Джаред Даймонд - Мир позавчера. Чему нас могут научить люди, до сих пор живущие в каменном веке
В другой пустыне, на юге Африки, жизнь !кунг следует сходному годичному циклу, определяемому наличием воды и зависящих от воды пищевых ресурсов. В сухой сезон !кунг собираются у немногочисленных непересыхающих колодцев, а в период большей влажности расселяются вокруг менее надежных или сезонных источников воды.
Реакция на опасность
Наконец, обсудив традиционные опасности и реакции на них, сравним реальную меру опасности (как бы она ни измерялась) с нашим откликом на нее (то есть тем, насколько опасность нас беспокоит и как активно мы от нее защищаемся). Было бы наивно ожидать, что мы вполне рациональны и информированы и что наша реакция на опасность, измеряемая отношением многих к каждому типу угрозы, которая на деле убивает и калечит людей каждый год, пропорциональна ее серьезности. Эти наивные ожидания опровергаются по крайней мере пятью группами причин.
Во-первых, число людей, погибших или пострадавших от определенного вида опасности, может быть низким как раз потому, что мы ее осознаем и прилагаем такие большие усилия, чтобы минимизировать риск. Будь мы в полной мере рациональны, может быть, лучшей мерой опасности было бы не-действительное число смертей в год по определенной причине (что легко подсчитать), а число смертей, которое имело бы место, если бы не были приняты контрмеры (что оценить трудно). Из примеров, обсуждавшихся в этой главе, особое внимание привлекают два. Лишь немногие члены традиционных сообществ умирают от голода — именно потому, что такая значительная часть деятельности сообщества направлена на то, чтобы уменьшить риск этого. Лишь немногих !кунг каждый год убивают львы — не потому, что львы не опасны; напротив, они настолько опасны, что !кунг принимают особые меры, чтобы защитить себя от них: они не покидают стоянки ночью, постоянно обследуют окрестности в поисках следов, когда уходят со стоянки днем, всегда громко разговаривают, высматривают старых, раненых, голодных одиноких львов, а женщины перемещаются группами.
Второй причиной несовпадения между реальной опасностью и нашим восприятием риска служит модифицированная версия принципа Уэйна Гретцки: наша готовность подвергаться угрозе резко возрастает с ростом связанной с опасной ситуацией выгоды. !Кунг отгоняют львов от туш, мясом которых можно воспользоваться, но не прогоняют хищников с мест их отдыха, где никаких туш нет. Большинство из нас не войдет в горящий дом просто для развлечения, но сделает это, чтобы спасти своего находящегося в доме ребенка. Многие американцы, европейцы и японцы сейчас мучительно обдумывают, насколько мудро строить атомные электростанции, потому что, с одной стороны, катастрофа с Фукусимой показала опасность атомной энергетики, но с другой — эта опасность уравновешивается снижением парникового эффекта, вызываемого производством энергии с помощью сжигания угля, нефти и газа.
В-третьих, люди постоянно неверно оценивают риски — по крайней мере, в западном мире, где психологи активно исследуют этот феномен. Когда сегодня американцев спрашивают об опасностях, они на первом месте называют террористов, крушения самолетов и аварии на атомных станциях, хотя эти три фактора вместе взятые за последние четыре десятилетия каждый год убивали гораздо меньше людей, чем автомобили, алкоголь и курение. Если сравнить оценку американцами рисков с действительным числом ежегодных смертей (или с вероятностью умереть в течение часа от опасных занятий), то оказывается, что риск несчастных случаев с атомными реакторами чрезвычайно преувеличен, как и риск использования генно-модифицированных продуктов и новых химических технологий, а также аэрозолей. Американцы недооценивают опасность алкоголя, автомобилей, курения и (в меньшей степени) хирургических вмешательств. В основе этой нашей предвзятости лежит то, что мы особенно боимся событий, неподвластных нашему контролю, явлений, способных убить множество людей, и ситуаций, касающихся новых, незнакомых, трудно оцениваемых рисков (отсюда наш страх перед терроризмом, крушениями самолетов, авариями на атомных реакторах). В противоположность этому мы необоснованно снисходительны к старым знакомым угрозам, которые представляются подвластными нам, на которые мы соглашаемся добровольно и которые убивают отдельных людей, а не группы. Поэтому-то мы недооцениваем риск управления автомобилем, употребления алкоголя, курения, пользования стремянками; мы по собственной воле делаем все эти вещи, полагая, что контролируем ситуацию; хотя мы знаем, что они убивают других людей, мы думаем, что нас они не убьют, потому что мы осторожны и сильны. Как говорил Чонси Старр[15], мы терпеть не можем позволять другим причинять нам то, что мы с удовольствием причиняем себе сами.
