Жан-Пьер Шевенман - 1914–2014. Европа выходит из истории?
Подобный безудержный рост порой подпитывает безудержный оптимизм: как до 1914 г. лидеры Второго Интернационала уповали на то, что финансовая и промышленная элита позаботится о том, чтобы не допустить войну, с середины 1980-х гг. такие социал-либералы, как Тони Блэр и многие после него, многократно заявляли, что свободный рынок сам по себе гарантирует экономический рост, чьи жалкие крохи они лучше, чем кто-либо еще, смогут перераспределить низшим классам. Кризис, начавшийся в 2008–2009 гг., само собой, умерил их энтузиазм, но полностью не подорвал веру в регулярность подъемов и спадов, заложенную в нормальное функционирование капиталистической экономики. Тем не менее господствовавшая еще вчера эйфория сменилась глухим беспокойством: рациональность финансовых рынков вызывает все больше сомнений. Финансовый капитализм оказался новым Франкенштейном, способным порождать монстров. На Ближнем Востоке и в Восточной Азии вновь, как и в то далекое десятилетие, предшествовавшее 1914 г., замаячил призрак войны.
Стратегические колебания
В отличие от тех времен, когда мир был разделен на две соперничающие коалиции, сегодня, пусть даже сирийский конфликт рискует охватить весь Ближний Восток, страх перед глобальной войной почти отступил. Пять лет назад главным источником беспокойства была «кризисная дуга», протянувшаяся от Западной Африки к подножию Гималаев («Белая книга по вопросам обороны», 2008 г.). Сегодня опасения переключились на Северную Корею и обстановку в Южно-Китайском море. КНР, восходящая звезда XXI в., привлекает к себе все больше внимания. Это вовсе не значит, что с повестки дня сняты угрозы, исходящие из Афганистана и Пакистана, и тем более все хуже предсказуемые «арабские революции» или разворачивающееся в Сирии противостояние шиитского и суннитского фундаментализмов, за которым скрывается все усиливающийся Иран, а также наблюдающийся вплоть до границ Сахеля подъем радикального исламизма. Однако через двенадцать лет после 11 сентября 2001 г. Америка Обамы сменила приоритеты, размышляя, как приручить политический исламизм и, возможно, как примириться с существованием джихадистского терроризма, этого камешка в американском ботинке. Подъем Китая оттесняет «великую войну с террором» на второй план.
Сколько ошибок было совершено за последние двадцать лет! После первой войны в Персидском заливе (март 1991 г.) Джордж Буш-старший провозгласил, что «вьетнамский синдром навсегда похоронен в песках Аравии». Слепо поддерживая моджахедов и афганских полевых командиров после вывода советских войск из Афганистана и решив в 1991 г. установить прямой военный контроль над Персидским заливом и его нефтяными богатствами, США сами создали себе нового врага: Усаму бен Ладена, которому покровительствовали Талибан и глобальная джихадистская сеть Аль-Каиды. Десять лет спустя случилась атака на башни Всемирного торгового центра. Демонстрируя завидное упорство в своих заблуждениях, США по инициативе Джорджа Буша-младшего сосредоточили свои основные силы в Ираке, который вообще в этом не был замешан, якобы чтобы уничтожить оружие массового поражения, которого попросту не существовало. Превентивная война в Ираке осложнила начатое в Афганистане после падения Кабула и режима талибов государственное строительство (nation building). Спустя десять лет США при Обаме ушли из Ирака и сейчас покидают Афганистан, как сорок лет назад при Ричарде Никсоне и Джеральде Форде выводили войска из Вьетнама. Конечно, они сохраняют свое присутствие в виде дронов, угроз авиаударов, отрядов спецназа и поддержки, которую Штаты оказывают местным силам. Однако в целом не вызывает сомнений, что Америка не знает, как справиться с радикальным исламизмом как в его суннитской, так и в его шиитской версии.
В то же время Соединенные Штаты, вероятно, поняли, что джихадизм и политический исламизм в длительной перспективе для них не столь опасны, как подъем Китая, который в XXI в. станет их глобальным соперником. В мире воцарилась стратегическая неопределенность. Неужели вновь может встать вопрос о мировой гегемонии? Еще десять лет назад этого невозможно было представить!
«Перевернутый мир»
Хотя обе волны глобализации во многом схожи, между ними существуют и глубокие различия.
В первую очередь речь идет о колонизации, которая до 1914 г. подчинила европейским метрополиям почти всю Африку и бо́льшую часть Южной и Юго-Восточной Азии. Прибавим к ней финансовую колонизацию остальной планеты и уверенно начатое расчленение Китая, Османской империи и Персии. Единственными исключениями в то время оставались Эфиопия, которая отбросила итальянцев в сражении при Адуа в 1896 г., и Япония эпохи Мэйдзи, разгромившая в 1904–1905 гг. русскую армию и флот. Так называемые цветные народы изнывали под пятой белого человека. Казалось, что так будет продолжаться вечно.
