Анатолий Уткин - Вторая мировая война
Майского одолевало нетерпение узнать, почему Сталин предсказал Идену, что война будет длиться еще лишь год. Каковы основания для такого оптимизма в условиях, когда враг едва отошел от ворот столицы? Он подошел к Сталину во время одного из перерывов с этим вопросом. Сталин пожал плечами, нужно же было сказать нечто, что подняло бы общий тонус. Но Майский не поверил. «Сталин не был человеком, бросающим слова на ветер».
Германия: после блицкрига
Немцы стояли перед суровой дилеммой: стоять на промерзших позициях до конца или отступать — по возможности упорядоченно. Именно в тот момент — после первой недели советского наступления — вмешательство Гитлера в оперативное руководство войсками стало постоянным, жестким и недвусмысленным: стоять до последнего, удерживать старые позиции, невзирая на потери и риск окружения. Немалое число германских военных авторитетов видело в гитлеровской бескомпромиссности упрямое своеволие, губительное для германской армии. Лишь позже среди генералов вермахта стало почти общепризнанным, что линия на удержание войск от хаотического отступления была единственно верной тактикой. Неорганизованный отход назад выгонял германские войска в чистое поле, где они становились еще более уязвимыми, отход мог превратиться в неудержимое бегство. Судьба Наполеона присутствовала в беседах читающих офицеров.
Этот новый год начался без обычных в последние годы для Германии триумфальных новостей. 2 января 1942 года Гитлер отдал своей девятой армии приказ «не отдавать ни дюйма территории», и ценой потерь немцы ослабили продвижение Жукова вперед. В Крыму немцам все же удалось потеснить керченский десант. Но на центральном участке фронта 39-я армия все же пробилась сквозь линию германского фронта у Ржева. Части в белых маскхалатах наступали теперь гораздо грамотнее. Ориентация на местности и работа разведки становились значительно профессиональнее. Помогали и местные жители. По оценке руководства второй танковой армии вермахта, «многократно было замечено, что противник хорошо информирован о слабых местах в нашей обороне и часто ведет прицельный огонь по разделительным линиям между нашими корпусами и дивизиями». Немцы полагали, что информацией советское военное командование снабжали, рискуя собой, жители подмосковных деревень и поселков.
Критический характер ведущегося сражения в рейхе ощущали не все. Часть нацистской машины уже уверенно осваивала новый «лебенсраум». Именно во исполнение планов эксплуатации новых обширных земель нацисты послали на Украину и в Польшу восемнадцать тысяч членов «гитлерюгенда» — осваивать новые приобретения рейха. К ним присоединились несколько сот сторонников «нового порядка» из Голландии, Норвегии, Дании, здесь был объявлен «Год службы на Востоке». Германскому руководству эти мероприятия представлялись началом огромного процесса освоения колоссальных восточных просторов, куда после победоносного окончания войны съедутся ветераны боевых частей, бауэры из Германии и стран-сателлитов (предпочтительно скандинавских, арийских).
Но сквозь цифры ежедневных сводок, эмоционально окрашенные дискуссии в ОКВ и ОКХ, вождение карандашами по картам стал просматриваться кардинальный по важности факт — блицкриг и в летнем и в осенне-зимнем варианте не удался. Стратегические цели Германии не достигнуты. Следовало готовиться к затяжному конфликту, в котором особую значимость приобретали обстоятельства военного производства в противостоящих друг другу странах. Здесь в столь любимое немцами планирование неожиданно вмешались новые обстоятельства. Военно-строительные работы и военное производство в Германии возглавлял пользовавшийся значительным авторитетом доктор Тодт. Этот деятель нацистского режима, немало ездивший по завоеванным землям, все более проникался скептицизмом. Он был под большим впечатлением от виденных им «остановившихся поездах-госпиталях, в которых раненые замерзают до смерти, войска в деревнях и на хуторах имеют жалкий вид, будучи отрезанными от мира снегом и холодом». В это же время в рейхе строят монументы и дороги, которые не имеют никакого касательства к местам, где действительно решается судьба Германии, где, как на Украине, войска не получают необходимого продовольствия и боеприпасов и где среди немецких солдат растет недовольство условиями снабжения в России.
