Критика цинического разума - Петер Слотердайк
261
Существует давняя традиция противопоставлять в каждом случае два типа наук, или форм знания: понимающие либо объясняющие науки; строгие либо нестрогие; науки об общем либо науки об индивидуальном; науки о духовных предметах либо науки о природных предметах; scientiae либо artes. Хотя в этих противоположностях «что-то есть», история науки показывает, что они стираются; общая тенденция развития ведет к возникновению единой науки (типа воинственно-полемического объективирования).
262
В конечном счете (англ.; Ред.) превратится в однородную армию субъектов, которые все без исключения будут отличаться одной и той же методологической «установкой». (В оригинале Ver-Stellung. Verstellung означает «изменение установки» и в то же время «притворство», «лицемерие». Автор подчеркивает эту игру слов, применяя раздельное написание слова. Примеч. пер.)
263
Так, грандиозные отклонения, которые сегодня «вламываются» в физическо-космологическо-биологическое исследование основ, возникают как раз отнюдь не из каких-то методологических размышлений, а из полной вовлеченности исследователя в зачаровывающее его своеволие «самих вещей».
264
В тексте игра слов: слово «исследователь» (Forscher) превращено автором в Forsch-Herr – «исследователь-господин». Примеч. пер.
265
Типичный для Просвещения конфликт между интеллектом и чувством отчасти порождается противоречием обеих тенденций: отстранения (дистанцирования) и полной отдачи; приоритета субъекта и приоритета объекта. Поэтому все философы, ратующие за отстранение и дистанцирование, от Декарта до Сартра, всерьез обсуждали столь же чудовищный, сколь и характеризующий их вопрос: как Я вообще может установить, что в сфере He-Я есть и другие Я, то есть проблему «чужой субъективности».
266
Дух серьезности (фр.). Ред.
267
1 Пет 5, 8. Ред.
268
Точка зрения преодоления дуализма кладется Генрихом Гейне в основу работы, представляющей популярное изложение философских идей: Zur Geschichte der Religion und Philosophie in Deutschland (1835).
269
Миф о Фаусте тесно соприкасается со столь же чарующим мифом о Дон-Жуане. Оба могут предаваться излишествам и распутствовать, поглядим на их примере, чем это кончится. Обоих ждет наказание – ад.
270
Разве и «пантеистов» не считали на протяжении долгого времени прямыми поклонниками сатаны? «…Среди тех, кого сам сатана нанял для уничтожения всего божественного и человеческого права, найдется кто-либо более усердный в этом деле разрушения, чем этот… обманщик?» – задавал вопрос профессор теологии из Иены Музеус, имея в виду Спинозу! Другой христианский пропагандист находит произведение Спинозы «полным кощунства и безбожия, поистине достойным того, чтобы снова бросить его во мрак ада, откуда оно явилось на свет к великому вреду и стыду рода человеческого…» (Цит. по: Weischedel W. Die philosophische Hintertreppe, 34 große Philosophen in Alltag und Denken. Munchen, 1981. 8. Aufl. S. 159.
271
«Быть геем чудесно!» (англ.). Ред.
272
Заслуживает размышления и то, что так называемый антисемитизм возрастал более всего в ту эпоху, в которую еврейство откровенно и наступательно признавало «свою вину», разворачивая сионистское движение; верно, разумеется, и обратное.
273
Поэтому известное фрейдовское сравнение психоанализа с осушением Зюдерзее оказывается, собственно говоря, неудовлетворительным – еще чересчур «инженерным», выдержанным слишком в духе воинственно-полемической медицины (болезнь как враг). Море Оно никогда не осушить – но разве так уж мало научиться плавать по нему?
274
Это намек на первый том трехтомных воспоминаний консервативного мюнхенского философствующего писателя Оскара Шмитца (Schmitz О. А. Н. Die Geister des Hauses. Jugenderinnerungen. München, 1925.
275
Надо ставить именно этот вопрос, а не вопрос: «Что есть диалектика?» Ведь тот, кто спрашивает, что есть диалектика, начинает не с того места, где он находится в духовном отношении, а именно не с понимания того, что он участвует в споре о диалектике, будучи, так сказать, вовлеченным в диалектику диалектики. Тот, кто ставит вопрос таким образом, вероятно, так и будет носиться с ним, будучи не в состоянии его разрешить.
276
Тогда диалектика свелась бы к группе тезисов, допускающих антитезисы, то есть к «проблемным» положениям метафизического или нормативного содержания, применительно к которым можно практически с равным успехом находить основания и для подкрепления, и для опровержения их – и вначале, и далее на протяжении долгого времени. Наряду с ними существует большая группа тезисов, которые не допускают антитезисов, тезисов, которые не являются проблематичными, в отношении которых можно (или нужно) сделать однозначный выбор – так или так; это были бы тезисы, лишенные метафизического или нормативного содержания, то есть чисто эмпирические или чисто логические утверждения. О них никакого спора не возникает. Вывод: там, где происходит спор, налицо метафизика или этика. Трансцендентальная диалектика Канта описывает сферу утверждений, относительно которых можно выдвинуть антитезисы, как метафизическую кажимость: стало быть, Кант – это образец мыслителя, который мыслит диалектически и в то же время недиалектически.
277
Руины гегелевского учения снова и снова привлекают любителей отремонтированного старого жилья из числа представителей критики; за ними регулярно приходят бригады уборщиков мусора – из числа позитивистов.
278
Поэтому тезис X.-Г. Гадамера о том, что диалектику необходимо «взять обратно» в диалогику и герменевтику, является прекраснодушно ограниченным. Полемическое значительно превосходит по широте своей диалогическое. Кто думает о «герменевтике войны»? О теории «вооруженной аргументации»? О «диалогике» прекращения всяких диалогов и прерывания переговоров? Не говоря уже об абсурдах «герменевтики капитала» и «диалогики администрирования».
279
Руины гегелевского учения снова и снова привлекают любителей отремонтированного старого жилья из числа представителей критики; за ними регулярно приходят бригады уборщиков мусора – из числа позитивистов.
280
У Гегеля, который в трудах своих несравненно углубился в шизофрению этого двойного Я, эта структура отражается даже в грамматике – в предложениях, субъект которых стоит в первом лице, а предикат – в третьем.
281
Чем больше перемен, тем больше все остается по-старому (фр.). Ред.
282
