Сергей Кургинян - Суть Времени 2013 № 23 (10 апреля 2013)
«Мотор» этого конституирования — конечно, в первую очередь, Китай. Причем к саммиту в Дурбане члены БРИКС уже достаточно детально обсудили планы создания собственных Банка международных расчетов (в национальных валютах, минуя доллар и евро!), общего Антикризисного фонда объемом в $240 млрд, а также общего Банка развития с уставным капиталом в $50 млрд (предложение России), альтернативного МВФ и Всемирному банку.
Знаменательно, что незадолго до саммита в Дурбане китайский официоз «Женьминь Жибао» сообщила, что на конец января 2013 г. Китай контролировал самый крупный в мире госдолг США (в гособлигациях) размером $1,265 трлн. И не менее знаменательно то, что в разгар обсуждения «раскулачивания» владельцев банковских вкладов на Кипре, а также начала «Вирджиликса» — в мировых СМИ появились сообщения о том, что теневые капиталы китайских бизнесменов, партийных и государственных чиновников, а также их родственников, выведенные в различные мировые офшоры, превышают $2 трлн…
В итоге саммит в Дурбане договорился о том, что планы создания в БРИКС параллельной глобальной финансовой инфраструктуры должны быть «доработаны», а пока они «отложены на потом». Хотя, отметим, в Дурбане эти планы были еще раз обсуждены и отчасти конкретизированы.
Кроме того, в ходе этого саммита Китай и Бразилия заключили соглашение о валютном свопе (то есть, взаимной торговле за юани и реалы, без доллара и евро) на эквивалент 30 млрд долларов США. Что дополнительно (и существенно) продвинуло Китай к его давно объявленной цели — превращению юаня в глобальную валюту, конкурентную доллару и евро.
Глобальная экономическая «перестройка»?Возвращаясь к европейским проблемам и Кипру, отмечу, что в экономической системе Еврозоны возникла еще одна (почти не замеченная на фоне кипрского кризиса) важная новация. В конце января 2013 г. по инициативе Германии и Франции Еврогруппа одобрила введение с 2014 г. (пока — для 11 стран Еврозоны, которые с этим согласились) налога на финансовые операции, который должен сократить масштабы спекуляций на фондовых рынках. То есть ограничить неконтролируемые международные перетоки спекулятивного капитала. Примечательно, что против этого налога выступили прежде всего страны-офшоры — Люксембург и Кипр.
Почти одновременно в публикациях Пола Кругмана в «Нью-Йорк Таймс» появилась очень родственная тема «кризисогенного влияния» неконтролируемого движения капитала. Кругман, разбирая истоки кипрского кризиса, заявляет, что все кризисы последних десятилетий имеют своим источником цикл в виде массированного притока в страну иностранного капитала и его последующего массированного оттока.
А далее Кругман посягает на одну из «священных коров» современной глобальной финансовой системы и предрекает, что неизбежно придется создавать международные нормы, ограничивающие свободное движение капиталов. И выносит вердикт: «Глобальный капитализм сейчас, по всей видимости, постепенно движется к тому, чтобы стать значительно менее глобальным».
Кругман в своих выводах о глобальных последствиях кипрского кризиса вовсе не одинок.
Уже в тот момент, когда «тройка» кредиторов — с участием и санкцией МВФ! — предъявила описанный выше «план А» спасения Кипра, глобальный финансовый мир прекрасно осознал, что этот план (предусматривающий открытое нарушение законодательства ЕС о 100%-ном гарантировании сохранности вкладов менее 100 тыс. евро!) — «атака с высшего уровня» на глобальную финансовую систему. То есть, старт целенаправленной трансформации мировой экономики.
Но даже после отказа «тройки» от «плана А» (и предъявления взамен «плана Б») всем экономическим и политическим элитам в мире было ясно, что задача глобальной финансово-экономической трансформации под эгидой МВФ (и, значит, в огромной мере с санкции США) никуда не исчезла. Эти элиты понимали, что кипрский прецедент фактической крупномасштабной экспроприации частной собственности, которая доселе во всем «рыночном» мире считалась безусловно священной, вызовет глубочайший общемировой кризис доверия к рыночной экономике. Ведь теперь никто не может гарантировать, что в любой «рыночной» стране — неважно, из-за кризиса или по обвинениям во влиянии теневых капиталов, — не произойдет такой же грабеж вкладчиков и инвесторов, как на Кипре.