Тодт начинает бить тревогу. Все германские ресурсы должны быть направлены на военные усилия, иначе рейх ждут тяжелые времена. Встает вопрос о том, кто заменит рабочую силу, мобилизуемую в армию. 25 декабря он получил от Гитлера в Растенбурге приказ об использовании двух с половиной миллионов человек «достойной употребления русской рабочей силы» для вспомогательных строительных работ. «С такой рабочей силой, — сказал Гитлер, — мы сумеем преодолеть кризис в столь необходимом для нас машиностроении».
Накануне нового, 1942 года Гитлеру доставили новый граммофон, музыка неизбежного Вагнера и веселого Штрауса полилась в «Волчьем логове». Обслуживающий персонал обычно завершал веселье самого большого праздника у Гитлера. На этот раз он испортил им компанию. Трехчасовой разговор по телефону с фельдмаршалом Клюге, в ходе которого Гитлер яростно настаивал на том, чтобы «стоять и держаться», в буквальном смысле лишил его сил. Пришедшей компании он уже ничего хорошего сказать не мог, и разочарованные секретарши разбрелись по своим кельям. Одну фразу он все же сказал, узкому кругу своих приближенных в «Вольфшанце»: «Будем надеяться, что 1942-й год принесет мне так же много удачи, как и 1941-й». Обращаясь к германскому народу, он объявил: «Тот, кто сражается за жизнь нации, за ее хлеб насущный и ее будущее, непременно победит; но тот, кто в этой войне со всей своей еврейской ненавистью желает уничтожить целые нации, потерпит поражение».
Накануне нового года все три германские группы армий — «Центр», «Север» и «Юг» — получили еще один категорический приказ: оказывать «фанатическое сопротивление» и, платя любую цену, сохранять завоеванные прежде позиции. Столкнулись две воли. Немцы взрывами создавали на центральном участке оборонительные позиции. Их поредевшие части еще сурово подчинялись дисциплине почти нечеловеческого приказа, вгрызаясь в промерзшую русскую землю.
В эти дни в Ленинграде от голода ежедневно умирали три-четыре тысячи человек. Они умирали на улицах, в своих скромных комнатах, они падали и не поднимались, они засыпали и не просыпались. На Пискаревское кладбище тянулись молчаливые люди с санками, на которых лежали ушедшие из этого мира близкие. И нередко, спустив в братскую могилу своего покойника, хоронящие сами в бессилии падали вслед за ним. Это было молчаливое падение, смерть сделала всех немыми. Эта немота требовала мщения.
На фронте в последний день года Красная Армия, не жалея себя, рвалась по белым полям. Немецкие пулеметы раскалялись до предела, но только смерть могла остановить это суровое мщение. Накануне Красная Армия взяла Козельск, еще месяц назад стоявший по немецкую сторону линии Медынь — Орел. Далеко на юге, на Керченском полуострове, войска при температуре минус двадцать уже третий день бились за плацдарм в Феодосии. Убитые немедленно становились блоками льда и немедленно использовались как защита. Но жертвы имели смысл — немцы были вынуждены прекратить концентрацию сил против Севастополя, чья жизнь продлевалась еще на полгода.
Самоотверженность и стойкость Красной Армии, ее лучших частей, давала свои результаты. За семь месяцев войны германские войска потеряли не менее 200 тысяч солдат и офицеров убитыми. Не все потери восстановимы. Немцы теряли офицеров и солдат профессиональной выучки. Им на смену часто шли новички. Помимо погибших — в наступившей зиме даже относительно небольшая рана оказывалась смертельной — германская армия теряла сотни тысяч раненых. Мороз вносил свою лепту. У четырнадцати тысяч солдат под Москвой были ампутированы конечности. 62 тысячи случаев обморожения классифицировались как увечье «средней серьезности» — что означало, что данные солдаты уже не могли участвовать в боевых операциях. Вермахт — высококвалифицированная армия короткой войны — попал в положение, когда исход грандиозного противостояния не мог быть обеспечен несколькими кинжальными ударами. Война на выживание становилась долговременным противостоянием двух воль, двух организаций, двух экономик. Но прежде всего Вторая мировая война превращалась для Советского Союза в Великую Отечественную войну. Грабитель ворвался в наш дом, он дошел до жизненных центров, он поставил страну на грань выживания. Он вызвал у великого народа инстинкт самосохранения, теперь никакие жертвы не были слишком большими. Вермахт вступил в войну, решающим обстоятельством которой стало то, что невозможно было рассмотреть в лучший цейссовский бинокль, — решимость принести в жертву свою единственную жизнь. Новый военный опыт учил, как принести эту жертву дороже.
