Игорь Яковенко - Познание России: цивилизационный анализ
62 Возникновение социальности и в конечном счете государства из территориально зафиксированной преступности описывает так называемая теория стационарного бандита.
63 См.: Тюремный мир глазами политзаключенных. М., 1993. С. 183.
64 Однако в критических ситуациях при резко изменившихся условиях архаическая форма социальности может оказаться адаптивной, и тогда она имеет шанс пережить возрождение. Так, хотя в культуре закрепилось жесточайшее, перешедшее на уровень биологии табу на поедание себе подобных, в русской истории людоедство как явление фиксируется при Годунове, во время голода 1601–1603 г., среди осажденных поляков в Кремле в 1612 г. В XX в. людоедство имело место трижды — во время голода в Поволжье, в «голодомор» на Украине и в осажденном Ленинграде.
65 На самом деле процесс сложнее. Подавление преступного мира расщепляет эволюцию на два потока: больший — в направлении менее вирулентных, симбиотических форм; меньший — по пути создания наиболее опасных и стойких форм. Последние изменять невозможно, их уничтожают.
Глава III
ПРАВОСЛАВИЕ И ИСТОРИЧЕСКИЕ СУДЬБЫ РОССИИ
В конце X в. молодая Киевская Русь переживала эпоху кризиса язычества. Ко времени становления государственности Руси основные цивилизации Ойкумены развивались в рамках монотеистических религий. Приобщение к цивилизации, которого требовало становление государственности, с необходимостью двигало Русь к принятию одной из мировых религий. В 988 г., после долгих раздумий и безуспешной попытки реформы местного язычества, киевский князь Владимир Святославич принял крещение по православному обряду, введя тем самым православие как господствующую религию государства.
Почему было избрано именно православие? В толковании этого вопроса существует две устойчивые традиции. Если дореволюционная российская историография исходила из предпосылки об изначальной предуготованности русских славян к православной проповеди, то советская историография трактовала данный выбор как исключительно прагматический, учитывающий отношения с сильнейшим из соседних государств — Византийской империей. На наш взгляд, каждая из этих версий по-своему достоверна.
Выбор, безусловно, диктовался тем, что сегодня назвали бы геополитическим фактором — суммой политических, экономических и культурных связей, заданной географическими реалиями. При том, что Русь формировалась в нейтральном пространстве, она с двух сторон, с Балтики и с Черного моря, охватывалась христианским миром. Все западные границы нового государства были границами с христианскими странами, и лишь треть или четверть ее пограничной территории выводила Русь к контактам с исламским миром и со скорее экзотическим для этого региона Хазарским иудаизмом. Экономическая и геополитическая логика диктовали Владимиру выбор христианства. Таким образом, реальная дилемма сводилась к выбору между римским папой и константинопольским патриархом, между Германской империей и Византией.
Логику выбора, совершенного князем, иллюстрирует карта конфессиональной принадлежности славян. Обратившись к ней, мы обнаруживаем, что все южные славяне, т. е. народы, тяготеющие к бассейну восточного Средиземноморья, за исключением непосредственных соседей Италии — хорватов, приняли православие. Православие утверждается даже в романоязычной Румынии. В то время как западные славяне — народы, тяготевшие к бассейну Балтики: поляки, примыкавшие к ним чехи и словаки, лужичане избирают католицизм.
Принимая цивилизацию, молодые народы интегрировались в культурные круги, которые сложились в двух основных морских бассейнах Европы. Последующая тысячелетняя история, Реформация, османское завоевание южных славян усложняет эту картину. Тем не менее, граница между православием с одной стороны и католицизмом и протестантизмом — с другой демонстрирует на протяжении истории некоторое динамическое равновесие между регионами западно-европейской и восточно-европейской цивилизаций, сложившимися на рубеже I и II тысячелетий.
