Неприятности в раю. От конца истории к концу капитализма - Славой Жижек
Вот почему наше время потенциально опаснее, чем может показаться на первый взгляд. В годы холодной войны правила международного поведения были четкими и подкреплялись доктриной взаимно гарантированного уничтожения. Когда Советский Союз нарушил эти неписаные правила, вторгшись в Афганистан, он дорого за это заплатил: война в Афганистане стала началом его конца. Сегодня старая и новая сверхдержавы испытывают друг друга, пытаясь навязать свою версию правил глобальной игры, экспериментируя с ними через посредников, которыми, конечно же, являются малые нации и государства. Карл Поппер однажды высказался в пользу научной проверки гипотез в том духе, что таким образом мы позволяем нашим гипотезам умереть вместо нас. В ходе нынешней проверки малые страны страдают вместо больших – например, за такое испытание расплачиваются грузины, и, хотя официальные оправдания крайне моралистичны (права и свободы человека и т. п.), суть игры ясна.
И разве события в Украине, начавшиеся в первые месяцы 2014 года, не являются следующим этапом этой геополитической борьбы за контроль в слабо регулируемом многополярном мире – чем-то вроде «второй части грузинского кризиса»? Настало время научить сверхдержавы хорошим манерам, но кто это сделает? Очевидно, что с такой задачей могла бы справиться только транснациональная организация. Более двухсот лет назад Кант осознал необходимость транснационального правопорядка, основанного на становлении глобального общества: «Более или менее тесное общение между народами земли развилось всюду настолько, что нарушение права в одном месте чувствуется во всех других. Из этого видно, что идея всемирного гражданства есть не фантастическое или нелепое представление о праве…»16 Это, однако, подводит нас к, возможно, «главному противоречию» нового мирового порядка – к структурной невозможности установления глобального политического порядка, который бы соответствовал глобальной капиталистической экономике. Что, если в силу структурных причин (а не только из-за эмпирических ограничений) нельзя создать всемирную демократию или представительное мировое правительство? Структурная проблема (антиномия) глобального капитализма заключается в невозможности (и, одновременно, необходимости) подходящего ему социально-политического порядка: мировая рыночная экономика не может быть непосредственно организована как глобальная либеральная демократия со всемирными выборами и т. д. В политике «вытесняемое» из экономики возвращается в виде архаичных фиксаций, специфических субстанциальных (этнических, религиозных, культурных) идентичностей. Это неловкое дополнение является для мировой экономики условием одновременно невозможности и возможности. Эта напряженность определяет наше сегодняшнее трудное положение: глобальный свободный товарооборот, сопровождаемый усиливающимся разобщением в собственно социальной сфере. Итак, каким же образом мы можем перейти от товарного глобализма к более радикальному политическому глобализму?
Рана евроцентризма
Когда антиглобалисты и прочие борцы за радикальную эмансипацию начинают свою борьбу, они, как правило, разделяют некоторые аксиомы, касающиеся их идей и организации и служащие, по-видимому, своего рода обобщением того, что современные левые считают несомненным. Во-первых, они придают особое значение антиевроцентризму, подчеркивая необходимость разорвать оковы западной мысли, породившей капиталистическую модернизацию. Во-вторых, критикуя пассивизацию нашей жизни (чем более лихорадочной кажется наша активность, тем больше мы превращается в пассивные элементы, регулируемые анонимным порядком), они настаивают на необходимости активной борьбы против простого политического представительства. Наконец, они заявляют, что эпоха иерархических порядков с доминирующей фигурой Господина завершилась: мы входим в новую вселенную множеств, динамических латеральных связей, молекулярных самостоятельных организаций, которые невозможно тотализировать.
Но что, если как раз эта триада и формирует главное «эпистемологическое препятствие» для обновления левых?
Если говорить о глобальном капитализме, возникшем в Европе, но сейчас представляющем собой систему, в которой Европа постепенно утрачивает свою ведущую роль, то следует быть особенно осторожным, чтобы не поддаться нерефлексивному антиевроцентризму, порой выступающему идеологическим прикрытием для отказа от того, за что еще стоит побороться в европейском наследии. Образцовый пример человека, поступающего таким именно образом, – Вальтер Д. Миньоло, недавно раскритиковавший мою защиту левого евроцентризма:
Мои чувства неевропейского мыслителя задело уже первое предложение в статье Жижека: «На слово “евроцентризм” любой уважающий себя постмодернистский левый интеллектуал отреагирует столь же резко, как Геббельс на слово “культура”, – его рука потянется к пистолету, и он начнет изрыгать обвинения в протофашистском евроцентристском культурном империализме. Однако можно ли представить себе левую апроприацию европейского наследия?» <…> Мой ответ на этот пассаж, опубликованный в нескольких изданиях, таков: «На слово “евроцентризм” любой уважающий себя интеллектуал и борец за деколонизацию отреагирует не столь резко, как Геббельс на слово “культура”, – его рука не потянется к пистолету, и он не начнет изрыгать обвинения в протофашистском евроцентристском культурном империализме. Рука уважающего себя интеллектуала и борца за деколонизацию потянется к Францу Фанону: “Сейчас, товарищи, прямо сейчас пора решиться перейти на другую сторону. Мы должны наконец сбросить тяжелый покров ночи и обратиться к свету. Нужно встретить зарю нового дня готовыми, просвещенными и непоколебимыми. Итак, братья мои, разве можно не понимать, что у нас есть дела поважнее, чем следовать примеру Европы”. <…> У нас, пусть не философов, но интеллектуалов и борцов за деколонизацию, “есть дела поважнее”, как сказал бы Фанон, чем обсуждение проблем, о которых дискутируют европейские философы»17.
Получается, что Миньоло на свой лад вторит боевому кличу Бодрийяра «Забыть Фуко!»: забудьте Европу, у нас есть дела поважнее, чем возиться с европейской философией и, тем более, бесконечно ее деконструировать. Ирония здесь в том, что сам Фанон, очевидно, не внял этому призыву, ведь он много и тщательно занимался Гегелем, психоанализом, Сартром и даже Лаканом. Поэтому когда я читаю нечто вроде написанных
