Лорен Грэхэм - Естествознание, философия и науки о человеческом поведении в Советском Союзе
В соответствии с атмосферой, царившей в начале послелысенковского периода, участники дискуссий были готовы терпимо отнестись к различным точкам зрения, однако многие философы были при этом шокированы заявлением биолога А.А. Нейфаха по поводу того, что люди не только существенным образом различаются по своим интеллектуальным и артистическим способностям, но что советские власти должны использовать эти научные открытия с целью «создания особо одаренных людей, необходимых для ускорения темпов научно-технического прогресса, развития искусства и т. п.»[515]. Сославшись на преимущества использования методов генетической инженерии, в частности метода клонирования в сельском хозяйстве и животноводстве для улучшения их продуктивности, Нейфах задается вопросом: почему те же самые методы не использовать по отношению к людям с целью повышения их творческих возможностей в таких областях, как наука и искусство? Подумать только, продолжает он, что можно было бы совершить в науке, если бы появилась возможность сохранять и репродуцировать генотип таких людей, как Эйнштейн.
В ходе уже упоминавшихся дискуссий за «круглым столом», состоявшихся в начале 70-х годов, выяснилось, что лишь небольшое число ученых разделяют энтузиазм Нейфаха по поводу применения методов генной инженерии к человеку. В самом деле, ни один из участников дискуссий (из тех, чьи выступления были опубликованы) не высказал прямой поддержки предложения по применению методов клонирования к человеку. Некоторые из участников, правда, согласились с возможностью использования методов генной инженерии применительно к человеку, обусловив это использование наличием жесткого контроля. Так, А.А. Малиновский высказался в том смысле, что не следует «бояться» самого слова «евгеника», поскольку существуют как негуманные, так и гуманные формы ее использования. Известный советский специалист в области медицинской генетики Н.П. Бочков высказал несогласие с теми, кто был склонен преувеличивать роль среды, говоря о формировании поведения человека. Касаясь вопроса о понятии «евгеника», он заметил, что «жизнь покажет, приживется ли этот термин или нет».
В.П. Эфроимсон согласился с Нейфахом в том, что различные таланты человека определяются генами, и призвал к созданию «педагогической генетики», которая бы занималась изучением генетических особенностей одаренных людей[516]. Взгляды Эфроимсона по поводу роли генетики в формировании поведения человека до сих пор не опубликованы в советской печати, с ними можно ознакомиться по публикациям «самиздата», в частности в «Политическом дневнике»[517]. Этот журнал выходил под редакцией Роя Медведева, являющегося марксистом неортодоксальных взглядов, и представлял собой форму критики советского руководства «слева». В ходе дискуссии, организованной журналом «Вопросы философии», Эфроимсон также пытался связать свои взгляды с марксистской теорией. Неправильно, утверждал Эфроимсон, думать, что эти взгляды противоречат марксизму, поскольку одним из лозунгов марксизма является: «От каждого по способностям, каждому — по потребностям»; согласно Эфроимсону, этот лозунг, по крайней мере, исходит из существования различий в способностях людей.
В ходе дискуссии взгляды Эфроимсона подвергались жесткой критике. Так, психолог А.Н. Леонтьев отметил, что подход Нейфаха ведет к возрождению «ложного биологизма» в учении о человеке и творческих силах общества. А.Ф. Шишкин, специалист по вопросам марксистской этики, увидел основную ошибку Нейфаха в уделении слишком большого внимания роли «гениев» в развитии общества, что противоречило, по мнению Шишкина, марксистской концепции о роли личности в истории, утверждающей, что ответственность за прогресс общества лежит на «широких народных массах». В.Н. Кудрявцев заметил, что попытки определить, какой генотип является «желательным», а какой — нет, всегда оказываются связанными с предубеждением по отношению к тем или иным людям или группам людей.
Таков был вкратце круг вопросов, обсуждавшихся в ходе названных дискуссий и ставших позднее предметом более широких дискуссий; однако в то время материалы дискуссии остались известными лишь достаточно узкому кругу людей: участникам закрытых заседаний в Институте философии АН СССР, подписчикам журнала «Вопросы философии», которые пытались прочесть между строк краткого изложения этих дискуссий в этом журнале, а также читателям журнала Р. Медведева. В 1971 г. дискуссия по проблеме «природа — воспитание» выплеснулась на страницы известного советского журнала «Новый мир», что нашло отражение в трех статьях, о которых речь пойдет ниже.
