Анри Лефевр - Производство пространства
VI. 4
Оппозиция между меновой стоимостью и потребительной стоимостью, изначально представлявшая собой просто контраст или противодействие, впоследствии становится диалектической. Если попытаться показать, что использование поглощается обменом, то такая попытка заменить статичную оппозицию процессом будет неполной. Использование проявляется в пространстве с новой силой, в ожесточенном конфликте с обменом, ибо оно предполагает «присвоение», а не «собственность». Но присвоение, в свою очередь, предполагает время и разные времена, единый ритм или разные ритмы, различные символы и определенную практику. Чем более функционально пространство, чем больше оно подвластно «факторам», посредством которых ему была придана одна-единственная функция, тем меньше оно пригодно для присвоения. Почему? Потому, что оно вынесено за пределы переживаемого времени, разнообразного и сложного времени пользователей. Но что приобретает покупатель, считая себя покупателем пространства? Определенное время.
Невозможно понять повседневность вне противоречия «использование – обмен» (стоимости). Но в максимальной степени восстанавливает потребительную стоимость пространства – ресурсы, пространственные ситуации, стратегии – прежде всего его политическое использование.
Появится ли когда-нибудь наука (область знаний) об использовании пространств? Возможно; но только в связи с анализом ритмов, с эффективной критикой репрезентативных и нормативных пространств. Можно ли назвать подобную науку, например, «спациоанализом»? Наверное, можно, но к чему пополнять и без того длинный список специальных наук?
VI. 5
Выявленное нами главное противоречие соответствует тому, какое обозначает Маркс, приступая к анализу капитализма: противоречию между производительными силами и общественными производственными отношениями (и отношениями собственности). На уровне производства вещей (в пространстве) это противоречие сглажено, но на уровне более высоком – на уровне производства пространства – оно обостряется.
С технической, научной точки зрения здесь открываются невиданные перспективы. «Общество», отличное от нынешнего, могло бы придумывать, создавать, «производить» различные формы пространства. Отношения собственности и производства перекрывают эти возможности, иначе говоря, разбивают пространства, замысел которых возникает в грезах, воображении, утопиях, научной фантастике. На практике все возможности редуцируются до всем известных банальностей: коттеджей и многоэтажек (до жилой коробки, припудренной иллюзиями, – или тысячи жилых коробок, водруженных друг на друга).
Эти главные моменты следует подчеркнуть особо. Почему они главные? Потому что мысль Маркса была размыта и извращена разнообразными политическими позициями. Одни желают, чтобы «социализм» в промышленно развитых странах по-прежнему стремился к росту и накоплению, то есть к производству вещей в пространстве. Другие, выступая под знаменем «экстремизма», революционного активизма, «левачества», жаждут взорвать изнутри данный способ производства со всеми его механизмами. Одни оказываются «объективистами», другие – «волюнтаристами» (то есть субъективистами).
Буржуазия играет революционную роль, пока обеспечивает рост производительных сил. Маркс полагал (опуская этот момент, мы отказываемся от его идей в целом), что крупная промышленность вкупе с наукой и техникой производит в мире переворот. Но теперь производительные силы, совершив скачок, перешли от производства вещей в пространстве к производству самого пространства. Революционная деятельность должна, среди прочего, довести до предела последствия этого качественного скачка, который является также скачком в качество. Что вновь ставит под вопрос количественный рост: речь идет не о его отмене, но о выявлении заложенных в нем вероятностей. Мы «почти» достигли осознанного производства пространства. Но порог не перейден: возможный новый способ производства вытеснен торговлей пространством, поделенным на участки, и имитациями нового пространства.
VI. 6
Насилие, неотделимое от пространства, вступает в конфликт со знанием, присущим тому же пространству. Власть, то есть насилие, разъединяет и удерживает по отдельности все, что она разъединила; и, наоборот, она смешивает и удерживает в смешении все, что ей угодно. Тем самым предметом знания становятся последствия действий власти, рассматриваемые как «реальность»: знание утверждает их в этом качестве. Противостояния знания и власти, познания и насилия больше не существует – равно как и противостояния пространства нетронутого и пространства разбитого. В подчиненном пространстве принуждение и насилие присутствуют повсюду. А власть становится вездесущей.
