Кен Робинсон - Школа будущего. Как вырастить талантливого ребенка
Сегодня штрихкоды используются повсюду и позволяют организациям отслеживать перемещения любой единицы продукции, на которую они нанесены. Штрихкоды произвели настоящую революцию в управлении логистическими цепочками и существенно упростили применение международных стандартов качества в изготовлении пищевых продуктов, импорте, производстве, медицине и бесчисленном множестве других сфер человеческой деятельности. Наличие штрихкода означает, что продукт соответствует предъявляемым к нему стандартам качества, в какой бы стране он ни был произведен. Никаких сомнений в их реальной пользе ни у кого нет.
Иными словами, стандарты, безусловно, нужны, в том числе и в образовании. Но тут следует учитывать две серьезные проблемы. Во-первых, как я не устаю повторять, люди не «выпускаются» стандартными партиями. Чтобы персонализированное образование дало соответствующий эффект, оно должно быть чувствительным ко всем различиям, которые мы с вами обсуждали. А это означает, что стандарты надо применять с большой осторожностью. Во-вторых, далеко не все аспекты образования поддаются стандартизации. Многие из важнейших направлений развития детей, которые должны стимулироваться школами, ей не подлежат. Наиболее остро обе проблемы проявились при анализе того, как движение за образовательные стандарты сказалось на работе школ. А оно привело как минимум к двум поистине катастрофическим последствиям.
Вместо того чтобы стать инструментом повышения качества образования, стандартизированное тестирование превратилось в настоящую навязчивую идею. Сегодня даже первоклашки значительную часть учебного времени тратят на подготовку ко всевозможным тестам и экзаменам, их сдачу и, что называется, «разбор полетов» по их итогам. «Тестирование распространилось на редкость стремительно и повсеместно, – признался в беседе со мной Монти Нилл, исполнительный директор образовательной организации FairTest. – Не столько по инициативе штатов, сколько по инициативе самих школьных округов. Они покупают дешевые, плохо составленные тесты, которые якобы способны предсказать, насколько успешно ученики сдадут итоговые экзамены в конце года; и школьников, показавших плохие результаты, готовят к экзаменам еще дольше и напряженнее. В большинстве крупных городов учащиеся сдают как минимум три промежуточных теста. В некоторых случаях тесты проводятся ежемесячно, а иногда и еще чаще».
Поскольку от результатов тестирования очень многое зависит, почти во всех школах приоритет отдается предметам, которые будут тестироваться, и практически полностью игнорируются остальные. Далее, ввиду того что тестирование проводится в поистине огромных масштабах, тесты в основном структурированы так, чтобы максимально облегчить обработку результатов, чаще всего в формате вопросов с несколькими вариантами ответов на выбор. При этом никакие нюансы и тонкости, как правило, в расчет не берутся. Не учитываются и контекстуальные факторы, зачастую существенно влияющие на успеваемость учащихся.
«Тесты не оценивают очень многие действительно важные вещи, а подход к тому, что оценивают, чрезвычайно узкий, – говорит Монти. – Требования к тестированию и данные, получаемые в результате, по сути, колонизируют класс; учителям крайне трудно уделять время действительно значимому для учеников материалу. А еще в таких условиях учителю очень сложно пробудить и поддерживать интерес детей к изучаемому предмету». Когда стандартизированные тесты становятся главным фактором отчетности, возникает большой соблазн использовать их как базис для учебной программы и преподавания. «То, как тестируются знания учащихся по предмету, ложится в основу методики его преподавания. В некоторых, самых экстремальных случаях школы превращаются в своего рода полигоны для подготовки к тестированию».
Кроме того, борьба за улучшение результатов стандартизированных тестов резко ограничила диапазон оценок, используемых учителями. Например, как вы, наверное, помните, в отчете FairTest по NCLB рассказывалось об учительнице, которой пришлось сократить количество отзывов о прочитанных учащимися книгах из-за того, что детям не хватало времени на подготовку к экзаменам. И таких историй по стране тысячи. Одним из самых красноречивых и хорошо информированных критиков стандартов и стандартизации в различных их формах и проявлениях является Алфи Кон. Бывший школьный учитель, а теперь автор, коуч и консультант, в своих книгах и тематических исследованиях наглядно демонстрирует, насколько негативно сказывается такой подход к оцениванию знаний на качестве преподавания и обучения[131].