Литовцы — непосредственные соседи русских славян, веками жившие бок о бок с ними, принимают христианство на 300 лет позже Руси и, поэтому, на этапе становления государства переживают значительное влияние православия. Тем не менее в момент выбора исторического пути Литва избирает католицизм именно в силу того, что геополитически этот народ был центрирован на бассейне Балтики. Совершенно иными были доминанты киевского князя. За сто лет до принятия христианства легендарный Олег, правивший вслед за основателем династии полусказочным Рюриком, переносит княжеский центр из Новгорода в Киев. Ближайшая цель князя Олега — контроль за водным путем «из варяг в греки». Однако исторические последствия такого шага выходят далеко за пределы этого предприятия, поскольку перемещение центра государства в Киев смещает интересы Руси из бассейна Балтики в бассейн Черного моря, т. е. в сферу Византийского влияния.
Став цивилизационной доминантой, православие впоследствии определило собой этническую, географическую стрелу развития русской истории. Ориентация на православную Византию, черноморский бассейн — область движения кочевых племен — выводила Русь к активному соприкосновению со степью, а сопротивление кочевникам задавало географическую доминанту русской истории — устремление в Азию. Этнос и его культура формировались в постоянной ассимиляции финно-угорских и степных туранских элементов.
Вместе с тем сегодня в достаточной мере осознана роль конфессии как фундаментального фактора, определяющего тип цивилизации. Начиная с осевого времени, т. е. с эпохи становления мировых религий (в VIII–V вв. до н. э.), конфессиональная идея становится формообразующей силой, задающей природу культуры. Конфессия выступает формой цивилизационного синтеза. В ходе такого синтеза народы, племена, общества, объединенные некоторым сущностным единством, интегрируют глубинные черты культуры, общие для всех основы миросозерцания, сжимая их в особое конфессиональное ядро. В догматических концепциях, в ритуальной практике, в системе религиозной нормативности откладываются главнейшие особенности культуры, общие для множества племен и народов. Конфессия интегрирует локальное многообразие культур вокруг фундаментальных ценностей. Концепция бесконечного — Творца — есть особая и важнейшая сущностная форма саморефлексии, само-обнаружения широкой ментальной и психологической общности. В договоренности по поводу высших ценностей преодолеваются локальные различия и фиксируются сущностные истины.
Однажды сложившись, конфессия/(идеология) начинает жить, расширяясь до естественной границы культурного круга, т. е. доходит до тех пределов, за которыми доминируют иное мироощущение и другие цивилизационные доминанты. Конфессия живет в диалектическом единстве с традиционной культурой обнимаемого ею региона, структурирует ее и одновременно испытывает обратное воздействие.
Как церковная традиция православие исследовано достаточно полно. Гораздо меньше оно осознано и исследовано как цивилизационная доминанта. Самым продуктивным для понимания православия будет соотнесение последнего с его исторической альтернативой — католицизмом и культурой западного мира.
Католицизм и православие сложились как результат цивилизационного синтеза в рамках двух культурных кругов — Запада и Востока, — делящих между собой общехристианское культурное поле. Оба вероучения оформили и закрепили в себе цивилизационные различия этих регионов и заложили два основных пути развития в рамках общехристианской цивилизации. Хронологически разделение церквей восходит ко времени распада Римской империи на Западную и Восточную (конец IV в.), К VII в. на Западе и на Востоке накапливаются различия в догматике, обрядах, церковной организации. Православие, как и католицизм, окончательно оформилось после раздела христианской церкви в 1054 г.
Что же различало Восток и Запад христианского мира? С момента утверждения христианства основным объективным содержанием европейской истории стал растянувшийся на тысячелетия процесс формирования христианской цивилизации. Важно подчеркнуть, что построение ее шло по пути синтеза христианства и античности. Изначально голая христианская схема, высоко валентная, т. е. способная к ассимиляции культурного материала, но резко противопоставленная античности в первые века, начинает по мере становления нового общества притягивать к себе античный культурный материал. Усваивая и осваивая этот материал, христианство все более отходило от облика противопоставляющей себя миру секты, и все более превращалось в целостный культурный космос. Случилось так, что данный процесс пошел двумя путями, история реализовала две стратегии синтеза христианства и античности.
