Экзистенциализм. Период становления - Петр Владимирович Рябов
Очень коротко коснусь еще двух мыслей Ортеги-и-Гассета. Повторяю, у него их очень много. Его многое интересовало, и он о многом высказывал свежие, яркие суждения. У него своя историософия, у него своя история науки. У него своя культурология, своя эстетика. Все это очень обширно, подробно разработано. Но я коснусь двух очень важных моментов.
А что такое человек, по Ортеге-и-Гассету? Тут вы можете законно сказать, что это обычные экзистенциальные положения. Вы можете вполне справедливо, как и в случае с Унамуно, спросить: ну что же здесь нового, он высказывает общие экзистенциальные тезисы? Но тогда, в самом начале ХХ века, до Хайдеггера, до Камю с Сартром, до Ясперса, он говорит немало нового и парадоксального (я стараюсь показать вам своеобразие каждого философа, но и нечто общее в то же время). Мы находим у самых разных экзистенциалистов эти мысли о человеке. Общие, экзистенциальные идеи; просто Ортега-и-Гассет выражает их своими мыслями, своими афоризмами, в своей манере. И, напомню, это только начало становления экзистенциализма. Учитывайте это!
Первый, важнейший тезис – «у человека нет природы, но есть история». Ну, это общая экзистенциалистская позиция. Напоминаю, Ницше говорил, что человек – еще не ставшее, не определившееся животное. У человека нет природы, но есть свобода. И, как пишет Ортега-и-Гассет: «Жить – это упражняться в свободе».
Человек – это проект человека. Человек создает себя. Или – не создает. Проект самого себя может быть провален или осуществлен. Правда, тут есть одна специфическая особенность философии Ортеги-и-Гассета. Он подчеркивает, что нет природы, но есть история. Пространство действия человека – это история. Именно там человек, люди – творят, создают себе себя. Поэтому он очень большое внимание уделяет истории. Ортега-и-Гассет считает, подобно всем другим экзистенциалистам, что человек проживает свою личную жизнь как индивидуальность, но там, где речь заходит о социальности, там всегда возникает опасность отчужденности. (Вспомните Кьеркегора; подобное мы увидим и у Сартра) Социальное всегда связано с опасностью отчуждения. Так вот, жить, значит упражняться в свободе. У человека нет природы, но есть свобода.
Я приведу еще одну великолепную по выразительности и красоте цитату Ортеги-и-Гассета. Конечно, это вы уже слышали, но тем не менее. Послушайте: «В отличие от всего в мире, человек никогда не является человеком безусловно. Напротив, быть человеком как раз и означает быть всегда на грани того, чтобы не быть им, быть животрепещущей проблемой и драмой, опасностью и риском. В то время как тигр никогда не может перестать быть тигром, детигрироваться, человек живет в постоянном риске обесчеловечивания». Ну, как вам слово «детигрирование» – как новая философская категория?
Чтобы быть человеком, надо всегда что-то делать; он всегда на грани обесчеловечивания. Нет природы, но есть свобода. Идея активного творческого усилия. Это в развитие общей экзистенциальной мысли. Поле человеческой деятельности – история. Поэтому Ортега-и-Гассет размышляет очень много об истории, о кризисе современном, об истоках этого кризиса, откуда взялась культура Нового времени и как она распадается. Какие вызовы и опасности нам угрожают и как с ними бороться.
И еще одна группа мыслей, которых я хочу коснуться в двух словах. Это размышления Хосе Ортеги-и-Гассета о культуре. У него об этом много разных книг, идей, наблюдений и теорий. Одна из самых главных работ великого мыслителя называется «Идеи и верования». Он говорит, что есть два типа идей: идеи-изобретения и идеи-верования. Идеи-изобретения – это наши инструменты, уровень «как», то, чем мы пользуемся; а идеи-верования – мы сами, то, чем мы живем, то, что мы не рефлексируем, уровень «зачем», это потаенные основания каждой культуры. Он говорит, что для древних людей земля была Деметрой. И это было правильно! Современный человек мыслит бездну, Коперник… Галилей. Гелиоцентризм. Земля, планета, она мыслится чем-то другим. Она вращается вокруг Солнца. И это тоже правильно! И вот есть идеи-изобретения и есть идеи-верования. Но бывают моменты, когда идеи-верования рушатся, тогда наступает ужасный кризис культуры, как сейчас. Эта кризисная эпоха очень опасная, и современный кризис не имеет прецедентов, говорит Ортега-и-Гассет, ничего подобного не было. Даже когда пал Рим. Сейчас самая глубокая катастрофа. Он – не как Шпенглер с его «все пропало», но он все же полон беспокойства. Он считает, что перед человечеством стоит вызов, нужны новая культура, новое мышление и новая философия. Нужно какое-то радикальное обновление. В том числе в социальной сфере (о чем мы дальше еще поговорим).
Ортега-и-Гассет ставит диагноз кризиса культуры, конца картезианской, галилеевской культуры. Он выдвигает программу преодоления субъект-обектной оппозиции, возвращения человека миру и мира человеку, проповедует рациовитализм и перспективизм, выдвигает некоторые общие экзистенциальные идеи о человеке как свободе и проекте, размышляет об основаниях и эволюции истории и культуры…
Два слова я скажу о его второй главной работе: «Дегуманизация искусства», потом чуть подробнее – о «Восстании масс». В 1925 году издана книга «Дегуманизация искусства». Это отдельная интересная работа. Тема искусства и эстетики всегда была для него крайне важна – и как для экзистенциалиста (исследующего симптоматику эпохи), и как для «философа жизни», и как для крупнейшего эстетика, вышедшего из недр романтической культуры. И он пытается понять, как и многие, искусство, которое, по его верному наблюдению, радикально меняется. Еще за несколько лет до этого Бердяев пишет работу с характерным названием «Кризис искусства». Для всех тогда было очевидно, что искусство, как и вся культура, в глубоком кризисе. Но что именно происходит? Теперь это – искусство для художников, а не для зрителей. Взяты несколько представителей новейших тенденций: живописи – Пикассо, музыки – Стравинский, литературы – Джойс и, кажется, Пруст. Фигуры отобраны очень точно и наблюдательно. Ортега разбирает их произведения, что за ними стоит. Это попытка поставить диагноз современному искусству. Диагноз получается не слишком утешительный. Искусство стремительно обесчеловечивается, становится герметичным,
