Суждения и Беседы - Конфуций
Зато ученики записали другой, не менее показательный эпизод: Конфуций отдает указ казнить простых музыкантов и танцоров. Возможно, ему показалось, что акробаты-простолюдины просто насмехались над его государем. Но самое главное – они нарушили ход ритуальной встречи двух носителей благодати. И он повелевает казнить актеров.
Нет, он не обидчив и тем более не кровожаден. Он просто с железной волей и поразительной логикой проводит в жизнь свою мысль об «упорядочивании вещей». Каждый должен выполнять строго отведенную ему роль во вселенской архитектонике, тот же, кто нарушает эту симфонию упорядоченных звуков, должен быть исторгнут.
Уже в поздний период своей жизни, скорее всего в 481 г., вернувшись после долгих странствий в родное царство Лу, он вновь требует войны. Советник правителя царства Ци Чэнь Чанцзы убил своего господина, царя Цзянь-гуна. Конфуций обращается к правителю царства Лу Ай-гуну с просьбой послать войска и покарать убийцу. Сам эпизод весьма показателен – речь идет о делах соседнего царства, к которому сам Конфуций формально не имеет никакого отношения. И все же он требует вторгнуться войсками в Ци, подчеркивая нарушение ритуала – ведь Чэнь Чаньцзы убил того, кому служил.
Ай-гун колеблется, он не хочет самостоятельно принимать решение о начале войны и посылает Конфуция рассказать об этом главам трех местных влиятельных кланов. Конфуций про себя шепчет слова, как бы объясняя то ли себе, то ли окружающим, почему столь настойчиво требует войны: «Поскольку я в ранге, следующем за дафу (т. е. высших сановников – А. М.), то не могу не доложить». Главы трех семей отказались посылать войска (XIV, 21).
В этом весь пафос учения Конфуция – ритуальная связь с Небом не должна прерываться ни на мгновение. Жертвоприношения, соблюдение повседневных правил, самосовершенствование, казни отступников, – все это единый ряд мер упорядочивания Поднебесной. Всего лишь ошибка, упущение – и мир начнет разваливаться, еще глубже окунется во вражду, хаос и смуту. Его не интересуют дела человеческие как таковые, он не человеколюбив и не гуманен – для него важнее сохранить связь с духами и мудрецами прошлых поколений. Вот именно эта способность и есть жэнъ.
Конфуций вполне осознает свою миссию и свое значение. Его решительные уходы от правителей, что отказались слушать его совета, – яркое тому подтверждение. Даже когда друзья преподносят Конфуцию подарки, «будь то повозка или лошади, но не жертвенное мясо, сам не кланялся» (Х, 23). Подарки он принимает как должное воздаяние за свои знания и наставления, а вот жертвенное мясо адресовано духам, и именно за сам ритуал он благодарит друзей поклоном.
В общении Конфуций нередко строг и нелицеприятен. Осуждение в его устах – норма речи, одна из основных тем, обсуждаемых с учениками. И в этом он также далек от отшельнического типажа мистика, отстраненного от мирских дел. Скорее, наоборот, в последний период его жизни критика, осуждение становятся все более частыми чертами его поведения. Конфуций всегда учит на примерах, обсуждая поведение правителей современности и мудрецов прошлых поколений, и волей-неволей вынужден кого-то критиковать, кем-то восхищаться. Он то осуждает правителя царства Вэй линь-гуна (XIV, 19), то журит своих учеников.
В Конфуции удивительным образом сочетались ритуальная трепетность, мистицизм, с одной стороны, и абсолютный прагматизм государственного служаки, холодный расчет и мудрость решений. Вообще он крайне осторожен в поступках и решениях. Когда заболевшему Конфуцию приносят вельможи из его царства Лу лекарство, мудрец вежливо отказывается: «Я еще не разобрался, что это за лекарство, поэтому не смею его опробовать» (X, 16).
Мудрый Учитель, наставлявший в человеколюбии, мог быть суров и беспощаден, он мог гневаться и клеймить словом. Однако не следует забывать, что Мудрец Кун был поистине великим Учителем нации, человеком, с которым «говорило Небо». Он чувствовал те потоки духовной благодати, которые недоступны другим людям. Он понимал внутренний священный смысл любого, даже незначительного события и слышал за ним всю симфонию мира. А значит, он мог делать безошибочный выбор между следованием истинному Ритуалу и его подделкой, фактически – между следованием священной истине и имитацией мудрости. Поэтому, чтобы иметь право на гнев или осуждение, надо по крайней мере приблизиться к тому духовному свету, который исходил от великого Учителя и до сих пор освещает всю китайскую нацию.
Он прекрасно понимает, что тайный закон отпадения от Дао не действует автоматически – не всякий, кто сошел с великого Пути, автоматически теряет право на управление. Например, он рассуждает о правителе царства Вэй линь-гуне, считая, что тот сошел с пути-Дао. Его ученик Канцзы спрашивает:
«– Так почему же он не потерял царства?
– У него Чжуншу Ю ведает приемом гостей из других царств, Чжу То – жертвоприношениями, Вансунь Цзя – военными делами. При таких людях как он может потерять царство?» (XIV, 19)
Теоретически линь-гун за свое беспутство должен был потерять мистическое право на правление царством, сгинуть, умереть, утратить трон. Но этого не происходит, более того, линь-гун пребывал на царстве 42 года, и это в известной степени для учеников расходится с самим пафосом учения Конфуция о праве на царство. Но диалог происходит уже в поздний период жизни Конфуция, когда он смотрит на мистерию царствования и жизни вообще как на вещь значительно более многогранную и сложную, чем ему казалось ранее. Оказывается, мудрые советники и сановники, отвечающие за жертвоприношения и другие государственные дела, способны скорректировать ситуацию, именно так он оправдывает перед учениками ситуацию, которая, исходя из всех его предыдущих наставлений, произойти просто не могла бы. В общем, каким бы разочаровывающим ни был этот вывод для учеников Кун-цзы, но несправедливые и утратившие связь с Небом могут править долго и успешно.
Вообще, изначальное конфуцианское учение – очень сурово, очень жестко, накладывает чрезвычайно строгие требования на человека. Во времена самого Конфуция – это не просто «учение книжников», но Путь подвижников. Нарушение ритуала на этом Пути есть величайшее преступление. Однажды Конфуций осудил своего ученика Цзай Во за то, что тот соблюдал по родителям траур лишь в течение года, а не трёх лет, и назвал его при этом «не обладающим жэнь», т. е. утратившим посредническую связь с Небом.
Он очень суров, практически нетерпим к любым нарушениям ритуала и не принимает по этому поводу никаких объяснений. Нарушение ритуала для него – это не ошибка в самом «чине» церемониала или в технике исполнения каких-то обычаев, это вещь значительно более страшная – разрыв связи с самим Небом, безвозвратное отпадение от истины небесных сил.
Один из эпизодов его жизни рассказывает,