Взаимное доверие участников рынков, а также их общее доверие к государству, которое является контролером «правил рыночной игры», наряду с принципом священности и охраны частной собственности — действительный фундамент рыночной экономики. Обрушение этого фундамента, публично и открыто проводимое базовыми глобальными институтами капитализма, — симптом развертывания целенаправленных действий по слому нынешней «мейнстримной» капиталистической экономической модели.
Обсуждение вопроса о том, что именно может быть предложено глобальному экономическому миру взамен сломанного, — выходит за рамки рассматриваемой мною темы. Однако ясно, что уже сейчас (вспомним заявления Кругмана о «деглобализации») в мире нарастает интерес к альтернативным (рыночным, но жестко регулируемым) экономическим моделям — китайской, кубинской, венесуэльской.
И не менее ясно, что вокруг попыток сломать нынешнюю глобальную рыночную модель не могут не развернуться ожесточенные конфликты между теми, кто получает от этой модели максимальные преференции и прибыли, — и теми, кто жаждет эти преференции и прибыли отобрать в свою пользу, а также теми, кто намерен радикально менять в своих интересах правила глобальной экономической игры. Причем — случайно ли? — сейчас главной мировой площадкой, где разворачиваются эти конфликты, оказывается Европа.
В связи с этим завершу анализ одним — причем вовсе не маргинальным — пророчеством.
10 марта 2013 г., как раз накануне развертывания острой фазы кипрского кризиса, Жан-Клод Юнкер (в тот момент уже бывший глава Еврогруппы, не связанный столь жестко должностными рамками политкорректности), опубликовал в газете «Зюддойче Цайтунг» весьма мрачное предупреждение. Юнкер написал, что «…нынешняя ситуация в Европе слишком похожа на ту, что была перед началом Первой мировой войны… Демоны войны не исчезли, они просто спят… Есть удивительные параллели в том, что касается беспечности. Многие в Европе тогда думали, что война не может вспыхнуть вновь… Для моего поколения единая валюта всегда означала политику мира. Сегодня я вижу, что слишком многие в Европе снова теряются в узконациональных идеях…»
И в заключение — два вопроса и ответа.
Готова ли Россия к тем бурным глобальным трансформациям, которые предвещает «кипрский прецедент»? — Явно не готова.
Осознала ли Россия необходимость к этим трансформациям форсированно готовиться? — Увы, похоже, все еще не осознала…
Информационно-психологическая война
Не освященный Октябрем
Другое тесто, из которого был сделан Бахтин, — это тесто яростного антикоммунистического и антисоветского монологизма. Монологизма окончательного и бесповоротного, лишенного полутонов и нюансов. Того самого монологизма, который Бахтин на словах ужасно порицает
Анна Кудинова
В предыдущей статье я приводила оценку Бахтина очень близким ему Сергеем Бочаровым, сказавшим, что все литературоведы старшего поколения были советскими людьми, а Бахтин — совсем другое дело. Я показала, что литературоведы старшего поколения не были монологично советскими людьми, а были именно диалогичными людьми, вобравшими советское наряду с иным. Было показано также, что способность к диалогу с советским — не есть свойство только перечисленных Бочаровым литературоведов (Сергей Георгиевич специально приводит еврейские фамилии, не ставя на этом до конца четкий акцент). Что Волошин тоже был диалогичен в вопросе о советском и антисоветском.
Так что же имеет в виду Бочаров, говоря о том, что Бахтин «из другого теста»? Из другого — значит, не из советского, утверждает Бочаров. Но это, как мы видим, лукавое смягчение.
Другое тесто, из которого был сделан Бахтин, — это тесто яростного антикоммунистического и антисоветского монологизма. Монологизма окончательного и бесповоротного, лишенного полутонов и нюансов. Того самого монологизма, который Бахтин на словах ужасно порицает.
В 1920-е годы Бахтин сказал о Есенине: «Не освящен Октябрем». Такая характеристика, безусловно, применима к самому Бахтину. И тут «не освящен Октябрем» — значит не готов к диалогу с советским духом во всех его проявлениях. То есть речь идет о прямой и безусловной присяге антисоветскому духу — опять же, в его наиболее крайних и последовательных проявлениях. Можно ли это сказать о Есенине, говорившем о своей готовности «задрав штаны, бежать за комсомолом»? Конечно, нет.
