Эллинистически-римская эстетика I – II вв. н.э. - Алексей Федорович Лосев
Только в одном отношении авторитет древних для Атенея непререкаем, а именно в отношении лексикографических справок. Наличие определенного слова у того или иного автора выступает достаточным и неоспоримым доказательством употребительности и приемлемости этого слова.
Новые поколения, конечно, по мнению Атенея, пошли дальше древних в погоне за удовольствиями и роскошью. Но если они утратили присущее древним благородное величие, они достигли другого величия, а именно величия крайностей. Не говоря уже о прочем, «теперь возрастает и извращение музыки, а роскошь одежды и обуви достигла расцвета» (I 18 е). Современные «сбились с пути» (I 18 b), но Атеней, безусловно, восхищается роскошью обеда, о котором он повествует.
Разгул современных ему людей граничит с вакхическим буйством. Так, со слов Тимея из Тавромены автор повествует, что в Агригенте есть дом, который называется «триремой» по следующей причине. Некие юноши устроили в нем попойку и, разгоряченные вином, дошли до такого безумства, что вообразили себя плывущими на триреме, притом в сильнейший шторм. Они настолько потеряли голову, что стали выбрасывать из дома всю обстановку, утварь и ковры, поскольку рулевой якобы велел им облегчить корабль от лишнего балласта. Собралась толпа и стала растаскивать выбрасываемое, однако безумство юношей не прекратилось, так что властям пришлось выслать воинский отряд. На расспросы офицера юноши, все еще «переживая бурю на море», объяснили свое поведение необходимостью облегчить корабль от лишнего балласта; а старший из них сказал:
«О мужи тритоны! От страха я бросился на самое дно трюма, чтобы лежать как можно ниже».
Власти, видя искренность их «экстаза» (ecstasis), простили их, однако запретили вносить в дом новое вино.
«Если нам удастся добраться до порта, – отвечали юноши, – мы воздвигнем вам, заодно с морскими богами, на родине алтарь как спасителям в зримом облике, поскольку вы явились нам столь вовремя» (II 37 b – е).
Современный парасит, как думает Атеней, похож на Протея – так разнообразен он и по своему обличью, и по своим речам (VI 258 а). Некоторые современные любители поесть так неутомимы, что грозят отобрать у морских чаек всю рыбу (VIII 342 а). Некий гурман Диокл проел свою землю, и однажды проглотил такую горячую рыбу, что «сжег небо». Ему посоветовали проглотить и море, чтобы он мог похвастаться, что пожрал три главные стихии (XV 344 b). Атеней описывает устроенные Александром Великим соревнования в пьянстве на приз в один талант. Тридцать пять участников состязания умерли от «простуды» на месте, шестеро других – несколько позже в своих палатках, а победитель, получив приз, прожил четыре дня (X 437 ab).
«Наши прекрасные Афины принесли столь большую толпу гетер, о которых я расскажу, как только смогу, какой не бывает и в многолюдном городе» (XIII 583 d).
В XII книге Атеней подробно останавливается на чудовищном сластолюбии сибаритов и лидийцев. В безумной жажде удовольствий люди хотят иметь шею жирафа, чтобы успешнее пробовать разложенные на столе яства, а другие – тело слона или бегемота, чтобы большею массой плоти сильнее и полнее переживать наслаждение. В конце концов тела действительно меняются, и человек приобретает нечеловеческую природу. Некто Мелантий так вытянул свою шею, что умер, свернув ее.
«И многие другие извратили все тело ради безудержных удовольствий, причем одни достигли большой толщины тела, другие же – бесчувственности к боли из-за многих наслаждений. Дионисий, сын гераклейского тирана, так растолстел, что ему трудно было дышать; а чтобы разбудить его, его кололи тонкими иглами, которые он ощущал только тогда, когда, пройдя сквозь слои жира, они достигали ребер и живота» (XII 549 а – с).
Ему приписывали желание умереть «единственной легкой смертью»: лежа на складках спинного жира, едва имея возможность произносить слова и дышать, он хотел бы непрестанно есть и «сгнить от наслаждения» (XII 549 cd). Но страсть к экстатическим крайностям выражалась и в чудовищной худобе. Некий нечестивец Кинесий, обедая с друзьями, оскорблял богов и называл себя одержимым злым демоном; он был такой тощий и долговязый, что привязывал к себе липовые доски, чтобы не сгибаться от собственной тяжести (XII 551 d).
Современное искусство получает у Атенея такую же двойственную оценку. С одной стороны, оно претерпело падение и унизилось; но, с другой стороны, оно торжествует уже благодаря своей всенародной популярности и значительному воздействию на жизнь.
«В древности понравиться толпе было признаком дурного искусства; недаром, когда однажды захлопали какому-то флейтисту, сидевший за сценой Асоподор из Флиунта спросил: „Что это? Наверное, случилось что-нибудь дурное!“, потому что в противном случае толпа не могла бы одобрить артиста. А нынешние делают целью своего искусства – получить успех у зрителей» (XIV 632 f).
Падение искусства сопутствует падению вообще всего традиционного устройства жизни, так что греки, только по названию оставаясь греками, превращаются в варваров (XIV 632 ab, 633 be).
«В последнее время эллины поставили ремесленные искусства (banaysoys technas) намного выше произведений благородной образованности (cata paideian epinoia, I 19 b)».
Уже упоминалось о высоком статусе кулинарного искусства. Атеней много говорит о почитании и культивировании телесной и жизненной красоты у своих современников.
«Я скажу вам, друзья: ничто так не радостно для глаз, как красота женщины» (XIII 608 а),
– говорит один из героев Атенея. Последний рассказывает о конкурсах женской красоты, например о тех, которые «доныне» проводятся в Аркадии или в Элиде, причем «решение выносится со всей серьезностью» и победившие женщины получают призы и увенчиваются (XIII 609
