Генезис и структура квалитативизма Аристотеля - Виктор Павлович Визгин
Другой структурный принцип – пористое строение тел – также вызывает критику Аристотеля. Гипотеза пор, согласно Аристотелю, излишня, она «работает», когда поры заполнены, т. е. когда их фактически нет. В этом случае она устраняет сама себя (GC, I, 8, 326b 7). Гипотеза пор бесполезна, так как если агент не действует и без пор, то поры ничем помочь не могут. Ведь поры не организуют новый вид контакта, а только распространяют обычный внешний контакт в массу тела. И эту гипотезу Аристотель не принимает здесь по той же самой причине: поры – это структурно-геометрический, а не качественный фактор взаимодействия, они не вписываются в его категориальные схемы (пассивное – активное, потенция – акт).
После основательной критики своих предшественников Аристотель формулирует свою собственную точку зрения, рассматривая взаимодействие в плане тождества потенции и акта: акт есть реализация потенции а потенция – акт в будущем. Взаимодействие тел определяется качественным фактором – тела должны быть одного рода, но разного (противоположного) вида. Если пористое строение тел в какой-то мере и учитывается Аристотелем, то лишь в виде второстепенного количественного фактора, являющегося повсюду у него лишь вспомогательным фактором, усиливающим или подчеркивающим течение процесса, определяемого качественными факторами. Мы уже видели, что именно так действует масса тела при проявлении легкой или тяжелой природы тел: большая масса огня быстрее двигается вверх, чем меньшая («О небе»). Эта же самая закономерность связи качественных и количественных факторов обнаруживается и в теории генезиса, развитой в книгах «О возникновении и уничтожении».
Аристотель не игнорирует количественный аспект генезиса как при анализе процесса превращения элементов, так и при анализе миксиса. Для осуществления миксиса, считает он, необходимо определенное равновесие между компонентами, которые смешиваются. Сильные диспропорции в количественном отношении препятствуют миксису: они вызывают простую трансформацию тел, например вина в воду при его малом количестве по сравнению с водой. Так, например, одна капля вина не образует миксиса с десятью тысячами мер воды (GC I, 10, 328а 26–27). При превращении воды в воздух он отмечает, что образовавшийся воздух занимает больший объем пространства, чем вода, из которой он возник. Однако Аристотеля не интересует определение точного отношения объемов. Он не включает в свою теорию количественный момент в качестве самостоятельного фактора. Количественный момент растворяется у него в понятии субстрата превращения, а точнее, в понятии потенции или возможности этого субстрата. Впрочем, качественное определение в этом отношении не отличается от количественного: метафизическая рефлексия равным образом «снимает» в качестве «физических» и количественные и качественные характеристики. Рассмотрим это «снятие» количественного момента.
В «Физике» Аристотель говорит: «Когда большое количество воздуха переходит в малую массу и из малой массы становится большая, той и другой становится материя, существующая в потенции» (Физика, IV, 9, 217а 31–33). Большое и малое входят в состав потенций материи как субстрата превращений. Количественная характеристика «съедается» метафизической (потенция). Но точно так же Аристотель растворяет в своей всемогущей потенциальности и качественные определения. В потенции скрываются (и затем обнаруживаются) и качественные определения, и степени качеств (т. е. их количества). В этой же главе IV книги «Физики» Аристотель говорит: «Как теплым из холодного и холодным из теплого становится та же материя, бывшая ранее в потенции, так из теплого возникает более теплое, причем в материи не возникает никакого тепла, которого не было раньше, когда тело было менее теплым» (там же, 217а 33–217b 3). Метафизический механизм «потенция – акт» вместе с понятиями материи и формы оказывается вполне достаточным – с точки зрения Аристотеля – объяснительным средством при анализе изменения качественных и количественных характеристик в ходе превращения элементов. Метафизический схематизм доминирует в физике у Аристотеля, и именно он вытесняет простой «механистический» физический подход, бывший в широком употреблении у досократиков. Так, например, Анаксимен нуждается в представлениях о сжатии и разрежении воздуха при объяснении генезиса. Эти механические представления, как считает Аристотель, оказываются излишними при подключении указанных метафизических схем. В тезисе о «самостоятельности» физики, ее независимости от математики, как в троянском коне, скрывалась определенная метафизическая экспансия. Правда, чем более специальная проблема имеется в виду, особенно в биологии, тем скорее этот экспорт метафизических понятий делается простым формализмом и схематизмом. Так, например, отнесение элементарных качеств тепла и холода к форме, а влажности и сухости – к материи (IV книга «Метеорологии») уже вовсе не снимает (в указанном выше смысле) качественных различий. Метафизическая оппозиция «форма – материя» здесь по существу выступает как формальная схема, не «съедающая» ничуть содержательного динамического механизм объяснения явлений «игрой» качеств-сил. Реальный, содержательный разрыв между метафизикой и таким динамическим или физико-динамическим квалитативизмом становится тем самым очевидным.
Миксис завершает собой процесс взаимодействия, начатый контактом. Аристотель отличает понятие «миксис» от понятия смеси (σύνϑεσις). Миксис – это как бы «химическое» соединение веществ, новое гомогенное вещество. Синтезис – это только «механическая» смесь веществ. В своей теории миксиса Аристотель рассматривает взаимодействие двух компонентов, ведущее к их соединению. Прежде всего он ищет место процессам, приводящим к миксису, в своей классификации видов изменения. Образование миксиса отлично от генезиса. Аристотель опять прибегает к анализу обыденного языка, чтобы в его словоупотреблениях найти значение этого понятия в его специфике. Он ищет ограничения, налагаемые на миксис, так как ведь «все не соединяется со всем» (GC, I, 10, 327b 20). Понятие миксиса оказывается весьма трудно формулируемым, потому что в нем требуется соединить противоположные тезисы: во-первых, независимое существование компонентов миксиса, а во-вторых, напротив, их исчезновение в качестве таковых. В этой ситуации удачно «работает» аристотелевская концепция потенции и акта: компоненты миксиса существуют потенциально, но после анализа миксиса (разложения) могут существовать актуально. Теория миксиса, таким образом, возможна лишь при подобном различении потенции и акта. Кажется, что именно поэтому теория миксиса стала возможной именно у Аристотеля, разработавшего впервые эти универсальные понятия.
При рассмотрении миксиса возникает проблема: является ли миксис простым механическим сочетанием компонентов, которые не воспринимаются органами чувств по причине малости их частей, или же это новое по отношению к частям образование и в нем принципиально нельзя различить исходные компоненты? Аристотель отвечает положительно на этот вопрос, отбрасывая понимание миксиса как «синтезиса» (механической смеси). Правда, иногда (например, GC, I, 10, 334b 35–335а 9) он называет и механическую смесь миксисом, используя семантическое богатство
