвол судьбы? Быть может, и впрямь гаданье было вещим?
Еще в молодые годы с исступлением фанатика Гитлер был привержен идее создания «Великой Германии». Такой человек стал находкой для германских промышленных и финансовых магнатов, обуреваемых алчным желанием установить свое господство не только в Европе, но и во всем мире. Чувства эти подогревались жаждой реванша после капитуляции 1918 г. В кассу фашистской партии незримо потекли огромные средства, переводимые гигантскими концернами и крупнейшими банками, фактически господствовавшими в экономике страны. В 1933 г., опираясь на поддержку германской и международной реакции, гитлеровцам удалось захватить власть. Начался кровавый террор против коммунистов, всех демократических сил. И с этого момента, словно самолет, вошедший в штопор, фашистская Германия устремилась к войне… и к своей катастрофе.
Главным звеном захватнической программы гитлеровцы сделали поход против Советского Союза. «Просторы России станут нашей Индией», – говорил «фюрер» в кругу своих приспешников. Несметные богатства нашей Родины, ее недр и полей, плоды труда советских людей должны были служить становым хребтом для создания «Великой Германии». Реализовать свои планы Гитлер рассчитывал, разумеется, под флагом защиты «европейской цивилизации» от большевизма…
Осуществимо ли все это? Легкость, с которой западные державы позволили захватить Австрию и расчленить Чехословакию, создала у Гитлера убеждение, что сложилась исключительная ситуация, которая, возможно, никогда больше не повторится. Дело в том, что германские милитаристы всегда сетовали на «невыгодное» стратегическое положение страны в центре континента. Недаром «железного канцлера» Бисмарка мучил «кошмар коалиций», то есть опасность для Германии оказаться вовлеченной в борьбу на два фронта. В первую мировую войну генерал Шлиффен предложил разрешить «проблему», осуществив молниеносный разгром Франции, прикрывшись рыхлым телом своего союзника – Австро-Венгерской монархии, а затем сразу же повернуть на восток. Стремительный натиск русских войск сорвал план и спас Францию от поражения.
Теперь, в 1939 г., у Гитлера, казалось, в руках был козырь, который позволял наконец преодолеть этот невыгодный для Германии «стратегический гандикап». Таким козырем являлся глубокий антисоветизм правящих кругов западных держав, нашедший выражение в так называемой политике «умиротворения». По данным, которыми располагал шеф абвера Канарис, самое позднее летом 1937 г. у Гитлера сложилось убеждение, что ему нет оснований опасаться противодействия «походу на Восток» со стороны западных держав, что он может идти на любой риск.
