Михаил Заборов - История крестовых походов в документах и материалах
88. И когда все они расположились, спустя три дня в войске случилась очень большая неприятность: ибо между венецианцами и французами вспыхнула распря, весьма крупная и весьма жестокая; и со всех сторон прибегли к оружию. И распря была столь велика, что мало было улиц, где бы не происходила великая баталия мечами, и копьями, и арбалетами, и дротиками; и много людей было ранено и убито.
89. Венецианцы, однако, не могли выдержать сражение, и они начали нести большие потери. И знатные люди, которые не хотели зла, вооруженные, ворвались в гущу сражавшихся и начали их разнимать. И когда их разнимали в одном месте, бой возобновлялся в другом. Дело продолжалось так почти до самой ночи; и все же ценой больших усилий и с большим трудом они разняли их. И знайте, что это было самое большое горе, которое случалось когда-либо в каком-либо войске; и недоставало малого, чтобы все войско было погублено. Но бог не захотел, чтобы оно так пострадало.
90. Весьма большие потери понесли обе стороны. Там был убит один знатный барон из Фландрии, по имени Жиль де Ланда; и он был поражен в глаз, и от этого удара был убит в схватке, и многие другие, о которых столько не говорилось [нами]. После этого дож Венеции и бароны были сильно заняты целую неделю примирением участников баталии; и они старались там до тех пор, пока мир, благодарение богу, не был установлен...
105. Посовещавшись друг с другом, бароны порешили отправить [посольство] в Рим к [папе], ибо он выказал им свое неудовольствие за взятие Задара; и они выбрали послами двух рыцарей и двух клириков, тех, кого сочли вполне пригодными для этого посольства. Из двух клириков один был Невелон, епископ Суассонский, а другой — мэтр Жан Нуайонский, канцлер графа Бодуэна Фландрского; а из рыцарей — один был Жан де Фриэз, а другой — Робер де Бов. И они поклялись над Евангелием, что честно исполнят поручение и что возвратятся в войско[475].
106. Трое прекрасно сдержали свою клятву, а четвертый, поступил дурно: это был Робер де Бов. Ибо он выполнил поручение так плохо, что хуже не мог, и нарушил клятву, и по стопам других отправился в Сирию. Однако остальные трое действовали очень хорошо и выполнили свое посольство, как это поручили бароны, и они сказали папе: «Бароны умоляют вас простить [их] за взятие Задара, ибо они поступили как люди, которые не могли поступить лучше, по вине тех, кто отправились в другие гавани, и потому что в ином случае они не могли сохранить войско. И поэтому [они] просят вас, как своего доброго отца, чтобы вы дали им свои предписания, которые они готовы выполнить».
107. Папа сказал послам, что он хорошо знает, что если им пришлось совершить большое злодеяние, то это было из-за отсутствия других, и что он сожалеет об этом. И тогда он сказал, что дает свое благословение баронам и пилигримам и разрешает их как своих сынов; и он посоветовал им и просил их, чтобы они удержали войско вместе; ибо хорошо знал, что без этого войска невозможно послужить богу. И он дал полномочие Невелону, епископу Суассонскому и Жану Нуайонскому вязать и решить пилигримов[476], пока в войско не прибудет его кардинал[477].
Geoffroi de Villehardouin. Op. cit., t. I, p. 50—90, 104—106.
