Русский эксперимент - Зиновьев Александр Александрович
28 сентября войска по приказу Ельцина окружили здание Верховного Совета. 29 сентября Ельцин предъявил ультиматум депутатам покинуть здание Верховного Совета до 4 октября.
Ф: Значит, четвертого все закончится.
П: Жаль, я улетаю третьего. А что, если я отложу на несколько дней?! Черт с ними, с потерями! Это непростительно — отказаться от наблюдения своими глазами заключительной акции контрреволюции!
Ф: Своими глазами ты все равно ничего не увидишь. Не пропустят. А то и убьют. К тому же в этом нет надобности. Ельцин уже продал право западным телевизионным фирмам показывать события. Они уже и оборудование все приготовили. Там, на Западе, ты увидишь больше и лучше, чем здесь.
Механизм разрушения
П: Еще при Черненко мне довелось присутствовать на закрытом совещании ведущих советологов. С докладом выступал человек, имя которого не назвали, вернее — назвали условное имя Смит. Тогда я к этому докладу отнесся скептически. Лишь через несколько лет я оценил его по достоинству.
Ф: О чем доклад?
П: О направлении главного удара по Советскому Союзу — о дискредитации КПСС, о разрыхлении ее и о лишении руководящей роли в советском обществе. В первой части доклада были обычные пропагандистские клише о монополии КПСС на власть, о «номенклатуре», «партократии» и т.п. Но была очень четко сформулирована установка на раздувание масштабов и привилегий партийного аппарата, на противопоставление его прочим учреждениям власти и управления (в основном — «хозяйственникам»), на раскол руководства на «ястребов» и «голубей» («консерваторов» и «реформаторов»), на фокусирование всеобщего недовольства в стране на партийное руководство и т.д. Во второй части речь шла о разрыхлении и ослаблении партийного аппарата именно как аппарата, особенно — центральной его части, ЦК КПСС. Имелась в виду кадровая политика и (обрати на это внимание!) рутинная, «техническая» работа аппарата. Это было нечто новое в тематике советологов. Это была секретная часть работы кремлинологов. О ней предпочитали помалкивать.
Ф: Они знали структуру ЦК и «технические» (рутинные, процедурные) правила работы?!
П: До мельчайших подробностей. И не только ЦК, а всего аппарата партии, включая совещания, конференции, пленумы, съезды. Признаюсь, я только от них познакомился с работой аппарата КПСС. В России это было невозможно. Почти все было засекречено.
Ф: Этот доклад был чем-то вроде инструкции?
П: Да. Причем инструкции деловой, как это и характерно для Запада. Начнем с кадровой политики. Мы уже говорили о потребности омоложения руководства. Существенно то, что тут преувеличивалась потребность в молодых людях с новыми взглядами на все — на наше общество, на проблемы страны, на методы их решения, на окружающий мир.
Ф: Вполне здравое желание идти в ногу со временем!
П: Да. Но как идти? В какую сторону? В чьих интересах? Если в интересах Советского Союза и советского народа, то следовало оценить реальное положение в стране как назревание кризиса, а внешние отношения — как обострение Холодной войны. И упор в кадровой политике надо было делать не на перемены, а на сохранение преемственности, на усиление достигнутого. А если уж какие-то перемены, то постепенные, а не скачок, и ни в коем случае не радикальные. В сложившихся условиях наиболее разумным был бы именно консерватизм.
Ф: Одним словом, проблему возрастного омоложения подменили проблемой качественного изменения руководства.
