Безумие толпы. Как мир сошел с ума от толерантности и попыток угодить всем - Дуглас Мюррей
Двадцатилетний на сегодняшний день, Джеймс родился и вырос в Великобритании. В подростковом возрасте он обнаружил, что испытывает интерес к гей-сцене и – в частности – к драг-сцене. У него было много друзей-геев, и начиная примерно с 16 лет он начал много времени проводить в драг-клубах. Ему нравилась публика там, ему нравились выступления и их близость. Люди, которых он там встретил, казались ему почти «потерянным поколением людей», которые сбились в кучу в этом мире, поскольку боялись, что их родители от них откажутся, если узнают, что те являются геями или любят переодеваться в женскую одежду. В результате эти люди не просто весело проводили время вместе – они стали «чем-то вроде семьи». В конце концов Джеймс и сам начал понемногу носить женскую одежду. Примерно в это время у него появился очень близкий друг – человек чуть за 20, который сделал трансгендерный переход из мужчины в женщину – человек, который казался Джеймсу совершенно неотразимым.
Примерно в 18 лет Джеймс отправился к своему семейному врачу и набрался смелости, чтобы сказать ему: «Я думаю, что нахожусь не в том теле. Я думаю, что я, возможно, женщина». В течение полутора лет после этого он обходил различных докторов в попытках найти того, кто лучше, чем его семейный доктор, поймет, через что проходит Джеймс. Наконец, в 19 лет он получил направление в психосексуальную службу в Манчестере и три с половиной часа просидел на сеансе психоанализа. Его спрашивали о его сексуальной жизни, об отношениях с родителями и о многом другом. На самом деле он был слегка озадачен тем, насколько личными были эти вопросы. Но заключение врача в Манчестере было однозначным. «Вы – трансгендер», – сказали ему. И тогда его направили в клинику гендерной идентичности на улице Чаринг-Кросс в Лондоне.
В приемной собралась самая разнообразная публика – там были разные люди, начиная от «очень женственных мужчин и заканчивая Бобом-строителем в парике». Спустя шесть месяцев примерно 20 человек из присутствующих были собраны в одну группу. Консультант ознакомил их с информацией, предоставленной Национальной службой здравоохранения, о том, что привело их туда. Им сказали (как доктор Бенждамин сказал Моррис): «Мы знаем, что эта проблема связана с мозгом. Мы не можем проводить операции на мозге, поэтому мы делаем все для того, чтобы тело соответствовало мозгу». И тогда пришла очередь Национальной службы здравоохранения заниматься проблемой Джеймса и других. Спустя полгода после этого группового занятия у него состоялась первая консультация один-на-один – с довольно глубоким погружением в детали. Задавались вопросы об отношениях и о работе. Очевидно, была важна всесторонняя стабильность человека. Джеймс посетил эндокринолога и проверил уровень тестостерона. Тот факт, что проверка однажды показала низкий уровень (во время других проверок он различался), было воспринято как доказательство того, что его проблема и впрямь была связана с трансгендерностью. Оглядываясь в прошлое, Джеймс поражается нескольким вещам. Одна из них – это то, что ему никогда не предлагали посетить психологическую консультацию. То, как он сказал, что чувствует, по его мнению, было просто принято. Было еще кое-что. «Все это было слишком мило», – говорит он теперь. Не было «никакого давления». Никакого «уговаривания».
Два года жизни в качестве человека противоположного пола воспринимались как доказательство того, что человек может перейти на следующий этап. И, поскольку встречи в клинике проводились с разницей в полгода, Джеймс пришел к своей отметке в два года уже спустя несколько таких встреч. На этом этапе поднялся вопрос о гормонально-заместительной терапии. По словам Джеймса, «если вы терпеливы и играете в эту игру, то получить гормоны до нелепого легко. Нужно просто приходить два раза в год и ждать». И, конечно, люди в группе, а также друзья в драг-клубе обмениваются историями о том, как перейти на следующий этап.
Джеймс начал принимать эстроген, что включало в себя ежедневное принятие лекарств и уколы. Рассказы, которыми делятся он и другие люди о том, что это за процесс, поражают – среди прочего – самую суть заявлений о том, что не существует никаких существенных различий между полами. Если бы Джеймс описал эффекты, которые на его тело оказал эстроген, эти описания назвали бы поверхностными и сексистскими. Опыт Джеймса был во многом схож с опытом других людей, которые принимали эстроген и антиандрогены (блокаторы тестостерона). Среди прочих вещей, которые случились с ним, было то, что он стал более эмоциональным, чем прежде. «Я много плакал». Его кожа начала становиться мягче, и жир в его теле начал перераспределяться. Но он замечал и другие вещи. Его вкусы в кино и даже в музыке начали меняться – как и предпочтения в постели.
Джеймс принимал эстроген более года. Он начал развиваться поздно, и ходили слухи о том, что он не до конца прошел половое созревание к тому моменту, как начал принимать гормоны. Он также побывал на двух встречах – одна по Скайпу, вторая вживую – посвященных возможности перехода на следующий этап. Он знал, что накопившееся количество подобных случаев означало, что Национальная служба здравоохранения не сможет быстро перейти к этой части процесса, но, по его словам, он поднял с ними вопрос о поездке за границу на операцию по смене пола в частном порядке. Несколько человек порекомендовало ему одну клинику в Марбелье, регион Коста-дель-Соль, и он сказал, что НСЗ не пыталась ни одобрить это решение, ни остановить его, когда он говорил им, что думает о таком варианте. Он нашел информацию о стоимости процедуры, лекарств и даже авиабилетов. «Я очень близко подошел к тому, чтобы сделать это, – сказал он. – Теперь я очень рад тому, что не сделал этого».
Даже в то время, когда он принимал гормоны и раздумывал о переходе на следующий этап смены пола, его начали занимать некоторые другие вещи. До сих пор Джеймс по-настоящему слышал лишь одну точку зрения по этому вопросу. Его друзья в трансгендерностью показали ему путь, по которому и он мог пройти. А НСЗ не подвергала серьезному сомнению разумность такого выбора. Они относились к нему, как к человеку с заболеванием, которое нужно вылечить. Но в Интернете Джеймс искал – и нашел – противоположные мнения. С помощью медиа он нашел видеоблогеров и других, кто ставил под сомнение правильность этого решения, включая более молодых людей, чем он ожидал. Он также испытывал кризис веры. Воспитанный как либеральный христианин, он ходил вокруг да около
