Россия: жизнь взаймы - Александр Александрович Петров
Какую роль в нашем разговоре о зарплате играет конкуренция в экономической сфере?
Постараюсь ответить. Конкуренция заставляет предприятия снижать издержки, для сохранения и увеличения своей доли на рынке они снижают рыночные цены. Смежные отрасли, в нашем случае отрасли с низкой зарплатой, получая ресурсы по более низким ценам, смогут осуществить техническое перевооружение, увеличить выпуск продукции и поднять зарплату персоналу. У нас наблюдается обратное. Резервные мощности по добыче газа растут, но при этом растут цены на него. Аналогичная ситуация наблюдается в электроэнергетике. Еще более парадоксальная ситуация на рынке нефти. При падении мировых цен на нефть внутренние цены на бензин растут в связи необходимостью компенсации потери доходов от экспорта. При повышении цен мирового рынка на нефть и резком возрастании доходов нефтяных компаний от экспорта цены на нефтепродукты на внутреннем рынке растут для того, чтобы отрасль получила внутри страны доходы равные с возросшими доходами от поставок на экспорт. В обоих случаях имеется логика. Но она насквозь имеет ложный, грабительский характер, по отношению к экономике России. К сожалению, на нее стала ориентироваться государственная политика. Весна 2019 года показала кто в стране главный. Правительство страны «по «просьбе» семи нефтяных компаний выделило им субсидии в размере более 500 млрд. руб. в обмен на обязательство не повышать цены на бензин на внутреннем рынке в условиях роста доходов от экспорта. Чем эти действия отличаются от сговора группы монополистов. Только тем, что они носят публичный характер, и осуществляются при поддержке Правительства. Далее возникает вопрос, нужен ли стране подобный спектакль с конкуренцией, какие преимущества экономике страны он дает в сравнении с системой государственного регулирования цен.
Хотел бы все же скорректировать Ваши утверждения относительно отсутствия конкуренции в газовой отрасли. Хотел бы все же скорректировать Ваши утверждения относительно отсутствия конкуренции в газовой отрасли. Газпром производит 499 млрд. куб. м. газа, то есть 67 % от всех добываемых в России, но из них более 230 млрд. куб. м. отправляет на экспорт. Его доля в поставках газа потребителям России находится на уровне менее 50 %. О какой монополии Вы говорите?
Цифры объективны. Но они не говорят об отсутствии монополизма в газовой отрасли, он носит более сложный характер. Роснефть монополизировала поставки Интер РАО и в Свердловскую область. Новатэк — в Челябинскую область, Газпром доминирует во всех других регионах. Цены, установленные государством для Газпрома, являются ориентиром для всех сегментов рынка. При этом Газпром единолично владеет ЕСГ, является собственником большей части ГРО и региональных компаний по реализации газа. Хотел бы перейти ко второй важнейшей функции государства — поддержке отраслей для гармоничного развития экономики. О характере государственной поддержки нефтегазовой отрасли и энергетики мы частично узнали в предыдущей статье, связанной с инвестициями. Посмотрим на другие отрасли. До Газпром я работал 35 лет, начиная с 1963года, в нефтехимии, производил из нефти химические волокна. Комбинат, которым я руководил в молодости, было самым крупным поставщиком волокон для текстильных фабрик. В СССР и особенно в России предприятия легкой промышленности были в большом почете, они определяли социальное благополучие населения сотен больших и малых городов. В последние 30 лет я с болью смотрел на их «массовое захоронение». Отрасль первой выпустили на рынок, сказали «конкурируйте и развивайтесь». При этом государство организовало мощный поток контрабанды сначала из Турции, Польши, а затем из Китая. Задействовано было все, что можно: миллионы «челноков», сотни грузовых самолетов, включая военные, десятки армейских аэродромов. В мировой практике текстильные ткани на 80 % изготавливаются из полиэфирных волокон и хлопка. В конце 80 — х годов в СССР для Башкирии был закуплен химический комплекс по производству 230 тыс. тн мономера — ТФК. Из них 115 тыс. тн. должно было идти на производство полимера с переработкой его в полиэфирное волокно. 115 тыс. тн. ТФК резервировалось для производства полимера бутылочного ассортимента. Башкортостан, получив власти от Ельцина «сколько сможете взять», распорядился установками по — своему. Дополнительное оборудование по производству полимера для бутылок закупать не стал, приобретенные Минхимпромом СССР 2 установки по производству полимера для полиэфирных волокон задействовал для выпуска бутылочного полимера. В результате две комплектные установки фирмы Дюпон (США) стоимостью 250 млн. долл., закупленные в 1988 году, способные производить 110 тыс. тн. волокон, 30 лет из — за отсутствия полимера ржавеют на складах в Башкирии и в Курске. Жизнь находит свои решения и отрасли — аутсайдеры вынуждены мириться с их уродливым характером. Сегодня компания Газпромнефть направляет из Омска по заниженным ценам параксилол — сырье для производства ТФК, полимера и полиэфирных волокон, в Китай и Южную Корею. После его переработки «благодарные» партнеры поставляют текстильщикам Европейской части России 110 тыс. тн. полиэфирных волокон по мировым ценам с надбавкой на транспорт. Подобная «кругосветка» приводит к тому, что произведенные из импортного волокна отечественные ткани не могут составить конкуренцию китайским, даже при зарплате персонала российских фабрик в 21 тыс. рублей. Большая часть импортных волокон идет на производство формы для наших силовых структур. По закону ее нельзя изготавливать из импортных тканей (снизим обороноспособность), но производить ткани для одежды военных из импортного волокна и переплачивать из бюджета армии дозволено. Предложения по прекращению экспорта параксилола, инициативы по организации производства на его основе ТФК и химических волокон в течении последних 20 лет непрерывно выдвигались несколькими регионами России. Но у отрасли нет, и в обстановке полного разорения не может появиться столь авторитетных лоббистов, как руководители нефтегазовых компаний. Поэтому Правительство, несмотря на многочисленные доклады об успешном выполнении программ импортозамещения, не может остановить экспорт параксилола, организовать межотраслевое сотрудничество. Оно не может помочь найти 200 млн. долларов для переработки параксилола в волокно. Как это выглядит в сравнении с затратами трех нефтегазовых компаний в размерах сотен млрд. долл. на проекты с сомнительной доходностью? Хотел бы обратить внимание, что этот случай для нефтегазовой отрасли далеко не единичный. 30