П: Да. Еще в догорбачевские годы вокруг лидеров руководства образовались группы помощников, консультантов, составителей речей. Они приобрели большую силу. Они регулярно бывали на Западе, подолгу жили и работали там, имели доступ к западной общественно-политической, идеологической и советологической литературе, имели личные контакты с влиятельными людьми Запада. Они стали активными проводникам западного влияния на советское руководство и на интеллектуальные круги. Подлинной ситуации в стране и в мире они не понимали. Судили обо всем по тем источникам, какие им предоставлял Запад. Их эгоистические интересы оттеснили на задний план и заглушили совсем чувство долга и гражданской ответственности за судьбу страны. На Западе знали им цену. Их всячески поощряли, т.е. фактически подкупали. А они охотно продавались. Кроме этих людей все большее влияние на руководство приобретала околопартийная прозападная среда интеллектуалов и служащих. С приходом к высшей власти Горбачева произошел «скачок». В руководстве на первый план стали выходить «академики», т.е. авантюристы и болтуны, производившие впечатление образованных и прогрессивно мыслящих людей (такую репутацию им создавали на Западе), а «работяги» («практики»), т.е. партийные работники, добросовестно выполнявшие рутинную работу, стали оттесняться. Им создавали репутацию невежд, тупиц, бюрократов, хапуг.
Ф: «Академики»-дилетанты потеснили «практиков»-профессионалов. Это, естественно, сказалось на самой профессиональной работе аппарата КПСС!
П: Да. Новые люди в партийном аппарате с их «новым мышлением» начали незаметную для посторонних работу, которая привела к полному разрыхлению аппарата партии. Последний был именно аппарат (механизм, машина) с определенными правилами работы, процедурами, ритуалами. Многие из них были неписаными, но свято соблюдались. Аппарат осуществлял огромную рутинную работу. И осуществлял ее в известном смысле профессионально и добросовестно.
Ф: Сейчас, сравнивая прошлый партийный аппарат с аппаратом президента, многие делают выводы явно в пользу первого.
П: Между прочим, в тех материалах, которые ты собирал, я нашел великолепную статью о том, как Горбачев разрушал партийный аппарат. Статья называется «Технология измены».
Ф: Помню эту статью. Автор — бывший аппаратчик ЦК КПСС. Кажется, был помощником Лигачева.
П: В статье говорится следующее. С приходом горбачевцев к высшей власти стало пропадать отношение к работе по руководству как к высшей степени важному профессиональному делу. Началось ослабление и разрушение самой формальной стороны работы высшей власти, нарушение ее работы именно как слаженного механизма. Появилось слишком легкое отношение к важнейшим партийным документам, к планам, к директивам, к уставам, к нормативам, к процедурам. Все стало необязательным, несерьезным, допускающим всякие пересмотры и переделки. Положение сложилось подобное тому, какое возникло бы в армии, в которой само высшее командование стало бы подавать пример недисциплинированности и поощрять ее. Стали обычными поспешность, необдуманность и некомпетентность решений, суета, пустое прожектерство, суматоха, деловой хаос. Выполнение решений не доводилось до конца и даже зачастую не начиналось. Рушилось то, что работало хорошо. Одним словом, новое руководство обнаружило полную некомпетентность в организации повседневной практической работы аппарата.
Ф: Автор этой статьи считает, что это делалось умышленно.
П: Допускаю! Уже в 86-м году я имел разговор с одним из ведущих кремлинологов. Он сказал, что самый хорошо слаженный оркестр будет плохо играть и превратится в какофонию, если дирижировать им будет некомпетентный человек. Мы, сказал этот кремлинолог, поставили во главе советского партийного оркестра человека, который не просто не компетентен, а принципиально некомпетентен. Подождите немного, и Вы увидите, какую какофонию он устроит!
Ф: И устроил! Ты думаешь, умышленно?
П: Не надо упрощать. Тут сложнее. Горбачев всегда был мастером карьеры в аппарате, а не мастером руководства общественными сферами и регионами посредством аппарата. Не будучи практиком руководства, он был убежден в том, что будет гением руководства, если получит полноту власти. Имея ее, он все время за нее сражался, думая, что аппарат саботирует его «гениальные» начинания. Разрушение аппарата явилось следствием и орудием этой борьбы. Вот два высших органа ЦК — Политбюро и Секретариат. В первом доминируют безудержные реформаторы во главе с Горбачевым («академики»), во втором умеренные реформаторы во главе с Лигачевым («практики»). Обнаруживается провал замыслов перестройки и некомпетентность
