Двери восприятия. Рай и Ад. Вечная философия. Возвращение в дивный новый мир - Олдос Хаксли

Жан-Батист Анри Лакордер[481]

Свет усиливается, и мы видим, что сами мы хуже, чем полагали. Мы изумляемся тому, насколько были слепы, когда зрим, как из нашего сердца выпадает целый клубок постыдных чувств, подобных мерзким змеям, что выползают из потаенной пещеры. Но нет нужды изумляться или беспокоиться. Мы не стали хуже, чем прежде; наоборот, мы стали лучше. Если наши недостатки уменьшаются, то свет, благодаря которому мы их видим, усиливается, и оттого нас переполняет ужас. До тех пор, пока не появляются признаки излечения, мы не осознаем всей глубины недуга; пребываем в состоянии слепой самонадеянности и упрямства; мы – жертвы самообмана. До тех пор, пока плывем по течению, мы не осознаем стремительности потока, но едва пробуем взять в сторону, как немедля ощутим всю мощь стихии[482].

Франсуа Фенелон

Дочь моя, возведи себе две кельи. Первую настоящую, чтобы не бродить праздно по округе и не болтать. Выходи только когда необходимо или из любви к ближнему. Вторая келья – духовная, каковая всегда пребудет с тобой. Это келья истинного самопознания; ты познаешь в ней доброту Божью. На самом деле эти две кельи едины, и, живя в одной из них, ты должна жить и в другой; в противном случае душа впадет в отчаяние или в самонадеянность. Если углубишься целиком в самопознание, то придешь в отчаяние; если сосредоточишься на познании Бога, тебя станет искушать самонадеянность. Одно должно идти рука об руку с другим; так ты достигнешь совершенства.

Святая Екатерина Сиенская

Глава 10

Милость божья и свобода воли

Освобождение – это уход из времени в вечность, а достигается оно через смирение и подчинение вечной Природе Вещей. Свобода воли дана нам для того, чтобы волевым усилием мы могли стереть собственное воление и навсегда обосноваться в «краю благодатном». Фактически все наши свершения должны быть направлены на смирение, на покорность перед деятельностью и бытием божественной Реальности. Подобно эоловой арфе, мы наделены способностью либо внимать ветрам Духа, либо их чуждаться.

Всевместительный дух не умирает;

Сие зовется Сокровенной Прародительницей.

Врата Сокровенной Прародительницы

Назову корнем Неба и Земли.

Вьется и вьется, не прерываясь.

Пользу его исчерпать невозможно.

Лао-цзы

В любом толковании Вечной Философии человеческая душа признается феминной в своем отношении к Божеству, к личностному Богу и даже к Порядку Природы. Гордыня, или первородной грех, выражается в том, что личное «Я» воспринимается как самодостаточное мужское по отношению к Духу внутри и Природе снаружи и ведет себя соответствующим образом.

Святой Павел провел четкое и полезное различие между psyche и pneuma[483]. Правда, второе слово так и не вошло в широкий обиход, а безнадежно двусмысленный термин psyche стали употреблять для обозначения и личного сознания, и духа. Но почему западные авторы из рядов церкви ринулись рассуждать о человеческой anima (под которой древние римляне понимали низшую, животную душу), вместо того чтобы использовать слово, традиционно обозначавшее душу разумную, – animus? Полагаю, все потому, что указанным авторам любой ценой хотелось подчеркнуть изначальную женственность человеческого духа по отношению к Богу. Слово pneuma, грамматически среднего рода, и слово animus, мужского рода, показались, видимо, менее пригодными, чем anima и psyche. Задумаемся над этим случаем: структура греческого и латинского языков изрядно затрудняла тем, кто на этих языках говорил, отождествление души (слова женского рода) с кем-либо, кроме героини Песни песней – аллегорической фигуры, которая на протяжении многих столетий играла в христианских мышлении и чувствах ту же самую роль, какую девы гопи[484] играли в теологии и ритуалах индусов.

Прими в расчет сию непреложную истину. Все, что действует в природе и в твари, исключая грех, есть Промысел Божий в природе и в твари. Сотворенное способно лишь свободно пользоваться собственной волей, каковая либо подчиняется, либо сопротивляется Промыслу Божию в природе. Тварь со свободой воли не в силах дать чему-либо жизнь или как-то преобразить деяния природы; она может лишь менять собственное положение или место в деяниях природы, отчего ей мнится, будто она ощутила или отыскала нечто такое, чего раньше не ощущала и не находила.

Уильям Лоу

Если воспользоваться психологическими терминами, милость Божья и благодать – это не наше самосознающее личное «Я», а нечто иное, ниспосланное нам в помощь. Мы сталкиваемся с тремя видами такой помощи – с животной благодатью, с человеческой и с духовной благодатью. Животная благодать нисходит на нас в том случае, если мы живем в полном согласии с нашей природой на биологическом уровне – не изнуряем тела излишествами, не вмешиваемся в деятельность живущего внутри нас животного разума своими желаниями и нежеланиями, если живем цельной жизнью и открываем себя «благодетельному солнцу и духу воздуха»[485]. Вознаграждением за гармонию с физическими и физиологическими сторонами Дао или Логоса служит хорошее самочувствие: мы радуемся жизни не по какой-то конкретной причине, а просто потому, что живем. В состоянии животной благодати не возникает вопросов о propter vitam vivendi perdere causas[486], поскольку в этом состоянии нет различия между причиной жизни и самой жизнью. Подобно добродетели, жизнь сама по себе награда. Разумеется, всей полноты животной благодати удостаиваются именно животные. Природа человека такова, что он должен жить, осознавая себя, во времени, а не в блаженной субрациональной вечности, по ту сторону добра и зла. Соответственно, с животной благодатью он встречается только время от времени, когда «отдыхает» от самоосознания (либо она выступает дополнением к другим состояниям, в которых жизнь уже не сама по себе наградой, в которых жить необходимо по некоей внешней причине).

Человеческая благодать нисходит на нас от других индивидуумов, от социальных групп или от наших собственных желаний, надежд и фантазий, проецируемых в окружающий мир и каким-то образом задержавшихся в психической среде в том состоянии, которое можно назвать «второсортной объективностью». Всем доводится ощущать человеческую благодать в ее разнообразных проявлениях. Так, в детстве благодать распространяется от матери, отца, няни или любимого учителя. Повзрослев, мы ощущаем благодать от друзей, от тех мужчин и женщин, более нравственных и умных, нежели мы сами, и от