В-четвертых, некоторые люди соглашаются на больший риск (и даже ищут его и наслаждаются им), чем другие. К ним относятся парашютисты, совершающие затяжные прыжки, любители банджи-джампинга (прыжков с большой высоты с эластичным тросом, закрепленным вокруг щиколотки), игроманы, гонщики. Данные, собранные страховыми компаниями, подтверждают наше интуитивное представление о том, что мужчины чаще ищут опасности, чем женщины, и что поиск риска мужчинами достигает своего пика в возрасте около двадцати лет, а потом снижается. Я недавно посетил водопад Виктория в Африке, где Замбези — огромная река шириной в милю — падает с высоты 355 футов в узкое ущелье, заканчивающееся еще более узкой расщелиной, и изливается в водоем, метко названный Кипящим Котлом. Рев водопада, чернота скальных стен, туман, заполняющий все ущелье, бурление воды ниже водопада намекают на то, каким должен быть вход в ад, если ад существует. Как раз над Кипящим Котлом ущелье пересекает мост, по которому пешеходы могут пройти из Замбии в Зимбабве; река служит границей между этими странами. С моста туристы при желании могут совершить прыжок на тросе, обвязанном вокруг щиколотки, в черную, ревущую, заполненную брызгами бездну. Глядя на эту сцену, я не мог заставить себя даже приблизиться к мосту и подумал, что не смог бы совершить такой прыжок, даже если бы мне сказали, что это единственный способ спасти жизнь моим жене и детям. Однако потом нас посетил один из 22-летних соучеников моего сына, молодой человек по имени Ли, который как раз и развлекался подобным образом. Я был поражен тем, что Ли еще и заплатил за нечто столь ужасное, что я отдал бы все, что имею, лишь бы избежать подобного... пока не вспомнил, как проделывал нечто не менее опасное, занимаясь спелеологией, в возрасте тех же 22 лет, когда тоже стремился к риску.
Наконец, некоторые общества терпимее к риску, чем другие, более консервативные. Такие различия знакомы нам по странам западного мира; известны они и у индейских племен, а также племен Новой Гвинеи. Достаточно упомянуть один современный пример: во время недавней военной операции в Ираке американские солдаты проявляли бóльшую готовность к риску, чем французские и немецкие. Предположительное объяснение этого заключается в тех уроках, которые Франция и Германия извлекли из потери почти 7,000,000 своих граждан в двух мировых войнах из-за часто непродуманных военных действий, и в том, что современное американское общество основано эмигрантами из других стран, которые рискнули переселиться в новую незнакомую землю, оставив дома тех, кто боялся риска.
Таким образом, все человеческие общества сталкиваются с опасностями, хотя эти опасности различны для народов, живущих в разных местах и ведущих разный образ жизни. Меня беспокоят автомобили и стремянки, моих новогвинейских друзей — крокодилы, циклоны и враги из других племен, !кунг — львы и засухи. Каждое общество пользуется целым набором средств борьбы с теми угрозами, которые ему известны. Однако мы, граждане государств WEIRD, не всегда так ясно, как следовало бы, представляем себе опасности, с которыми сталкиваемся. Нашу одержимость угрозой, которую несут биотехнологии и аэрозоли, лучше было бы направить на домашние неприятности в виде сигарет и езды на мотоцикле без шлема. Делают ли сходные ошибки, оценивая опасности, традиционные сообщества, еще нужно изучить. Являемся ли мы, современные WEIRD, особенно подверженными непониманию рисков из-за того, что получаем большую часть информации опосредствованно — через телевидение и другие средства массовой информации, которые подчеркивают сенсационные, но редкие события и массовые смерти? Не оценивают ли представители традиционных сообществ риски более точно, потому что узнают о происходящем на основании собственного опыта, опыта родственников и соседей? Не можем ли и мы научиться смотреть на опасности более реалистично?
Часть 5. Религия, язык, здоровье
Глава 9. Что электрические угри могут рассказать нам об эволюции религии
