Левиафан. Человеческая природа. О свободе и необходимости - Томас Гоббс
Хотя я никогда не думал основывать мои возражения на опыте детей, глупцов, сумасшедших и животных, но, для того чтобы Ваше Сиятельство могло понять, что подразумевается под спонтанным и чем оно отличается от добровольного (voluntary), я дам ответ по поводу этого различения и покажу, что оно противоречит связанным с ним аргументам.
Ваше Сиятельство должно принять в соображение то, что все добровольные действия называются также спонтанными, когда на волю воздействует что-либо отличное от страха; можно сказать, что человек делает такие действия по собственному желанию. Когда кто-либо добровольно дает деньги другому в обмен на товары или вследствие распоряжения, то говорят, что он действует по собственному желанию, и это называется по-латыни sponte; вот почему такое действие именуют спонтанным. Но если кто-либо добровольно дает деньги грабителю, чтобы тот не убил его, или бросает их в море, чтобы не утонуть, то такое действие не называют спонтанным, потому что мотивом его является страх. Однако не всякое спонтанное действие является в силу сказанного добровольным. Ведь добровольность предполагает предшествующее обдумывание, т. е. размышление о том, что последует как в случае действия, так и в случае воздержания от него, и обсуждение этого. Между тем некоторые действия мы совершаем по собственному желанию, и они являются вследствие этого спонтанными, хотя, как думает его Сиятельство, мы никогда не совещались по их поводу и ничего не решали относительно их. Так, не ставя никаких вопросов и ни в малейшей степени не сомневаясь, что то, что мы собираемся делать, хорошо, мы едим и гуляем или в приступе гнева деремся и ругаемся. Его Сиятельство считает эти действия спонтанными, но не добровольными, или происходящими в результате выбора; он говорит, что принуждение может существовать совместно с подобного рода действиями, но не с добровольными, или с теми, которые совершаются в результате выбора или вследствие обдумывания (deliberation). Но я докажу Вашему Сиятельству, что действия, по его мнению происходящие спонтанно и приписываемые им детям, глупцам, сумасшедшим и животным, совершаются в результате выбора и обдуманно и что необдуманные, опрометчивые и спонтанные действия совершают обычно те, кто сами себя считают или слывут мудрыми или более умными, чем другие люди. Но в таком случае из аргумента, приводимого господином епископом, следует, что необходимость и выбор могут существовать совместно; а это противоречит тому, что он намеревался доказать посредством всех остальных своих аргументов.
Собственный опыт Вашего Сиятельства предоставляет Вам достаточно убедительных доводов в пользу того, что лошади, собаки и другие неразумные животные часто колеблются по поводу пути, который им надо выбрать; так, лошадь отступает перед странной фигурой, которую она видит, а потом опять идет вперед, чтобы избежать шпор. То же самое делает и человек, когда, обдумывая, он то приступает к действию, то отказывается от действия, по мере того как надежда на большее благо привлекает, а страх перед большим злом отталкивает его.
Ребенок может быть столь юн, чтобы делать все без всякого размышления, но это продолжается лишь до тех пор, пока ему не доведется испытать боль в результате какого-либо поступка или же пока он не достигнет того возраста, в котором ознакомится с розгой. И те поступки, которые однажды принесли ему неудачу, он будет совершать вторично лишь после размышления.
Глупцы и сумасшедшие явно обдумывают свои поступки не меньше, чем самые умные люди; но совершаемый ими выбор бывает не столь удачным, поскольку образы вещей у них искажены вследствие болезни.
Что касается пчел и пауков, то, если у господина епископа столь много досуга, что он мог наблюдать их действия, он должен был бы сознаться, что они обнаруживают не только выбор, но и искусство, благоразумие и ловкость, ненамного уступающие человеческим. Относительно пчел Аристотель говорил, что их жизнь носит гражданский характер [23].
Далее, его Сиятельство ошибается, если думает, что спонтанное действие в каком-либо отношении отличается от добровольного действия, совершаемого в результате выбора, после того как совершивший его претерпевает неудачу. Ибо даже постановка ноги при прогулке и акт обыкновенной еды требуют, чтобы человек хоть однажды . обдумал, каким образом и когда их делать, потом же они совершаются так легко и привычно, что не требуют предварительного обдумывания. Это, однако, не мешает таким актам быть добровольными и совершающимися по выбору. Даже самые опрометчивые действия холерических личностей являются добровольными и совершаются в результате выбора, ибо, за исключением самых маленьких детей, нет никого, кто бы раньше не обдумал, когда и в какой степени он может себе что-либо позволить и может ли он, не подвергаясь опасности, драться и ругаться. Поскольку его Сиятельство соглашается со мной в том, что подобного рода действия вынуждены и прихоть тех, кто их совершает, определяет их, из его собственного учения следует, что свобода выбора не исключает принуждения при выборе той или иной индивидуальной вещи. Таким образом, один из его аргументов противостоит другим.
Второй аргумент, почерпнутый из Писания, состоит в историях относительно людей, делавших нечто, в то время как они могли делать другое, если бы захотели. Таких мест приведено два: одно взято из Первой книги царей (3, 10), где рассказывается, что Богу было угодно то, что Соломон просил у него мудрости, в то время как он мог, если бы пожелал, просить богатства или возможности мстить; другое заключается в словах св. Петра к Анании (Деян. 5, 4): Приобретенное продажей не в твоей ли власти находилось?
На эти места я могу ответить так же, как и на предыдущие. Они доказывают только то, что налицо был выбор, но не опровергают положения о необходимости выбора, которое я поддерживаю.
Четвертый аргумент (ибо на третий и пятый я отвечу одновременно) состоит в следующем: если веления Бога, его предвидение, влияние звезд, связь причин, физическое и моральное воздействие причин, последнее предписание разума или что бы то ни было другое исключают истинную свободу, то Адам не обладал истинной свободой до своего падения. Quicquid ostendes mini sic incredulus odi [24].
Для того чтобы его Сиятельство не мог больше сомневаться относительно моего мнения,
