Жизнь пчел. Разум цветов - Морис Метерлинк
X
Мы не будем останавливаться на тех многочисленных промежуточных видах, на которых можно бы проследить за постепенным удлинением язычка для более успешного черпания нектара из длинных венчиков цветов, первоначальным появлением и дальнейшим развитием аппарата для сбора цветеня, за ростом шерсти, кисточек и щеточек на бедрах, пятках и брюшке; сделавши это, мы увидели бы, как мало-помалу укреплялись ножки и челюсти пчел, заметили бы образование полезных выделений и убедились бы, что гений, руководящий постройкой жилищ, делает во всех отношениях замечательные усовершенствования. Такая работа не поместилась бы в целой книге; я же хочу посвятить этому вопросу лишь одну главу, даже меньше, чем главу, – одну страницу, которая покажет нам, как через все робкие попытки воли жить и быть по возможности счастливее заметно зарождение, развитие и упрочение социального интеллекта.
Мы видели уже несчастную Prosopis, безропотно переносящую свое одинокое существование среди этого огромного и полного грозных сил мира. Многие из ее сестер, принадлежащих к племенам уже лучше вооруженным и более смышленым, например прекрасно одетая Colléte или чудесная закройщица розовых листьев Meganchile, живут в таком же полном одиночестве, и если к ним кто-либо и пристанет, то уж непременно это или враг, или паразит. Мир пчелиный населен фантомами более причудливыми, чем наш; многие виды пчел преследуются как бы таинственными, инертными двойниками, чрезвычайно схожими с избранными ими жертвами.
Они отличаются от своих жертв лишь тем, что благодаря продолжавшейся веками бездеятельности утратили все орудия труда и живут исключительно за счет трудолюбивой половины своего племени[19].
Однако ж среди пчел, которым дано слишком категорическое название Apides solitaires, подобно пламени, задушаемому тяжелой материей, тушащей всякую первоначальную жизнь, разгорается уже там и сям, в самых неожиданных направлениях, социальный инстинкт; робкими и нерешительными шагами пробивается он сквозь стоящую у него на дороге толщу.
Если все в этом мире состоит из материи, то как не поразиться проявлением здесь уже самого имматериального движения материи. Тут дело идет уже о том, чтобы превратить эгоистическое, случайное и неполное существование в братскую, более прочную и более счастливую жизнь. Дело идет о том, чтобы идеально соединить в духе то, что реально разъединено в теле, достигнуть подчинения, до степени принесения себя в жертву, индивида роду, заменить осязаемое неосязаемым. Нужно ли удивляться тому, что пчелы не могут реализовать сразу такой вещи, которую разрешить не в состоянии и мы с высоты своей привилегированной точки зрения, рассыпающей лучи света во все углы сознания? Не менее любопытно, а иногда даже трогательно, наблюдать трепетание новой идеи, пробивающейся сперва ощупью сквозь мрак, окутывающий все рождающееся на земле. Она исходит из материи, она еще вся материальна. Она состоит лишь из холода, голода да трансформированного страха, еще не получившего выражения. Она смутно соприкасается с большими опасностями, длинными ночами, приближающейся зимою, этим подобием смерти.
XI
Мы уже знаем, что Xylocopae представляют собою сильных пчел, высверливающих в сухих деревьях углубления для постройки себе гнезд. Они всегда живут одиноко. Впрочем, к концу лета случается встречать несколько особей из рода Xylocopae Cyanscens, собирающихся группами на ветви золотоцветника, чтобы вместе провести зиму. Это запоздавшее братство является исключением у Xylocopae, но у их очень близких родичей Ceratinae оно уже вошло в привычку. Вот и исходный пункт идеи общежития. Но у Xylocopidae она не получила дальнейшего развития и не перешла первой неясной линии любви.
У других Apiens эта пробивающаяся ощупью идея принимает другие формы. Chalicodomae, живущие под крышами сараев пчелы-каменщицы, вырывающие себе норы в земле Dasypodae и Halictae собираются для постройки гнезд в многочисленные колонии.
Однако ж это единение призрачно, ибо колонии состоят из отдельных единиц, не имеющих между собою ничего общего, никакой связи. Каждый индивид этого общества находится в страшном одиночестве: он строит свое жилище без чьей бы то ни было помощи и не интересуясь делами своих соседей. «Это, – говорит Перетц, – не более, как простое соединение индивидов с одинаковыми вкусами и одинаковыми способностями; девиз “всяк за себя” господствует здесь во всей своей силе; их кипучая работа напоминает рой исключительно многочисленностью участниц в ней и их усердием. Подобные общества являются единственно следствием большого скопления одинаковых существ, обитающих в одном и том же месте».
Но у Panurgi, двоюродных сестер Dasypodae, уже пробивается слабый луч света, обнаруживающий нарождение нового чувства. Они соединяются, подобно предыдущим, в общества, и хотя каждая пчела роет свою норку собственными силами, но зато вход и галерея, ведущие с поверхности земли в каждую отдельную келью, уже общи. «Таким образом, – говорит Перетц, – во время работы над камерой каждая пчела действует как будто бы она была одинока, но галерея становится общею собственностью. Все пользуются ею и освобождаются, таким образом, от излишней затраты сил и времени, потребных на постройку для каждой камеры отдельной галереи. Было бы интересно убедиться, производится ли эта предварительная работа сообща и не существует ли здесь