В подчиненном пространстве воплощаются военно-политические (стратегические) механизмы и «модели». Более того, благодаря действиям власти практическое пространство несет в себе нормы и правила. Оно превращается в нечто большее, нежели выражение власти: оно делается репрессивным во имя власти, а иногда и без всякого имени. Социальное пространство, сумма правил, условий, предписаний, достигает такой нормативно-репрессивной эффективности, связанной в качестве инструмента с его предметностью, что по сравнению с ней эффективность идеологий и репрезентаций как таковых выглядит просто смешно. Это пространство-ловушка может быть заполнено имитацией гражданского мира, консенсуса, ненасилия. Тем не менее это пространство господства и подчинения по-прежнему пронизано настояниями Закона, Отцовства, Генитальности. Латентное насилие маскируется логикой и логистикой; ему даже не нужно действовать в открытую.
Пространственная практика упорядочивает жизнь, но не создает ее. Пространство «в себе» не обладает никакой властью, а противоречия пространства обусловлены не им как таковым. В пространстве, на уровне пространства проявляются противоречия общества (между различными составляющими общества, например производительными силами и производственными отношениями); они и порождают пространственные противоречия.
VI. 7
Противоречия, выявленные в ходе предыдущего анализа, сформулированы в теоретико-концептуальном, внешне абстрактном плане, то есть вне связи с фактами, с эмпирикой. Разумеется, это не так. Все формулировки соответствуют фактам; в них сконцентрировано бесконечное множество опытов. Противоречия видны невооруженным глазом, в этом может убедиться даже самый рьяный позитивист. Но эмпиризм не желает называть их «противоречиями»; он признает лишь неувязки и дисфункции; отказываясь придавать констатациям теоретическую форму, он разбивает их на группы логически связанных фактов. Владельцы легковых (личных) автомобилей имеют в своем распоряжении пространство, которое каждому из них обходится дешево, хотя «коллектив» расходует на его содержание значительные средства. Отсюда – рост числа автомобилей, который весьма выгоден лобби производителей авто, которые требуют постоянного расширения этого пространства, и т. д. На производительное (производящее прежде всего прибавочную стоимость) потребление пространства выделяются ассигнования и огромные кредиты. Перед нами еще одна «вертушка», еще один порочный круг, которому оптимисты приписывают роль «регулятора»; подобные «системы» в самом деле обеспечивают «саморегулирование» данного общества при условии, что мы допускаем эту цепную реакцию. Далее. Если взять «зеленые пространства», деревья, площади, которые не служат перекрестками, городские парки, то они доставляют «коллективу» в целом определенные удовольствия; но кто будет за них платить? Как и с кого взимать за них пошлину? Эти пространства никому конкретно не приносят дохода (хотя и несут всем радость), а потому постепенно исчезают. Непроизводительное потребление не привлекает капиталовложений, потому что производит только удовольствие. Тогда как в потребление оружия и различных вооружений, в том числе ракет и снарядов, то есть в самое непроизводительное потребление из всех, инвестируются колоссальные суммы.
Противоречивый процесс направлен на рассечение, ухудшение и даже уничтожение городского пространства; он идет двумя путями: с одной стороны, разрастаются парковки, автострады, скоростные магистрали, гаражи, с другой – сокращаются зеленые насаждения, количество деревьев, частные и публичные парки и пр. Возникает противоречие между производительным (производящим прибавочную стоимость) потреблением пространства и его потреблением, производящим удовольствие, то есть непроизводительным. Между капиталистическими «потребителями» и «пользователями», принадлежащими к данному коллективу. Наш анализ опирается на книгу А. Сови «Нулевой рост?»; в ней автор воздерживается от выявления противоречий.