Начало публичной дискуссии
Первая из названных статей появилась в сентябрьском номере «Нового мира»[518]. Ее автор Павел Симонов призывал к переориентации советской психологии: от подчеркивания определяющей роли внешних стимулов, характерного для павловского подхода, он предлагал обратиться к изучению других источников формирования человеческого поведения, включая внутренние, врожденные факторы. Симонов подчеркивал, что люди неодинаковы, что каждый из них обладает индивидуальными «потребностями». С биологической и социальной точек зрения, говорил Симонов, наличие таких различий между людьми может быть оценено только положительно, поскольку это полезно для развития «вида в целом». Так, любители приключений, люди авантюрного склада будут рисковать и могут при этом открыть что-нибудь новое, а люди более консервативного склада будут способствовать продолжению жизнедеятельности общества в том случае, если авантюристы потерпят неудачу. Симонов в этой статье выражает несогласие с точкой зрения, согласно которой акцент на наследственных факторах формирования человеческого поведения неизбежно ведет к консервативным политическим выводам. В самом деле, замечает он, само стремление к свободе как таковой, столь характерное для некоторых людей, может оказаться обусловленным наследственными факторами.
Автором другой статьи был В.П. Эфроимсон — биолог, являющийся специалистом в области генетики человека. Эта статья, озаглавленная «Родословная альтруизма», стала одной из наиболее заметных публикаций за все время дискуссии, ведущейся в советской печати по проблеме «природа — воспитание»[519]. Даже сегодня в частных разговорах с советскими гражданами можно услышать ссылки на эту статью как на своеобразный первый «залп», положивший начало публичной дискуссии по проблемам соотношения биологического и социального.
Вслед за Симоновым Эфроимсон высказывает в этой статье сожаление по поводу того, что в советских исследованиях преувеличивается роль социальных факторов в формировании человеческого поведения. По его мнению, в становлении интеллекта человека гены играют не меньшую роль, чем среда[520]. Более того, в полемическом задоре Эфроимсон пишет о том, что именно в ходе естественного отбора у людей выработались такие качества, как альтруизм, героизм, способность к самопожертвованию, стремление к добру, уважение к старшим, родительские чувства (особенно чувство материнской любви), любознательность и т. п.[521] Он утверждает, что все перечисленные выше характеристики имели с точки зрения эволюции человека приспособительный характер, поскольку без этических инстинктов племя также не могло бы существовать, как и в тех случаях, когда у людей этого племени не было бы одной ноги, руки или глаза. Аргументируя эти взгляды, Эфроимсон ссылается на исследования явлений «родственного отбора» и «включенной приспособленности», осуществленные в 60-х годах Уильямом Д. Гамильтоном, на которые, спустя некоторое время, опирался и основатель социобиологии профессор Гарвардского университета Э.О. Уилсон. (Следует отметить, что, в отличие от последнего, Эфроимсон называл большее количество форм поведения, которые, по его мнению, определялись генетическими факторами.) Таково вкратце положительное, по мнению Эфроимсона, влияние генов на поведение человека. Что же в таком случае можно отнести к отрицательным моментам этого влияния? В этом вопросе суждения Эфроимсона носят еще более спорный характер. Он, в частности, задается вопросом о том, почему в Советском Союзе продолжает существовать такое явление, как преступность, несмотря на то, что социальные условия в стране значительно изменились. По его мнению, «с ослаблением острой нужды и других чисто социальных предпосылок преступности начинают яснее выступать предпосылки биологические»[522]. Особое значение, считает он, наследственные факторы имеют при объяснении рецидивной преступности. При этом он ссылался на результаты исследований близнецов, которые показывали, что если один из них оказывался преступником, то и второй становился им, причем в тех случаях, когда близнецы были однояйцовые, эта связь прослеживалась с большей очевидностью[523]. Ссылка именно на эти исследования раскрывала ошибочность тех посылок, на которых Эфроимсон строил свои представления; дело в том, что часть тех исследований, на которые ссылается Эфроимсон, была проведена в Германии и странах Центральной Европы в конце 20-х и 30-х годах, то есть в то время, когда многие исследования в области генетики человека проводились на основе ложных этнических (расовых) и генетических представлений, что указывало на сомнительный характер самих этих исследований. Другими словами, эти исследования, проводимые с близнецами, не всегда выдерживали критического рассмотрения, и именно это обстоятельство и не учитывал Эфроимсон, ссылаясь на них в своих работах[524].