Панславизм-Евразийство - Денис Роиннович Гаврилов
Чингисхан один из немногих кто делил людей на 2 группы, людей с рабским сознанием перед господином и стремлением к наживе, и тех воинов, которые видели в служении власти божественное служение. Последние и были ядром той элиты, которая смогла построить огромную империю. Чингисхан учил уважать другие религии и оберегал их. Это сыграло существенную роль в сохранении православной веры перед натиском крестоносцев с Запада, которые стремились поработить русь под своими знамёнами.
С развенчания мифа о деспотии монголо-татарского ига в евразийстве развенчан также и «счастливый» императорский период. Для духовной жизни общества это был кризис. Отнюдь не большевики первыми начали гонения на церковь, они в этом лишь продолжили романовскую линию, где при Петре церковь стала служанкой государства, а при Екатерине началось закрытие порядка 80% монастырей, при том, что государственные заслуги этих монархов сложно переоценить. Всё это порочный круг европейской мысли, который необходимо раз и навсегда размежевать с нашей цивилизацией.
В 1930-х гг. вместе с остальными евразийцами Трубецкой выступил против национал-социализма Гитлера, увидев в нём своеобразный расовый биологический материализм несовместимый с православным мировоззрением. За свои критические антинацистские статьи он подвергся натиску гестапо, был арестован, а его рукописи впоследствии обыска утрачены. Эти потери было тяжело перенести, и вскоре после освобождения он скончался от инфаркта миокарда.
Основная заслуга Николая в том, что в поиске самобытной идеи для России он последовательно отвергает и комплекс идей прогрессистов о России как части европейской цивилизации ценой отказа от государственной мощи, от великодержавности, так и от идей реакционеров-консерваторов ценой полного порабощения народа и общества, отказа от просветительской деятельности. Средина же, состоящая из либералов, напрочь отвергалась как носительница европейского буржуазного сознания, живущая очередной утопией.
Не трудно проследить насколько прав был Трубецкой в своём отвержении романо-германской культуры. Советский Союз, отказавшись от постоянного заимствования культуры и науки Европы и мобилизируя собственные ресурсы, смог не только перегнать её с точки зрения научного развития, но и отразил исконные формы жизни нашего народа в кинофильмах и книгах. Сохраняя внешний материализм, новая форма жизни позволила вернуться к истокам русской философии. И наоборот, огульное западничество с 90-х гг. до сих является причиной того, что Россия вновь приспособилась и встала в своём развитии в хвосте европейской цивилизации.
И только идеократическое по-настоящему духовное идейное течение, берущее в своей основе православную традицию, сможет воплотить истинный архетип нашей природной государственности и цивилизации. Отказ от всех материалистических идеологий первоочередная задача современной философской русской мысли.
Наследие Трубецкого
Не случайно дворянская семья Трубецких дала России столько выдающихся творцов и философов. Их поколения оставили после себя не только богатое духовное наследие, но и пример служения Родине и строительства семьи. Как пишет А. В. Соболев: «В семье Трубецких так уж сложилось, что главными средствами «углубления» души, воспитания способности различения между «выше» и «ниже», а также радостной устремлённости ввысь явились музыка и духовно-нравственный пример родителей».
О принципах воспитания в семье философов Трубецких ярко также свидетельствует письмо их матери. «Ещё до рождения детей, – пишет она своим сестрам, – во время беременности, я молилась и особенно любила слова: «Даруй им души всеразумные к прославлению Имени Твоего». Дай Бог, чтобы до конца жизни сыновья мои продолжали искать свет и совершенствовались по возможности. Высшего счастья не на земле. Я мечтаю о том, чтобы со временем они стали миссионерами. Но миссионерами не в Японии и даже не в России, а своей собственной среде. Лишь бы гордость не примешалась к желанию распространения Истины. Если двигателем будет сознание обязанностей, возглавляемых на них тем сокровищем веры, которое дано им от Бога, тогда нет места гордости».
Евгений Трубецкой в 1918 году в своей книге «Смысл жизни» делает прорыв в русской философской религиозной мысли в момент культурного упадка, зажигает свечу в мраке сознания. Вскоре его племянник Николай в статье «Мы и другие» утверждает авангардную мысль о том, что евразийство является первой идеологией, которая не причисляет себя к радикально левым или радикально правым взглядам. Критикуя центристский либерализм кадетов, евразийцы безапелляционно отвергают авторитет европейской культуры.
Евразийство выставляет требование национальной культуры, поэтому многим кажется, что евразийство является течением реакционным. Опора на православие у многих ассоциируется с пресловутой формулой «самодержавие, православие, народность» и ещё сильнее укрепляет подобное убеждение. Этой иллюзией поддаются как левые, так и правые, которые ошибочно спешат называть евразийство «своим».
Трубецкой жестко критикует такое искусственное представление: «Весь «русский дух» русских реакционеров не идет дальше фальшивого поддельно-народного фразерства, высочайше утвержденного «дю-рюсс съ петушками», дурного русского лубка XIX века, из под которого так и сквозит мундир прусского образца и плац-парадная муштровка; все их «православие» не идет дальше торжественного архиерейского молебна в табельный день с провозглашением многолетия высочайшим особам. И православие, и народность для них не более чем эффективный аксессуар самодержавия». И далее: «Евразийство не может смириться с превращением православия в простой аксессуар самодержавия и с обращением «народности» в казенную декларацию».
Таким образом, евразийство отрекается и от ложного идеологического европейского «прогрессивизма», и от сугубого реакционизма, не ставя перед собой как фетиш определенную форму правления. Полемизируя с революционным народничеством, Трубецкой соглашается с тем, что если представит себе такую православную русскую республику, в которой каждый избираемый на срок президент смотрел бы на себя как на ответственного представителя народа перед Богом и как на защитника Православия, и если бы выборы президента и депутатов в этой республике не ставились в зависимость от игры на народных страстях и ненавистях, то евразийство ничего не имело бы против такой республики и, во всяком случае, предпочло бы ее «европейски просвещенной» монархии, насаждающей сверху европеизацию и держащей в кабале Церковь.
Понятно, что чудеса были, есть и будут. Но в политику нельзя вводить «чудо» как обязательный элемент социально-политических построений, необходимо учитывать только реальный возможности и из них исходить. Это было сказано философом к вопросу мечтаний белой эмиграции. Поэтому жаркие дискуссии конца 22-х годов по теме удержания большевиков у власти с точностью повторили многие разговоры 90-х, когда их уход уже был предрешён. Говорилось не только о падении Советского Союза, но и механизмах новой иностранной интервенции: «… мы знаем, какой это будет правительственный аппарат: с виду – настоящая русская власть, а фактически – проводник иностранной колониальной политики. Кому может улыбнуться работа в таком аппарате? Мелким честолюбцам, стремящимся к атрибутам власти, хотя бы фиктивно?» Действительно грустное пророчество, которому суждено было исполниться. «Но пусть у других откроются на них глаза, пусть знают все, что это – предатели».
Н. Трубецкой, занимаясь лингвистикой, наглядно показал в своих работах,
