Парадигмы субъектности - Елена Владимировна Косилова
По-видимому, нам не следует преувеличивать авторство наших мыслей. Они действительно часто возникают в виде случайных «драфтов», как это называет Деннет, и так же исчезают. Мы вряд ли можем заставить себя подумать какую-либо мысль, ибо для этого надо уже каким-то образом знать, какова она, и, следовательно, уже ее думать.
Однако при этом не следует полностью отрицать и принадлежность наших мыслей «нам», то есть некоему интенциональному центру, который упорядочивает их. Например, такой центр — говоря словами Гуссерля, трансцендентальное Эго — соединяет мысли в единый поток, в котором ушедшие драфты далеко не безвозвратно теряются, а сохраняют связь с целым. Именно описанная Гуссерлем с такой убедительностью ретенция, то есть способность удерживать в настоящем кусок только что прошедшего прошлого и сделать поток сознания единым, позволяет иметь мыслям смысловую связь друг с другом и вообще сознанию быть осмысленным.
При ослаблении этого центра, этого трансцендентального Эго, возникают два эффекта: во-первых, субъективное чувство утраты собственности наших мыслей (от деперсонализации до синдрома автоматизма), во-вторых, объективно регистрируемые распадения цельности мышления больных шизофренией, которые чаще всего видны в их речи. То, что речь больных шизофренией не является цельной на каком-либо значительном промежутке времени — хорошо известный в психопатологии факт, который получил название шизафазия (иногда шизофазия), по-немецки же то же самое называется «словесный салат». Больные часто говорят достаточно бессвязно. Когда познакомишься с речью при шизафазии, становится очевидно, какой была бы речь, если бы все наши мысли были «драфтами». Но наша речь не такова. Даже будучи весьма спонтанной, то есть в обычном разговоре, она имеет начало, замысел, изложение, вывод. А ведь мы способны и на большее, например, на длинный связный рассказ, на чтение лекций и т. п. Как это было бы возможно, если бы не было организации и планирования мыслей?
Примеры разорванной речи:
«Люди думают, что Бог там, где техника велика. Бог был там, где люди не имели индустрии. Индустрией называется все, что придумано. Я придумываю тоже, а поэтому я есть индустрия. Люди думают, что раньше не было индустрии, а были индюки, а поэтому историки думают, что они Боги, у которых перья из стали. Сталь есть вещь нужная, но перья из стали вещь ужасная. Индюк со стальными перьями ужасен. Аэроплан вещь ужасная. Я был на аэроплане и плакал на нем. Я не знаю, зачем я плакал, но мне чувство дало понять, что аэропланы уничтожат птиц. Все птицы разбиваются от вида аэроплана. Аэроплан вещь хорошая, а поэтому ею не надо злоупотреблять. Аэроплан есть вещь от Бога, а поэтому я ее люблю. Аэроплан не надо употреблять как вещь воинственную. Аэроплан есть любовь…»[67]
«…в 12 час ночи. Диаметр нашей, диаметр нашей Галактики. Нашей Галактики диаметр. Диаметр. Диаметр между солнцем и землёй, между землёй и солнцем, диаметр. Зенит в 12, двенадцать часов дня. Настоящие слагается из Будущего и Прошлого. Прошлое плюс Будущее есть Настоящее. Солнце живет постоянно в Будущем. Ночью сфера, днём атмосфера…
Днём мы живём в Будущем, а ночью мы живём в Прошлом. Днём мы находимся в конце нашей Вселенной, Вселенной, и смотрим в Будущее. А ночью смотрим вспять…
Учёный класс всего мира стремится время удержать в своём кулаке. Держите, *** с вами. Посмотрим, на какую ж*** вы, б****, сядете…
Вселенная в моём кулаке…
Моя задача превзойти самого Бога, но не покориться ему.»[68]
Это первое, что можно заметить, когда знакомишься с разработками тематики Я в феноменологической психиатрии. В дальнейшем при помощи той же схемы нарушений Я авторы школы Парнаса стараются объяснить такое более сложное явление, как слуховые галлюцинации. Речь идет о слуховых вербальных галлюцинациях, или, как их просто называют, голосах. Голоса они выводят из внутреннего диалога, который наличествует в любом, в том числе совершенно здоровом сознании. Поскольку, как мы уже выяснили, у больных ослаблено (базовое) чувство Я, сторона собеседника в их мыслях как бы отщепляется, делается автономной. Им кажется, что не они авторы всего диалога, а реплики вкладываются им в голову посторонней силой. Так возникают предшественники слуховых галлюцинаций — навязчивые мысли, обращенные к больному. Также среди таких мыслей выявляются комментирующие, истоком которых, по-видимому, является механизм не до конца интериоризированной рефлексии. Естественно, будучи феноменологически подготовленными, психиатры разработали тщательную классификацию таких мыслей по сюжетам. Это, впрочем, было сделано еще Ясперсом во времена самого начала развития феноменологической психиатрии.
Достаточно трудно понять, какой патологический механизм работает во время превращения мысли, имеющей оттенок чужеродности, в слышимый голос. Это, правда, обычно не такой слышимый голос, как реальные слышимые голоса вокруг: это голос, который звучит как бы внутри головы, он не проецируется наружу и не путается с настоящими голосами. Это получило специальное название «псевдогаллюцинации». Однако же псевдогаллюцинации — это все-таки голоса, и хоть как-то, но они звучат. Они не равняются просто мыслям. Одна из статей, посвященных природе голосов, характерно называется «Шепот мыслей» (Murmur of thoughts)[69]. По намекам, которые даны в ней и в других подобных статьях, мы можем сделать вывод, что при псевдогаллюцинациях нарушается не только чувство Я, но и общая устойчивость мышления — мышление становится настолько незащищенным, что даже молчаливые мысли начинают шуршать, шептаться. Здесь уместно было бы вспомнить учение Выготского о том, что вообще всякое мышление изначально является звучащим, исходно это речь. Речь впоследствии интериоризуется и перестает звучать. Но это как бы специальный тормозной механизм, который работает на подавление звучащего характера мышления и который, естественно, может нарушаться.
Таким образом, в случае голосов соединяются два патологических механизма — ослабление Я и усиление (= ослабление торможения) звучащего характера мышления.
Особо обращает на себя внимание еще одна задача, которую ставят перед собой феноменологические психиатры. Как уже было сказано выше, главный смысл феноменологической работы в психиатрии заключается в том, чтобы найти одно центральное нарушение, первичное поражение, и психологически понятным образом вывести из него остальные симптомы как следствие. Мы видим, что центральным поражением при шизофрении является поражение базового Я.
Как видоизменяются при этом
