Исследование Апокалипсиса - Юрий Миранович Антонян
Марксистско-ленинский коммунизм представляет собой вульгарную форму древних хилиазмических пророчеств, религию человекобожия. Являясь выражением духовного оскудения и упрощения, этот коммунизм оказался рационалистическим, переведенным с языка космологии и теологии на язык политической экономии и так называемой теории борьбы классов, переложением иудео-христианского хилиазма, а поэтому все его основные узлы получили экономическое и грубоматериалистическое истолкование. Избранный народ, носитель мессианской идеи, был заменен пролетариатом, который наделен совершенно исключительными функциями — в этой теории, разумеется. В ней же роль сатаны (дьявола, вообще зла) отведены капиталистам и всем богатым людям. Предмессианским мукам и скорбям соответствует прогрессирующее и всеобщее объединение широких народных масс. Апокалиптическому концу времен и наступлению царства христова предшествовали убийства людей и их неимоверные страдания, но они ведь существовали только в фантазиях автора (авторов) Откровения. Массовые же казни и мучения людей после начала реализации хилиамическо-коммунистической программы имели место в весьма суровой действительности.
Эквивалент слова божьего (священных текстов) в коммунизме был найден достаточно просто: им стало учение основоположников, «открытые» ими «законы» развития истории, общества, экономики, природы и т. д. Булгаков с горечью писал: «Необыкновенное притупление чувства мировой трагедии, обусловленное страшно поверхностным, механически-экономическим пониманием жизни сравнительно с религиозной углубленностью и обострением чувства трагедии у иудейских апокалиптиков, здесь прямо поражает». Надо сказать, что чувство трагедии, которое заставляет критически взглянуть на будущее и пути его достижения, у иудейских апокалиптиков действительно было. Но это нельзя утверждать в отношении христианского апокалиптика, у которого массовая гибель людей и глобальные природные катаклизмы не вызывают такого чувства.
Подобно христианской апокалиптике, марксизм остро чувствует все то зло, которое содержится в истории, а поэтому его философия и психология дышат катастрофизмами. Тем не менее он преображает пессимизм, казалось бы, неизбежно вытекающий из знания истории, в высший оптимизм, уверенно предсказывая окончательное торжество идеального общества. При этом марксизм как секуляризованная религия не может не надеяться на историческое чудо, хотя и тщетно пытается опереться на логику истории. Марксистский апокалипсис по-детски, подчас даже не пытаясь скрыть это, заимствует у религии ее символы и фантазии, концепции и идеи, прежде всего о вечном и трансцендентном. Его утопические фантазии с их земным натурализмом по существу оказываются идеологическим самодовольством, а кратковременные успехи ложно выдаются за гарантию конечных достижений. Кажущийся рационализм марксизма, особенно в его эсхатологической части, на деле оборачивается мистицизмом, а историческое, конкретное бытие обессмысливается, потому что его преходящие и относительные формы называются недостойными по сравнению с «великой» конечной целью.
Марксистские пророчества дают еще одно интересное подтверждение того, что подлинная вера в них возвышает человека, дает ему возможность подняться над культурой и историей своего народа. Но при этом, как ни печально, он получает возможность попирать и даже отрицать их. В первую очередь, это относится к религии, разрушая которую марксизм тем самым делал попытку избавиться от собственного религиозного груза, уничтожить свою мифологическую начинку. Национал-социализм тоже весьма отрицательно относился к религии, по тем же причинам, что и марксизм.
Н. А. Бердяев и ряд других мыслителей отмечали несомненное влияние Ницше на фашизм и национал-социализм, на современный апофеоз могущественных вождей, на выработку жестокого, лишенного сострадания типа молодежи. Сам Ницше, по мнению Бердяева, одинокий аристократический мыслитель, наверное, в ужасе отвернулся бы от социальных последствий своей проповеди. Ницше совсем не любил идеи пангерманизма, не был немецким националистом и, вероятно, испытал бы содрогание отвращения от современного плебейского духа, лишенного всякого благородства. Влияние Маркса на коммунизм гораздо более по видимости прямое, но русская коммунистическая революция, наверное, очень изумила бы Маркса, ибо совершенно противоречит его учению и даже опровергает его. Сейчас Маркс и Ницше влияют в направлении дегуманизации общества и культуры. И эта дегуманизация есть вместе с тем дехристианизация[97].
Возможно, Ницше и Маркс были бы поражены практическими результатами своих теорий, особенно если бы стали свидетелями гибели миллионов ни в чем не повинных людей. Однако следует заметить, что взгляды Ницше, использованные гитлеровским нацизмом, коренным образом отличаются от учения Маркса, которое было именно учением, а не совокупностью отдельных мыслей, достаточно стройным и аргументированным учением, основатель которого постоянно убеждал и призывал к его претворению в жизнь. Марксу не следовало особенно поражаться и изумляться, его (с Энгельсом) «Манифест Коммунистической партии» содержит ничем не скрытые угрозы и призывы к насилию. Русская революция, вопреки мнению Бердяева, совсем не противоречит его учению и не опровергает его. Мыслитель такого масштаба, как Маркс, не мог не понимать, что уничтожение существующего общества и вековечной морали не может обойтись без массовых жертв. Он ведь не призывал к ликвидации несправедливых, на его взгляд, общественных отношений эволюционным путем, с помощью переговоров, компромиссов, выборов и т. д., а именно к насильственному ниспровержению таких отношений, а значит, и уничтожению тех групп, на которых они держались, т. е. людей. Маркс утверждал, что конфликт между личностью и обществом существовал лишь потому, что был конфликт между классами. Когда исчезнут классы, класс эксплуататоров и классовая борьба, то никакого конфликта между личностью и обществом не будет. На деле же общество и коммунистический монстр — государство полностью поработили человека и тем самым полностью отделили его от себя.
Но отчуждением личности, как известно, дело не ограничилось. Ленинско-сталинское государство развязало невиданный в истории массовый террор против своих же граждан. Это было то, что во всем мире называлось апокалиптическими ужасами.
Вот почему так опасно явно намечающееся в современной России непомерное усиление государства в ущерб демократии и гражданским институтам. Причем именно для России это особенно опасно, поскольку, с одной стороны, в ней сохраняется крайне вредный опыт недавнего тоталитарного государства, а с другой — практически полностью отсутствуют традиции демократии, привычки и потребности в демократических ценностях. Негативный опыт еще прочно хранится в психологии народа и отдельных социальных групп. В антидемократическом ожесточении государства слишком многие продолжают видеть способ решения многих насущных проблем и, прежде всего наведения порядка в стране.
Религиозная нетерпимость, присущая христианству, о которой говорилось выше, особенно наглядно проявляется в Апокалипсисе, достаточно вспомнить послания семи церквам и другие места этой книги, где изрыгаются проклятия и угрозы всем инакомыслящим. То же самое можно наблюдать в коммунизме, фашизме и национал-социализме, в идеологии и практике которых легко обнаружить универсальное, абсолютное обезличивание людей. Все должны мыслить одинаково, иметь одни и те же суждения, даже внешне, как в Китае и Северной Корее, выглядеть как все. Личная оригинальность не просто порицается, она может стоить головы. Такая универсализация наносит сокрушительный удар по ярким индивидуальностям, наиболее творческим людям, в целом