Сегодня от этого не осталось и следа: крупные развивающиеся страны давно обрели независимость и стремятся взять реванш у истории, которая их так унизила. Это касается прежде всего Индии, которую с XVIII в. колонизировали британцы; Китая, с середины XIX в. расчлененного на куски странами Запада; Персии, которую Россия и Англия стремились разделить на зоны влияния, и Турции, где ностальгия по Османской империи все еще порой дает о себе знать. Возможно, в этот список следует включить и Россию. После распада СССР, к которому она вместе с Горбачевым столь активно приложила руку, Россия рассчитывала на особые привилегии со стороны Запада. Вот почему в 1990-е гг. она так болезненно отреагировала на то, что с ней перестали считаться. Владимир Путин вернул ей не только статус великой державы (пусть и далеко позади США), но и некоторое преуспевание, которое внушает надежду, что однажды она вновь присоединится к клубу великих современных держав. В то же самое время Европа после кризиса, начавшегося в 2008–2009 гг., явно клонится к упадку, а господство США над миром, установившееся после распада СССР, постепенно ослабевает. Так что через тридцать лет после начала второй волны глобализации мы оказались перед лицом того, что Эрве Жювен назвал «перевернутым миром»[125]. Миграционные потоки, которые до 1914 г. устремлялись из Европы во все концы света, сегодня, наоборот, движутся с юга на север, а также с юга на юг.
Валютные войны
Второе значимое отличие – денежная система. Раньше надежность торговых связей гарантировал золотой стандарт, вполне совместимый с национальными суверенитетами. Сегодня все осложняет система плавающих курсов, в которой господствует доллар – валюта США. Гегемон второй волны глобализации находится явно в более выгодном положении, чем некогда гегемон первой (Великобритания). На доллар приходится почти 70 % мировых валютных резервов, тогда как доля евро с 2010 г. снизилась с 27 до 23 %. Что бы ни говорилось в коммюнике международных саммитов, в мире бушует «валютная война». Вот уже десять лет США используют печатный станок, чтобы финансировать свой бюджетный дефицит и для конкурентной девальвации доллара, которая ведет к повышению курса евро. В этой валютной войне Франция и другие средиземноморские страны из еврозоны дважды оказываются в дураках как по отношению к США и странам из зоны доллара, так и по отношению к Северной Европе. Если экспортируемые североевропейскими странами товары высшей ценовой категории легко приспосабливаются к сильному евро, экспорт Южной Европы, очень чувствительный к «эффекту цены», постепенно теряет свою долю на рынке.
Валютная война свидетельствует об обострении международных противоречий, которое спровоцировала вторая волна глобализации: при Обаме Америка попыталась добиться (и отчасти ей это удалось) некоторой ревальвации (порядка 10 %) юаня по отношению к доллару. Не сумев получить большего от Китая, США сделали ставку на очень низкий курс доллара по отношению к евро. Япония при Синдзо Абэ тоже стремилась покончить с политикой «сильной иены», которая с начала 1990-х гг. стоила стране двадцати лет экономической стагнации. Весной 2013 г. японский премьер (без сомнения, согласовав свое решение с США) объявил об увеличении денежной массы вдвое! Это беспрецедентное решение, которое стало возможным только благодаря тому, что Банк Японии подчинен правительству, сразу же обрушило иену. Очевидно, США, от которых полностью зависит безопасность Японии, решили укрепить ее перед лицом Китая и, возможно, удержать от сближения с Поднебесной, которое ослабило бы влияние Америки в регионе.
Евро, который появился на свет при благоприятной политике «сильного доллара», проводившейся в тот момент Федеральной резервной системой США, с 2002 г. подвергся сильной ревальвации (от 82 центов за 1 евро к 1,33 доллара за евро сегодня[126], с максимальным курсом в 2005 г., когда за евро давали 1,60 доллара). Завышенный курс евро связан прежде всего с разворотом американской валютной политики, который случился в 2002 г. и с тех пор остается в силе. Из-за парализующего бездействия своего Центрального банка еврозона, а вслед за ней почти вся Европа обрекли себя на длительную экономическую стагнацию, подобную той, которую пережила Япония. Через двадцать лет после подписания Маастрихтского договора Франция на своей шкуре испытала, что значит отказ от валютного суверенитета: как и почти во всех европейских странах, политика бюджетной экономии и сильный евро тормозят ее экономический рост.
