Николай Яковлев - Неизвестный Рузвельт. Нужен новый курс!
II
Легислатура штата Нью-Йорк работала в крошечном городке – Олбани, столице штата. Депутаты – сенаторы и члены палаты представителей штата – получали скромное вознаграждение – 1500 долл. в год. По этой и другим причинам законодатели не жили в Олбани, а съезжались лишь на время сессии, снимая недорогие комнаты. Жены и дети оставались дома. В январе 1911 года Рузвельты всей семьей переехали в Олбани, Франклин за 400 долл. в месяц арендовал трехэтажный дом. ФДР был доволен новым жильем. С характерным для него в те годы снобизмом он заметил: «Приятно жить в трехэтажном, а не шестиэтажном доме».
Случая отличиться на политическом поприще долго искать не пришлось. В те годы сенаторы от штата Нью-Йорк выбирались не населением, а членами легислатуры. Партийная машина организации демократической партии в городе Нью-Йорке – Таммани – предложила кандидатуру У. Шихана. Этот делец с довольно темным прошлым сам напросился в кандидаты, щедро оплатив будущие услуги Таммани. Честолюбивый Шихан считал, что пребывание в «клубе миллионеров», как еще называли в те годы сенат, очистит его от скверны сомнительных сделок и превратит в респектабельного престарелого джентльмена.
Кандидатура Шихана по разным мотивам вызвала оппозицию среди группы депутатов-демократов легислатуры от сельских округов. Франклин оказался среди них; он прекрасно понимал, что выступление против Таммани придется по сердцу избирателям его округа, в большинстве своем республиканцам. Франклин обрушился с горячими филиппиками на Шихана и партийного босса Таммани Ч. Мэрфи. Отважный, но отнюдь не опрометчивый шаг – Таммани не контролировала избирательный округ Ф. Рузвельта.
Оппозиционеры нашли дом Рузвельтов удобным для совещаний, и хозяин очень быстро вышел в лидеры группы. Репутация дома Рузвельтов как гнезда заговорщиков закрепила за ним это положение, да и газетчикам было удобно брать интервью – адрес был известен. Правда, сигарный дым из библиотеки – там-то и дислоцировалась штаб-квартира борцов за правду в рядах демократической партии – заставил перевести детские со второго этажа на третий. Но домашние неудобства были ничто по сравнению с политическим опытом, который стремительно набирал Франклин. Элеонора досыта наслушалась политических споров: гости засиживались далеко за полночь, и хозяйке, естественно, приходилось подкреплять их силы.
Титаническая битва вылилась в яростную брань. Юный сенатор оказался на высоте; что до существа спора, начатого на словах как «чистая политика» против «боссизма», то «вместо великого сражения противоположных сил борьба стала напоминать войну в изображении Льва Толстого – запутанные схватки людей и отдельных групп»2. Исход десятинедельного сражения оказался плачевным: оппозиционеры сошлись на кандидатуре судьи Дж О’Тормана, куда более тесно связанного с Таммани, чем Шихан. Обе стороны торжествовали победу.
Подводя итоги, Ф. Рузвельт сообщил избирателям: «Есть только одно средство. Ч. Мэрфи и ему подобных нужно выкорчевать с корнем, как вредные сорняки… Тем из вас, кто любит охоту, больше не надо ездить в скалистые горы Канады или джунгли Африки, в штате Нью-Йорк охота получше… И она идет, хищники уже начинают падать. Американский гражданин вновь сражается за свою свободу». Таммани не замедлила с ответом. Доверенный агент Мэрфи поставил в известность газеты, что речь идет о «глупеньком хвастовстве ограниченного и самодовольного парня… который столь же равен политику, как равна цирку зеленая горошина». Кое-кто из членов оппозиционной группы, имевших денежные интересы в пределах досягаемости Таммани – в городе Нью-Йорке, порядком поплатился за свободомыслие. Ф. Рузвельт записал в актив известность далеко за пределами штата.
Черту под борьбой против Шихана подвел президент Франклин Д. Рузвельт, который, рассказав о ней министру труда Фрэнсис Перкинс, закончил: «Теперь и вы знаете, каким отвратительно низким парнем я был, когда впервые вступил в мир политики»3.
Современники не рассмотрели неприглядных качеств в сенаторе Ф. Рузвельте, они находили его разве что ужасающе аристократичным для поборника прогресса. Франклина считали высокомерным, в газетах обычно помещалась единственная фотография ФДР – в цилиндре, пенсне, с кислой, презрительной миной. На самом деле облик сверхуверенного политикана скрывал очень честолюбивого, легкоранимого и застенчивого молодого человека. Он искренне иной раз отклонял приглашения выступить с речью, ссылаясь на свое неумение складно говорить на людях.
