Владимир Козлов - Неизвестный СССР. Противостояние народа и власти 1953-1985 гг.
Примером вопиющих подтасовок можно считать обвинение И. А. Гранкина в нападении на милицию. «Засудить» тяжело больного инвалида помогли клеветнические показания давно ненавидевшей подсудимого соседки.[905]
Рад свидетелей пытался противостоять нажиму следствия, выдавливавшему из них нужные показания. Например, оператор газораспределительной станции Н. Г. Федоров, как уже говорилось, отказался опознавать участников «похода» Сергея Сотникова, а «в части угроз ему со стороны хулиганов показаний не дал».[906] Некоторые свидетели так и не признали в Екатерине Левченко зачинщицу нападения на милицию 2 июня 1962 г.[907] В тех случаях, когда не удавалось найти удобных свидетелей из числа жителей города, следствие обращалось к помощи «понимающих момент» и то, что от них требуется, к сотрудникам милиции. Чтобы облегчить покладистым свидетелям жизнь, следствие в ряде случаев отказывалось от проведения очных ставок с подследственными.
Готовясь к первому судебному процессу и составляя обвинительное заключение, прокурор Ю. Шубин (еще до сформирования дела) составил справки на всех обвиняемых, в которых собрал весь компромат, который только можно было использовать для очернения личностей будущих подсудимых, и сформулировал как бы «практические рекомендации» по ведению процесса для А. А. Круглова, государственного обвинителя на процессе по делу № 22, и Л. Н. Смирнова, Председателя Верховного» суда РСФСР, ведшего процесс.[908]
Суд, как и доказывали в своих многочисленных жалобах осужденные, действовал заодно со следствием и обвинением, вполне разделяя их специфическую логику доказательств и тактику действий. Чтобы не было неожиданностей, решили «подготовить» к процессу даже адвокатов подсудимых. Во всяком случае, попытки родственников самостоятельно нанять платных адвокатов были пресечены. По словам Сильченкова, его жена пригласила адвоката, заплатила большие для семьи деньги (140 руб.).. С делом «наемный адвокат» (выражение Сильченкова) познакомился, но на процесс его так и не пустили — защиту передали «казенным» адвокатам. Деньги пропали. Вернули только 42 рубля.
Сам суд «провернули» быстро. Возражавшим и не желавшим каяться подсудимым немедленно затыкали рот. «Суд буквально не давал мне говорить, — жаловался В. Уханов. — Вернее, он давал мне говорить, но как только я начинал говорить, судья прерывал меня: „Садись, хватит, суду все ясно“. При этом доставал из дела старый, с времен 1947 года мой приговор и, потрясая им, говорил: „Садись, с прошлого твоего известно, кто ты, и что ты с себя представляешь. Суду все ясно“».[909]
Выполняя заказ верховной власти, суд вынес приговоры, в том числе «расстрельные», ни в коей мере не соответствовавшие тяжести содеянного и основанные на фальсифицированных уликах. В худшем положении, как это ни парадоксально, оказались те обвиняемые, которые никакого физического насилия по отношению к представителям или сторонникам власти не совершали. «Мы находимся на строгом режиме все вместе… — писал Е. Сильченков. — И вот среди нас есть лица, которые совершили физически особо тяжкое государственное преступление. Но они осуждены как хулиганы ст. 206… Я понимаю, если б не было хулиганов, то не нужно было бы искать и делать подстрекателей, в которые я попал без вины. А эти твари, которые прямые преступники, уже расконвоированы, и им доверие, а все делает статья, написанная на белой бумаге, но некому даже заглянуть в их черные души».[910]
В задачу, книги не входит подробный анализ юридической состоятельности следствия, суда и приговоров по делам о массовых беспорядках в Новочеркасске. Однако и сказанного достаточно, чтобы понять: по прямому поручению верховной власти в Новочеркасске готовилась показательная расправа, призванная запугать и образумить «распустившихся» горожан, политически и морально дискредитировать участников волнений, сформировать даже у тех, кто «не попался», комплекс вины перед властью.
