Этика. О Боге, человеке и его счастье - Бенедикт Барух Спиноза
Глава V
Об основании, почему были установлены религиозные обряды, и о вере в исторические рассказы, именно: на каком основании и кому она необходима
В предыдущей главе мы показали, что Божественный закон, делающий людей истинно блаженными и научающий истинной жизни, есть общий для всех людей; мы даже так его вывели из человеческой природы, что его должно считать врожденным человеческой душе и как бы написанным в ней. А так как религиозные обряды, по крайней мере те, которые указываются в Ветхом Завете, были установлены только для евреев и были так приноровлены к их государству, что они по большей части могли исполняться всем обществом, а не отдельным человеком, то несомненно, что они не относятся к Божественному закону, а стало быть, и ничего не дают для блаженства и добродетели; они касаются только избрания евреев, т. е. (на основании показанного нами в III главе) только временного благополучия тела и спокойствия государства; вследствие этого они только при целости их государства и могли быть пригодны. Стало быть, если они в Ветхом Завете и относятся к Закону Божьему, то это сделано только потому, что они были установлены вследствие откровения или на данном в откровении основании. Но так как разумное обоснование, хотя бы и в высшей степени солидное, не очень ценится у обыкновенных богословов, то мне хочется здесь подкрепить только что сказанное авторитетом Писания, а потом для большей ясности показать, на каком основании и каким образом религиозные обряды способствовали укреплению и сохранению государства иудеев. Исаия учит как нельзя яснее, что Божественный закон, принимаемый в безусловном смысле, означает тот всеобщий закон, который состоит в истинном образе жизни, а не в религиозных обрядах. В самом деле, в гл. 1, ст. 10, пророк призывает свой народ выслушать от него Божественный закон; из него он сперва выключает все роды жертвоприношений и все праздники, а потом научает самому закону (см.: ст. 16, 17) и полагает его в немногом, именно: в чистоте духа, упражнении или навыке в добродетели или хороших действиях и, наконец, в оказании помощи неимущему. Не менее ясное свидетельство находится и в псалме 40, ст. 7, 9; здесь Псалмопевец обращается к Богу: «Жертву и дары не восхотел, уши ты мне проткнул[61], всесожжения и жертвы за грех ты не требовал; волю твою исполнить, мой Боже, я хотел, ибо закон твой – в моем сердце». Следовательно, он называет Божьим законом только тот закон, который написан в сердце или душе. Он исключает из него религиозные обряды, ибо они хороши не по природе, а только вследствие установления, и, стало быть, они не написаны в душах. Кроме этого, находятся еще другие места в Писании, свидетельствующие о том же; но достаточно и этих двух, приведенных мною. А что религиозные обряды нисколько не способствуют блаженству, но касаются только временного благополучия государства – это также ясно из самого Писания. Оно за религиозные обряды обещает лишь удобства и удовольствия для тела, блаженство же – только за всеобщий Божественный закон. Ведь в пяти книгах, называемых обыкновенно Моисеевыми, ничего другого, как мы выше сказали, не обещается, кроме этого временного благополучия, т. е. почестей или славы, побед, богатств, удовольствий и здоровья, и хотя те пять книг, кроме религиозных обрядов, содержат в себе много моральных предписаний, однако последние не излагаются в Пятикнижии как моральные правила, общие для всех людей, но как заповеди, весьма приноровленные к пониманию и характеру только еврейской нации, поэтому они имеют в виду пользу одного государства. Например, Моисей не учит иудеев не убивать и не красть как учитель и пророк, но приказывает это как законодатель и владыка; он ведь не подкрепляет правил доводами разума, но присоединяет к приказаниям наказание, которое, как опыт достаточно подтвердил, может и должно меняться, смотря по характеру каждой нации. Точно так же и заповедь не прелюбодействовать касается пользы только общества и государства, потому что если бы она желала научить моральному правилу, которое имело бы в виду не одну пользу общества, но и душевный покой и истинное блаженство каждого, тогда она осудила бы не только внешнее действие, но и самое вожделение души, как это сделал Христос, учивший только всеобщим правилам (см.: Мф., гл. 5, ст. 28); по этой причине Христос обещает награду духовную, а не телесную, как Моисей. Ибо Христос был послан, как я сказал, не ради сохранения государства и установления законов, но только для научения всеобщему закону. Отсюда легко понять, что Христос нимало не отменял Моисеева закона, так как Христос никаких новых законов не хотел вводить в общественную жизнь и не заботился ни о чем другом, кроме как научить моральным правилам и отличить их от государственных законов. Он это делал главным образом вследствие невежества фарисеев, думавших, что тот ведет блаженную жизнь, кто защищает права государства или Моисеев закон; между тем последний, как мы сказали, имел отношение только к государству и служил не столько к научению евреев, сколько к их принуждению. Но возвратимся к нашему намерению и приведем другие места Писания, в которых за [исполнение] религиозных обрядов не обещается ничего, кроме телесных удобств, а блаженство обещается только за всеобщий Божественный закон. Из пророков никто яснее Исаии не учил этому. Он в гл. 58, после того как осудил лицемерие, рекомендует свободу и любовь к себе самому и ближнему, обещая за это следующее: «Тогда появится, как заря, свет твой, и здоровье твое быстро расцветет, и пойдет перед тобой справедливость твоя, и слава Божья приложит тебя»[62] и пр. Потом он также рекомендует праздник субботы, за усердное соблюдение которой он обещает следующее: «Тогда будешь радоваться с Богом[63],
