Завтрак с Сенекой. Как улучшить качество жизни с помощью учения стоиков - Дэвид Фиделер
Какие эмоции вызывают у нас мысли о собственной смерти или о смерти близкого человека? Когда я думаю о смерти близких и о том, что время общения с ними ограничено по определению, я гораздо больше ценю время, которое мы проводим вместе. Если вы не помните, что ваше время ограниченно и конечно, то, скорее всего, принимаете все как само собой разумеющееся.
Чаще всего я вспоминаю о смерти при общении со своим сыном Бенджамином, которому теперь семь с половиной лет. Это чудесный возраст – мой сын очень игрив, и с ним уже интересно беседовать. И мы уже начинаем обсуждать философские вопросы.
Разумеется, большинство детей в таком возрасте не в состоянии понять серьезность и необратимость смерти, потому что большинство из них еще не переживало утрату любимого человека. Дети живут в подобии психологического золотого века, когда все их потребности волшебным образом удовлетворяются. Защищенные родительской любовью, они не сталкиваются с жестокими сторонами жизни.
Поэтому я старался рассказывать Бенджамину о смерти и о том, что его папа и мама когда-нибудь умрут. Для ребенка это своеобразное упражнение в стоицизме, и мне интересно, поможет ли оно ему даже в таком юном возрасте больше ценить то ограниченное время, которое у нас есть. По крайней мере, я надеюсь, что это значительно ослабит шок, который он испытает от смерти близкого человека, поскольку эта смерть не будет для него неожиданностью.
Недавно мы ехали домой, перекусив каким-то фастфудом, и Бенджамин впервые в жизни заговорил со мной о Боге. С детским удовольствием он сообщил мне: «У Бога есть суперспособности, например, он все видит и слышит. Но его главная суперспособность в том, что он невидим!»
Я усмехнулся, услышав слово «суперспособность», которое делало Бога похожим на супергероя, вроде Человека-паука! Но смех смехом, а Бенджамин открыл дверь к обсуждению некоторых серьезных вопросов, и я решил поговорить с ним о смерти.
– Бенджамин, – спросил я, – ты знаешь, что когда-нибудь все умрут – и мама, и папа, и ты сам?
– Да, – ответил он.
– Мне почти шестьдесят, – продолжил я, – и мне осталось еще лет двадцать.
– Не думаю, что ты проживешь так долго. Хотя может, около того. (Спасибо, Бенджамин! Осталось проверить, что будет на самом деле.)
Потом я спросил:
– А ты понимаешь, что сам можешь умереть в любой момент?
– Думаю, это случится не скоро, – ответил он.
– Но, – возразил я, – ты можешь умереть. Такие вещи нам не подвластны. Ты еще молод и, скорее всего, проживешь очень долго. Но мы едем в машине, и через пять минут можем попасть в аварию и погибнуть на месте. Если ты здоров, твои шансы на долгую жизнь повышаются. Но в конечном итоге никто из нас не знает, когда умрет, и не в состоянии на это повлиять.
Бенджамин кивнул и, кажется, понял меня. К счастью, через несколько минут мы целыми и невредимыми подъехали к дому.
Этот разговор состоялся несколько дней назад. Вчера я забирал Бенджамина из школы. Он выскочил из дверей вместе со своими друзьями; все были в масках. Я тоже носил защитную маску.
Я пишу это в начале 2021 года, в первый год пандемии Covid-19. Европу захлестывает новая волна заражений, и число случаев постоянно растет. Недавно Всемирная организация здравоохранения объявила, что смертность от Covid-19 в Европе может быть в пять раз выше, чем во время первой волны. И это может произойти – кто знает? Но я убежден, что стоицизм способен помочь нам встретить смерть спокойно, без эмоций, и это идеальная философия для тревожных времен.
Я забрал Бенджамина из школы, и мы пешком отправились по делам – в масках. Когда мы переходили красивую оживленную улицу в старой части Сараева, Бенджамин взял меня за руку, чтобы почувствовать себя увереннее. Переход этой улицы опасен и для взрослых, не говоря уже о детях.
Одно из правил, которые я позаимствовал у Сенеки, заключается в том, чтобы воспринимать каждый день как последний. Поэтому я ежедневно спрашиваю Бенджамина: «Ты знаешь, что я тебя люблю?» Он всегда отвечает: «Да», и я задаю этот вопрос только по одной причине. Если этот день на самом деле станет для меня последним, я хочу, чтобы сын знал, что я его люблю.
Бенджамину только семь, но он уже очень хорошо умеет выражать свою любовь. Когда мы идем по улице, взявшись за руки, я буквально чувствую любовь, связывающую нас, двух живых человеческих существ. С появлением ребенка я осознал ценность philostorgia – этот термин, означающий «семейная любовь», использовали стоики.
Бытует мнение, что Эпиктет был слишком прямолинеен и жесток, советуя своим ученикам помнить, что их дети смертны. Но когда мы с Бенджамином шли по улице, держась за руки, я испытывал совсем другие чувства. Стоическая практика напоминания о смерти усиливает мою благодарность за то время, которое мне суждено провести с сыном. Мое сердце еще больше открывается для любви.
Победить главный страх
Освободись прежде всего от страха смерти, потом от страха бедности.
Сенека. Нравственные письма к Луцилию. 80.5 [160]
В философии Сенеки «главным страхом» считается смерть, потому что обычно это наихудший результат, какой только можно вообразить. Представьте, что вы психолог, и к вам пришел пациент, который боится чего-то ужасного, что может с ним произойти. Тогда вы можете сказать: «Ладно, давайте представим, что это действительно происходит. А какие будут самые худшие последствия?»
Вы снова и снова задаете этот вопрос, выясняя, насколько может быть все плохо, пока в конечном итоге пациент не отвечает: «И тогда я могу умереть». И поскольку смерть – это по определению конечная точка, то представить что-то худшее невозможно!
Так мы можем продемонстрировать, что смерть действительно является «главным страхом». Основываясь на этом выводе, Сенека и другие римские стоики считали, что если мы сумеем избавиться от страха смерти, то жизнь станет гораздо проще. После устранения страха смерти остальные страхи тоже утрачивают силу.
Таким образом, для обретения свободы важно преодолеть страх смерти. Сенека пишет:
Кто умирает таким же безмятежным, каким родился,