Первый, наиболее важный для властей открытый процесс проходил 14–20 августа 1962 г. в Новочеркасске. Судили тех, кого власти решили отнести к организаторам и зачинщикам беспорядков, — А. Ф. Зайцева, М. А. Кузнецова, В. Д. Черепанова, Б. Н. Мокроусова, А. А. Коркача, С. С. Сотникова, В. Г Шуваева, Е. П. Левченко, В. И. Черных, Г. А. Гончарова, И. П. Служенко, Г. Г Каткова, Г. М. Щербана и Ю. В. Дементьева. Семерых приговорили к расстрелу, остальных к длительным срокам лишения свободы (от 10 до 15 лет). Для того, чтобы вынести «расстрельные» приговоры, предварительное следствие и суд, пошли на грубое нарушение закона. Они предъявили «семерке» и сочли доказанным обвинение в бандитизме — ст. 77 УК РСФСР (редакция 1960 г.), предусматривающая смертную казнь. Ст.79 УК РСФСР (массовые беспорядки) такой меры наказания не предусматривает. Авторы публикации документов о событиях в Новочеркасске отметили, что применение Cт.77 к участникам беспорядков было неправомерно. В Комментарии к УК РСФСР говорилось, что непременным условием отнесения того или иного деяния к бандитизму является применение обвиняемым оружия (предметов, предназначенных исключительно для поражения живой цели, для права пользования, ношения и хранения которых требуется специальное разрешение). В том же Комментарии к квалифицирующим признакам бандитизма была отнесена устойчивость группы (объединение людей не для одного только акта, но и для последующих действий).[911] Ничего подобного, как мы видели, в действиях даже самых активных участников волнений следствию обнаружить не удалось. Но кого это могло остановить в стране, где воля «начальства» выше совести и закона?!
Судебный процесс должен был не только напугать жителей Новочеркасска, но и доказать им, что танки в город вводили правильно, что у власти не было иного выхода как расстрелять толпу «хулиганствующих» и кровавых бандитов и т. п. Одновременно верховные правители и прежде всего Хрущев пытались убедить и самих себя в том, что «народ» на их стороне. Не случайно о ходе процесса КГБ, Прокуратура СССР и отдел пропаганды и агитации ЦК КПСС по РСФСР регулярно информировали высшее руководство страны. С первой информацией КГБ и Прокуратуры СССР, датированной 16 августа 1962 г., ознакомились члены и кандидаты в члены Президиума ЦК КПСС, секретари ЦК КПСС. На полях документа остались визы Н. С. Хрущева, Г. И. Воронова, А. И. Микояна, А. Н. Косыгина, Л. И. Брежнева, Н. М. Шверника, О. В. Куусинена, Л. Ф. Ильичева, М. А. Суслова, Д. С. Полянского, В. В. Гришина.
Все в этой информации должно было доказать, что принятое решение было абсолютно правильным и «народ» вполне разделяет ненависть власти к бунтовщикам и «хулиганствующим». Еще бы! Одни преступники сами раскаялись, другие, те, кто свою вину полностью или частично отрицал, — «были изобличены свидетелями как отъявленные преступники, рвачи и морально разложившиеся люди».[912] Успокоительным бальзамом для «начальства» должны были стать тщательно подобранные КГБ и отвратительные по своей кровожадности «высказывания» очевидцев процесса, на котором ежедневно присутствовало до тысячи человек «общественности» (по другим сведениям, 450–500 человек[913]). «Многие рабочие, побывавшие на суде, — говорилось в информации, — высказывают мнение, что таких преступников нужно не судить, а стрелять без суда и следствия. Рабочие сборочного цеха электровозостроительного завода Радченко и Шиния, возвратившись с процесса; рассказали в цехе об истинном лице людей, которых судят. Их рассказ был встречен возгласами рабочих по адресу преступников: „Сволочи“, „толстосумы“, „чего они хотели добиться“. Токарь аппаратного цеха этого завода Ферапонтов рассказывал товарищам по работе: „Судят отъявленных негодяев, многие из них в прошлом уголовники. Есть два паразита, которые больше всех кричали об улучшении жизни, а у самих имеются собственные дома, дачи, у одного автомобиль, у другого — мотоцикл. Таких гадов надо изолировать от общества и наказать самым суровым образом“».[914]
Власть услышала то, что она хотела услышать: «Где были наши глаза, за кем мы пошли, ведь там одни только бандиты, которые по 3–4 раза судимые и по семь раз были женаты».[915] В целом, первый судебный процесс над участниками волнений свою сверхзадачу выполнил. «Начальство» могло быть довольно. Приговор зал встретил «продолжительными аплодисментами», а КГБ и Прокуратура СССР гордо заявили; «Если ранее часть людей не понимала происшедших событий, то теперь жители гор. Новочеркасска разобрались в их существе, поняли, что беспорядки были спровоцированы уголовно-хулиганствующими элементами и с возмущением осуждают преступные действия бандитов и хулиганов».[916] Лишь заведующий отделом пропаганды и агитации ЦК КПСС по РСФСР В. И. Степаков сквозь зубы выдавил из себя признание. Оказывается «отдельные лица» все-таки выражали «свое сочувствие осужденным, считая их действия правильными».[917]
