Как натаскать вашу собаку по философии и разложить по полочкам основные идеи и понятия этой науки - Энтони Макгоуэн
– Вот те на! И что дальше?
– Небольшое напоминание, поскольку мы говорили о многом… Мы по-прежнему стараемся постичь смысл общих терминов, таких как «собака» и «треугольник». Платон добросовестно пытался это сделать, но потерпел неудачу. А после Платона у нас идет…
– Аристотель, наверное?
– Ты выявил закономерность! Итак, у Платона мы имеем представление о том, что мы понимаем только отдельные примеры вещи, в действительности только распознаем, к какому виду вещи они относятся, потому что у нас уже имеется абстрактная идея этой вещи. У меня есть фотография совершенной косточки, и каждый раз, когда я думаю, что передо мной косточка, я сравниваю ее с фото, и если она похожа на фотографию, то тогда это косточка. Ответ Аристотеля на проблему универсалий заключался в следующем: да, есть такая вещь, как универсалия, общая идея, но мы обретаем ее совершенно другим способом, и существует она совершенно по-другому.
– Рассказывай.
– На знаменитой фреске Рафаэля в Ватикане «Афинская школа» изображена сцена, переполненная радостями интеллектуального спора. Там присутствуют многие великие философы Античности, включая некоторых из тех, с кем мы уже сталкивались, – Парменид, Гераклит, Эпикур и Сократ, – все они радостно по-дружески беседуют. Это философская вечеринка, на которой ты с удовольствием побывал бы, хотя там немного женщин (я увидел только одну – великую женщину-философа, мученицу-язычницу Гипатию, которую в 415 году толпа христиан изрезала на куски заостренными раковинами устриц) и вино еще не течет рекой.
В центре представлены две фигуры, поглощенные беседой. Одна из них Платон, который указывает вверх на небесное царство своих идей-форм. «Посмотри наверх: вот где истина», – говорит он. Другой участник беседы – Аристотель. Он раскрытой ладонью указывает вниз: «Не на небесах, а на земле найдем мы суть вещей». Это блестящее обобщение конкурирующих представлений двух философов о метафизике.
Аристотель – это самый современный философ из всех философов Античности. Его круг интересов был широким: он писал о биологии, геологии, физике и астрономии, а также о более привычных философских предметах – логике, метафизике и этике. Он всегда начинал с того, о чем свидетельствуют наши чувства. Для него все знание начинается с того, что мы можем увидеть. Получая необработанные данные от органов чувств, мы затем можем применить логику и рациональность для построения обобщений и выведения законов.
Поэтому неудивительно, что Аристотель искал истоки общих терминов в мире, который мы можем воспринимать с помощью органов чувств. Он начал с переосмысления универсалий как предикатов (помнишь такие?), которые можно применить ко многим субъектам. Так, из множества вещей, которые мы можем сказать о тебе, Монти, некоторые специфичны и применимы только к тебе: твоя кличка, точный размер и вес, твой особый запах. Те вещи, которые делают тебя тобой. Но есть некоторые предикаты, которые применимы не только к тебе, а к множеству вещей. Например, белый цвет и биологический вид Canis familiaris (собака). Это универсалии. Платон говорил, что эти универсалии по-настоящему существуют отдельно, за пределами любых земных тел. Такую позицию иногда называют крайним реализмом, несмотря на то что, по-моему, это крайне нереалистично. Позиция Аристотеля заключается в том, что белизна и собачья сущность – это реальные вещи, но существуют они только тогда, когда воплощены в объекте. Поэтому мы действительно можем говорить о «собаке», обозначая четвероногое животное с определенными характеристиками – характеристиками собачьей сущности, – но эта собачья сущность обитает только в конкретных настоящих собаках. То же самое будет верно для синего. Синее – это настоящая сущность, но мы не должны думать о ней, как о живущей в особом царстве Платоновых форм, а как о находящейся только в синем небе, синем море или синих глазах. Более того, мы можем говорить об универсальных собаке, треугольнике или синем, выделяя проявления этих признаков в настоящих объектах.
– Звучит не так уж неразумно.
– Согласно Платону, мы распознаем несовершенные треугольники, окружающие нас, за счет их сходства с совершенным треугольником, который мы запомнили благодаря предсуществованию наших душ; по Аристотелю, мы смотрим на несовершенные треугольники, и они ведут нас к пониманию и познанию идеального треугольника.
Точка зрения Аристотеля известна как умеренный реализм, и это было наиболее широко распространенное представление о природе универсалий со времен Античности вплоть до Средневековья.
Давай немного отвлечемся и обратимся к истории. Философы, о которых мы говорили, – досократики, Сократ, Платон и Аристотель, – бесспорно, были частью традиции. Они знали теории друг друга, часто знали друг друга лично как друзей, соперников, учителей и учеников. И эта традиция сохранялась и передавалась: школы, основанные Платоном и Аристотелем, продолжали процветать сотни лет, соперничая за внимание с эпикурейцами и стоиками, а также с различными течениями скептицизма и кинизма. А затем, с падением Западной Римской империи, после почти тысячи лет активной жизни философия, как иногда кажется, будто впала в спячку, ослабленная внутренней борьбой, внешними атаками и катастрофическими эпидемиями чумы. Философские школы Афин были закрыты христианами, для которых философия была неразрывно связана с древним язычеством. И, кроме того, какая польза была от ученых, спорящих о взаимосвязях между общим понятием косточки и какой-нибудь конкретной костью, когда у ворот находились варвары, угрожавшие превратить их всех в скелеты?
Но нить никогда не была полностью разорвана. В поздней Античности, как называют период со времен упадка античной цивилизации под влиянием вторжений варваров до появления более оседлого мира в Средневековье, факел подхватили несколько несгибаемых людей, таких как Блаженный Августин (354–430) и Боэций (477–524), – оба платоники, которые продолжали спорить о проблемах, занимавших мысли первых философов. Исламские ученые сохранили многие тексты, которые в противном случае были бы утеряны, и специализировались на исследовании следствий аристотелизма. Когда в средневековой Европе опять стали проявлять интерес к знаниям, часто именно эти