Из записок Робера де Клари «Завоевание Константинополя»
XIII... Дож явился к ним [крестоносцам][478] и сказал им: «Сеньоры, сейчас зима: мы не смогли бы плыть за море; правда, меня-то это не удержало бы, потому что я уж взялся вас перевезти, если бы только это вас не удержало. Однако давайте-ка сделаем доброе дело!» Сказал дож: «Недалеко отсюда есть город под названием Задар. Жители этого города причинили нам великое зло, и я и мои люди, мы хотим отомстить им, если сможем. И, поверьте мне, мы отдохнем там эту зиму, примерно, до пасхи. А к тому времени мы подготовим наш флот и тогда уже с помощью господа бога поплывем за море. Город же Задар очень хорош и весьма богат всяким добром». Бароны и знатные крестоносцы дали свое согласие на то, что предложил дож; но все остальные в войске не знали об этом решении: там присутствовали только люди самого высокого положения. Итак, все они сообща приготовились к своему походу, приготовили свой флот и вышли в море. И у каждого из знатных людей был свой неф — для него и его вассалов, и свой юисье — для его коней, и у дожа Венеции было пятьдесят галер, поставленных целиком за его счет. Галера, на которой находился он сам, вся была алого цвета, и на носу ее развевался алый шелковый стяг; здесь стояли четыре трубача, трубившие в серебряные трубы, и находились кимвалы[479], которые гремели, выражая большое торжество. И все знатные люди, клирики и миряне, малые и великие, выказывали при отплытии такую радость, какой никогда еще не слышали, да и флота такого никогда не было видано. Пилигримы заставили всех священников и клириков подняться на корабельные башни, и они там пели Veni creator spiritus[480]. И все до единого, великие и малые, плакали от наплыва чувств и большой радости, которую они испытывали. И когда флот отплыл из гавани Венеции, все эти галиоты, все эти богатые корабли и столько других судов — это было со времени сотворения мира самое великолепное зрелище: ведь там было, по крайней мере, сто пар серебряных и медных труб, которые все трубили при отплытии, и столько колокольчиков, и барабанов, и иных инструментов, что это было настоящее чудо. Они плыли по этому морю, натянув паруса и с поднятыми на корабельных башнях стягами и флажками, и можно было сказать, что все море кишело кораблями, которые они пустили сюда плыть, и как бы пламенело от великой радости, которую они испытывали. Так достигли они города под названием Пола. Они причалили туда, подкрепились и побыли там потом немного, пока хорошенько не освежили свои силы и не пополнили съестные припасы, которые закупили и погрузили на свои корабли. Затем они снова вышли в море. Если они ликовали и радовались великой радостью уже до того, то в это мгновение они тоже переживали радость и даже еще большую, так что жители города надивиться не могли на такое их торжество, и на их огромный флот, и на их великую знатность; они говорили, — и то была сущая правда,— что никогда и ни в какой стране не видано было такого флота, который был бы столь же прекрасен и столь же богат, как этот.
XIV. Венецианцы и пилигримы держали курс так, что прибыли к Задару в ночь на праздник святого Мартина[481]. Жители города Задара, увидев эти суда и этот огромный флот, затрепетали от страха. Они заперли все городские ворота и вооружились самым лучшим образом, как люди, решившие защищаться. Когда они вооружились, дож обратился ко всем знатным [людям] в войске. Он сказал им: «Сеньоры, сей город причинил нам много зла, мне и моим людям: я бы охотно отомстил ему за это. И я прошу вас также быть мне в помощь». И все бароны и люди высокого положения ответили ему, что охотно ему помогут. Ну, а жители-то Задара хорошо знали, что венецианцы ненавидели их. И они [жители Задара] запаслись также грамотами из Рима, где говорилось, что все те, кто пойдет на них войной или причинит им какой-либо вред, будут отлучены [от церкви][482]. С добрыми послами они переслали эти грамоты дожу и крестоносцам, которые туда причалили. Когда послы явились в войско, грамоты папы римского были прочитаны дожу и пилигримам. Когда грамоты прочитали и дож услышал их, он сказал, что не откажется отомстить жителям города из-за папского отлучения. После этого послы удалились. Дож вторично обратился к баронам и сказал им: «Сеньоры, знайте, что я ни при каких обстоятельствах [букв.: ни за какую цену] не откажусь отомстить им, даже папы ради!». И он попросил баронов помочь ему. Все бароны ответили, что они охотно пособят ему; остались в стороне только граф Симон де Монфор и мессир Ангерран де Бов[483]. Последние сказали, что не пойдут против воли папы, ибо не желают быть отлученными; и тогда они собрались и уехали на всю зиму в Венгрию. Когда дож увидел, что бароны ему помогут, он приказал расставить свои орудия для осады города; жители города увидели тогда, что долго им не продержаться, и они сдались на милость [крестоносцам] и сдали им город. Пилигримы и венецианцы вступили в него и поделили город на две половины: пилигримы получили одну половину, а венецианцы — другую.
XV. А потом случилось так, что вспыхнула распря между венецианцами и меньшим народом пилигримов, которая продолжалась целую ночь и еще полдня. И эта распря была столь великой, что рыцари лишь с большим трудом могли разнять их. Разняв их, они установили столь добрый мир между ними, что с того времени они никогда уже не препирались друг с другом.
Потом знатные крестоносцы и венецианцы советовались по поводу отлучения, которому они подверглись из-за того, что взяли город. И они порешили между собой направить в Рим гонцов, чтобы добиться снятия отлучения: туда послали епископа Суассонского и монсеньора Робера де Бов, которые испросили у папы грамоты, гласившие, что отлучение снято со всех пилигримов и всех венецианцев. Получив эти грамоты, епископ по возможности раньше вернулся; монсеньор же Робер де Бов не воротился вместе с ним, а отправился прямо из Рима за море.
