Критика цинического разума - Петер Слотердайк
Деятельный протез нового государства нуждался в уходе и отдыхе. И то и другое он должен был найти во время фашистского отпуска. Испокон веков море наводило на возвышенные размышления, в том числе и ищущих отдохновения важных нацистских чинов. На морском берегу так хорошо размышлять о Гете эпохи машин. Я процитирую несколько строк из книги Курта Шудера, вышедшей в 1940 году: «Гранит и сердце. Дороги Адольфа Гитлера – строительство храма нашего времени»:
Летом 1938 года я был в Вестерланде. Стоит только представить себе Вестерланд, где есть почти все, что хочет найти человек: отдых, покой, пряный воздух Северного моря… такие же пряные и терпкие его волны, шум его прибоя, который оказывается столь желанным подарком для всех, кто приезжает сюда погостить.
Среди них оказываются значительные и играющие ведущую духовную роль мужи (!) со всей Германии; они знают, что свой столь краткий отпуск лучше всего проводить у моря, где можно сэкономить время, необходимое, чтобы поправить здоровье…
В тех краях Шудер повстречал «играющего ведущую роль мужа», с которым ему довелось обсудить «два великих явления культуры народа»: «технику и промышленность», а также «духовную жизнь». «Играющий ведущую роль муж» высказал «творческие воззрения» по этому поводу, которые автор попытался резюмировать:
Дело – это альфа и омега всего. Дело – единственное истинное содержание человеческой жизни. Дело, конечно, является и самым трудным в ней – ведь оно требует мужества…
Мы, техники, которые начинают с материалов, должны соединить с этими материалами свой дух… Впрочем, Гете был одним из величайших техников всех времен, если иметь в виду эту духовную основу техники… Он… уже предвидел возникновение электрического телевидения…
Вместо того чтобы биться в сражении плечо к плечу, как это делал еще Гете, мы идем раздельно, и это дает в итоге примечательные образования – «только-лишь-дух» и «только-лишь-технику», если ограничиться их краткими названиями. <…>
…А без этой боевой дружбы с машиной сегодня не может жить ни один человек, не говоря уже о народе… она служит и продолжает служить всегда. В ней мы должны уважать идею служения вообще. Это служение, однако, является наивысшей нравственной идеей и наиглавнейшим делом, и таким образом она воплощает эту идею в дело… (!)
Естественно, железо не отличается мягкостью и машина тоже не сахар. Но закон жизни – это сталь, а не сахар, не каша и не кисель. И только сердца и души из стали выигрывают в жизни…
Машина поэтому есть нечто, совершенно сообразное человеку, соответствующее его сущности; только если мы обеспечим эту внутреннюю связь, мы сможем преодолеть это проклятие мира – материализм. А ведь это тоже одно из великих достижений новой Германии: введение техники в душу человеческую… так что ей больше не придется стоять снаружи и зябнуть на холоде…
Техник говорил долго и убедительно…
И словно освеженный стальной купелью, я шел по берегу моря, испытывая счастье, вдыхал морской воздух, который освежал легкие – точно так же, как освежает и бодрит сталь…
С неслыханной выразительностью преобразование человеческого самопознания, происходящее по аналогии с функциональной связью механизмов, здесь рекомендуется в качестве фашистского пути в современность. Эта «саморефлексия», при которой живое видит свое отражение в стали, а «чувство» – в стальной твердости, представляет собой в то же время основу для цинической готовности к исповеди и откровенным признаниям, которые свойственны этим философам «стальной твердости». Теперь они высказывают начистоту всё, но не затем, чтобы исправиться, не затем, чтобы стать «мягче» и начать думать иначе. Они, кажется, пропускают мимо ушей свою собственную исповедь. Они говорят так, будто исповедуются, но при этом не постигают ровным счетом ничего. Они признаются во всем, чтобы не уступить ни в чем. Они хотят стать такими, какой уже является их боевой друг – машина: хотят стать людьми из стали.
Если образы могут сказать что-то о жизненных позициях и о политическом стиле, то выражения, выбранные приспешником Гитлера Альфредом Гугенбергом в 1928 году, уже позволяют представить себе все то, что ждет в будущем:
То, что нам требуется, – это не каша, а блок. В каше мы погибнем, а с блоком победа и восстановление разрушенного будут обеспечены легко… Мы станем блоком, если нас нерасторжимо соединит стальная арматура мировоззрения, и, крепко стянутое ею, все, что было мягким и текучим, станет твердым, как скала. Тот, кто мог бы помешать нам идти этим путем, должен отойти в сторону либо слиться с нами воедино (Berliner Lokalanzeiger. 1928. 26, 28 Aug).
Экскурс 4. Четвертый рейх – перед Третьим
В 1927 году профессор философии из Франкфурта Фридрих Дессауэр представил на суд публики книгу под заголовком «Философия техники. Проблема реализации»[333], в которой он обещал развить «критическую метафизику» техники. Он ополчился против ненавистников техники, которые, отвергая ее с порога, выглядят как «парвеню» нашей цивилизации. Дессауэр сделал предметом своего рассмотрения тот переход от сопротивления технике к ее признанию, от неприязни к ней – к ее «позитивному пониманию», который проходит красной нитью сквозь всю эпоху, становясь ее главной темой.
Приятие составляет саму суть познания в технической сфере:
Человек может летать, но, скажем, не потому, что он отрицает или отменяет силу гравитации, а потому, что он постигает ее в процессе развития духа и, образно выражаясь, приходит к оборотной стороне дела. На первой стороне он – ее раб, на второй – ее господин. <…>
Тем самым гравитация преодолевается, а не отрицается… Полное приятие всех законов природы и того, что остается неизменным в рамках законов природы, определяет средства (S. 40–41).
Приятие так называемых законов природы нужно для того, чтобы овладеть ими; если ими удастся овладеть, они будут поставлены на службу человеку. Когда Дессауэр призывает к приятию техники, то это подразумевает приятие приятия