Как отмечает профессор Юн Чжао из Орегонского университета, в развитых странах попытки стандартизировать учебную программу и методики обучения наносят учащимся вред сразу с двух сторон. Во-первых, стандартизация сфокусирована на навыках, которые ученики из менее благополучных регионов земного шара готовы продать за гораздо более низкую цену. «Если от всех детей требовать осваивать одни и те же знания и навыки, – говорит профессор, – то те, чье время стоит дешевле, будут намного конкурентоспособнее, чем те, кто претендует на большее. В развивающихся странах живет огромное количество бедных и голодных людей, готовых работать за малую толику того, что хочет рабочая сила из развитых стран. Чтобы оставаться конкурентоспособными на глобальном уровне, развитые страны должны предлагать что-то качественно иное; нечто такое, чего не получить в развивающихся странах по более низкой цене. И это нечто – уж точно не отличные результаты тестирования по нескольким предметам и не так называемые базовые навыки»[132].
Во-вторых, из-за повышенного внимания к тестируемым предметам у учителей остается все меньше времени на обучение детей тому, как использовать врожденные творческие и предпринимательские таланты, которые, возможно, когда-нибудь защитят их от непредсказуемости жизни. Об этом пишет и FairTest в своем отчете «Решение проблемы итогового тестирования на национальном уровне». «Чрезмерный акцент на итоговом стандартизированном тестировании в системах отчетности на уровне штата и федеральном уровне снижает качество образования и уничтожает равноправие в государственных школах США, не давая педагогам сфокусироваться на широком диапазоне учебных методик, способствующих новаторству, творчеству, решению проблем, сотрудничеству, общению, критическому мышлению и глубокому знанию изучаемого предмета, которые позволяют учащимся добиться успеха в демократическом обществе, равно как и во все более глобализированных обществе и экономике», – утверждает эта организация[133].
Есть и еще одна серьезная проблема. Поскольку финансирование школ и итоги аттестации педагогического персонала в огромной мере зависят от результатов тестирования, в ряде школ, округов и штатов это привело к масштабным манипуляциям с показателями. Как отмечает FairTest, довольно часто школы уделяют внимание «только учащимся на оценочном пороге, надеясь переместить их в проходной процентиль, что, соответственно, означает, что они пренебрегают как учениками, которые учатся лучше других, так и детьми с низкой успеваемостью». Иногда школьников, не прошедших тесты, даже исключают из программы, дабы не портить общий показатель. Мне не раз говорили, что некоторые родители сами просят поставить их детям диагноз «синдром дефицита внимания» и назначить курс лечения, поскольку школьнику с таким диагнозом выделяют на сдачу тестов и экзаменов дополнительное время. Как минимум для некоторых людей синдром дефицита внимания стал чем-то вроде ключевой стратегии.
Дальнейшее повышение ставок
Но экзамены, которые проводятся на уровне штата в рамках системы двенадцатилетнего образования K-12, – отнюдь не единственный стресс для школьников и их родителей. Возможно, больше всего волнений и тревог вызывает стандартизированный тест на проверку академических способностей (SAT – Standardized Aptitude Test). На протяжении последних девяноста лет SAT считается основным препятствием, которое нужно преодолеть молодому человеку на пути к высшему образованию. SAT играет настолько важную роль в жизни американских старшеклассников, что сегодня возникла целая отрасль по подготовке к нему с ежегодным доходом около миллиарда долларов[134].
Еще в подростковом возрасте Нихил Гоял зарекомендовал себя как убежденный сторонник реформы образования благодаря публичным выступлениям, пропагандистской деятельности и книгам. Когда Нихил учился в школе, его семья переехала из района среднего класса в более богатый район, и вот там-то мальчик очень быстро понял, каким стрессом для старшеклассника является SAT. «В моей новой школе практически все собирались поступать в колледжи, – рассказывал мне Гоял. – Я сразу заметил, что дети истощены и у них явные проблемы со здоровьем. По-моему, они вели себя абсолютно как роботы: были на редкость послушны и сговорчивы, легко меняли точку зрения, а их креативность и любознательность к этому моменту находились просто на нуле. Многие страдали стокгольмским синдромом{12}. Это были одни из самых привилегированных детей в Америке и, по сути, мощнейшие пропагандисты образовательной системы в ее нынешнем виде, ибо именно они чаще всего добиваются успеха в жизни. Это были дети, которые получают на экзаменах отличные отметки и поступают в Гарвард, Йель и Принстон».