Как обычно случается с такими людьми, он был излишне настойчив по пустякам в словесных дуэлях в сенате. Председательствующий, выслушав его какой-то очередной горячий призыв к чему-то, свирепо закричал: «Ладно, сенатор Рузвельт добился своего. Ему нужен всего-навсего заголовок в газетах, а теперь займемся делом».
Политический облик Ф. Рузвельта во время двухлетнего пребывания в сенате остался неопределенным. После некоторых колебаний он высказался за предоставление права голоса женщинам, боролся за качество молока для детей в бедных семьях и лучшее обслуживание иностранных моряков в порту Нью-Йорка, решительно выступил против профессионального бокса и состязаний по бейсболу по воскресеньям. Он был даже против ограничения рабочей недели для юношей от 16 до 21 года 54 часами. Франклин настаивал, что профсоюзы не должны прибегать к бойкоту в трудовых конфликтах, и считал закономерным подавление стачек силой. В то время стал ощущаться недостаток в людях для национальной гвардии. Она использовалась для разгрома стачек, и оказалось очень трудным пополнить ее ряды. Желающих служить в организации, запятнавшей себя карательными функциями, было немного. Франклин оказался среди тех, кто поддержал в легислатуре предложение в стиле дяди Тедди об учреждении специальных подразделений полиции штата для борьбы с рабочим движением.
Каким образом такой послужной список мог закрепить за Ф. Рузвельтом репутацию прогрессивного сенатора? Все зависит от места и времени, а главное – он быстро изменял свои взгляды в соответствии с обстановкой. То было время стремительного роста левых настроений в Соединенных Штатах, подъема борьбы против засилья монополий. Что правящие классы должны были считаться с этим, вне всякого сомнения, доказывает принятие антитрестовского законодательства. По крайней мере на словах конгресс был против отвратительных злоупотреблений баронов-разбойников монополистического капитала. Иначе поступить было нельзя – Америка бурлила. Происходившее в США не было изолированным феноменом, а отражало кризис капитализма во всем мире. В те годы по всей планете распространялось убеждение – нельзя больше терпеть наглую капиталистическую эксплуатацию.
Джек Лондон, создавший в 1907 году «Железную пяту», а в 1910 году – «Революцию», воспевал классовую борьбу и единство пролетариата. Бунтарские идеи будоражили духовный мир Америки, сметая старый консерватизм и наивный провинциализм. Дело явно шло к поляризации сил на политической арене Соединенных Штатов, и, хотя марксизм был очевидно слаб в Новом Свете, бурное возрождение хотя бы джэксонианства и деятельность «разгребателей грязи» от Л. Стеффенса до Т. Драйзера прогремели очищающей бурей в психологическом климате американского общества. На подступах к избирательной кампании 1912 года социалисты набирали силу. На всю страну звучали пламенные речи лидера американских социалистов Ю. Дебса, влияние боевых элементов в рабочем движении США стремительно нарастало. Имена Уильяма Д. Хейвуда, Чарлза Е. Рутенберга, Уильяма 3. Фостера и др. стали хорошо известными. Владимир Ильич Ленин в статье «Успехи американских рабочих», написанной в 1912 году, отметил такой факт: тираж американской социалистической газеты «Призыв к разуму» достиг миллиона экземпляров. «Эта цифра, – подчеркнул В. И. Ленин, – миллион экземпляров социалистической газеты, которую бесстыдно травят и преследуют американские суды и которая растет и крепнет под огнем преследований, – показывает нагляднее, чем длинные рассуждения, какой переворот близится в Америке»4.
Руководители как демократической, так и республиканской партий чувствовали знамение времени. В.Вильсон летом 1912 года говорил: «Существует громадное скрытое недовольство, которое способно найти выход. Республиканцы выставят Тафта, и, если демократы не выставят кандидата, который сможет быть принят народом как выразитель его протеста, возникнет радикальная третья партия, и в результате выборов мы будем недалеки от революции»5. Дядюшка Тедди не мог тягаться в тонком политическом анализе с В. Вильсоном, совсем недавно сменившим кафедру истории в Принстонском университете на губернаторское кресло, но он давно понял, что рано ушел с политического поприща. Т. Рузвельт открыл кампанию по выборам себя в президенты. «Мы за свободу, – кричал он на митингах, – но мы за свободу угнетенных…» Выстрел фанатика, взбудораженного решимостью Т. Рузвельта сломать традицию – никогда еще президент не выбирался на третий срок, – не остановил его. С пулей в груди он прохрипел: «Я произнесу эту речь или умру». Тедди произнес эту речь, но, появившись в качестве кандидата в кампании 1912 года, фатально расколол республиканскую партию – теперь от нее выступали два кандидата.
