Игорь Яковенко - Познание России: цивилизационный анализ
Человек или общество, вовлеченные в цивилизацию «поневоле» суть не что иное, как паллиативные феномены. В такой паллиации моменты архаики сплавлены в одно целое с моментами цивилизации. Качественным критерием, позволяющим развести паллиативные и целостные формы культуры, является сфера идеалов и конечных целей общества. В первом случае социально-нравственный идеал помещается во вневременной, эсхатологической перспективе. Здесь идеальная жизнь — жизнь вне большого общества и цивилизации. Изживание же паллиативных форм цивилизации и становление целостной культуры большого общества связаны с крушением эсхатологического идеала. Надежды и конечные цели человека перемещаются в сферу исторического бытия, в царство цивилизации.
В силу ряда объективных причин описанный конгломерат культурных элементов, определяемых влиянием государства и цивилизации, с одном стороны, варварства и дого- сударственной архаики — с другой, закрепился в России и оказался адаптивным, исторически эффективным (во всяком случае, до начала XX в.). В варварской составляющей российской цивилизации можно выделить три пласта: дисперсное варварство, институциональное варварство, маргинальное варварство.
ДИСПЕРСНОЕ ВАРВАРСТВО
Первый из указанных пластов совершенно неохватен и безграничен в своих проявлениях. Здесь мы имеем дело не с варварством в чистом виде, но с моментами, чертами архаически-варварского, разными формами дезадаптации и деструкции по отношению к нормам цивилизованной жизни, т. е. с явлениями, пронизывающими жизнь всего общества, при том что масштабы их и формы варьируются в зависимости от специфики ситуации и характера социального слоя.
Предлагаемая к рассмотрению тема совершенно необозрима. Мы можем наметить лишь ее контуры, рассчитывая на личный опыт каждого, кто хоть сколько-нибудь знаком с отечественной реальностью. При рассмотрении дисперсного варварства особый интерес представляет предметная среда как интегратор культурных смыслов, вскрывающий доминирующее в обществе отношение ко Вселенной и человеку.
Одна из особенностей советской эпохи состояла в том, что архаически-варварское отношение к предметной среде утверждалось как тотально доминирующее и вошло в неписаную систему норм. Каждый советский человек знал, что зона высшей (на самом деле минимальной, естественной для цивилизованного общества) упорядоченности распространяется на особый, узкий класс объектов, представляющих ценности Власти земной и небесной. В типовом наборе это были обком, облисполком, здание госбезопасности, ритуальная площадь с памятником вождю. В отдельных случаях к этому списку прибавлялась гостиница «Интурист». Эти, и только, эти, объекты были безупречно по советским меркам спланированы, построены и эксплуатировались, являя собой особо ухоженное, возделанное и упорядоченное пространство. Все же остальное, в том числе и показно репрезентативные, «красивые» объекты — театры, музеи, стадионы, санатории, — было фатально дефектно. Прежде всего эти объекты имели два крайне различающихся вида — главный фасад и фасад дворовый30.
Построенные обязательно с недоделками, репрезентативные объекты фантастически быстро деградировали, крошились с фасадов, обрастали уродливыми будками, самодельными решетками с амбарными замками и являли собой зрелище чисто варварской трансформации первоначального архитектурного замысла. Как отмечает исследователь А. Буровский, окружающая нас среда организуется таким образом, чтобы элемент неустроенности, беспорядка, неуюта всегда находился в поле зрения31.
Важно подчеркнуть, что в этом отношении между «верхами» и «низами» никаких разногласий не было32. Варварская среда, как и варварский быт, была естественным и единственно возможным атрибутом бытия. И здесь мы имеем дело с фундаментальной культурной нормой. Столкновение с другой мерой упорядочивания мгновенно порождает в нормальном россиянине чувство «чужого» и органическое отторжение. И это — исключительно важная проблема. Нам знакомы работы исследователей, пытавшихся зафиксировать и осознать природу этого явления. Культуролог Л. Невлер, описывая российскую глубинку, отмечает, что заново построенный киоск, рекламный щит в скором времени обязательно будут надбиты, надломаны, т. е. доведены до некоторой средней меры хаоса так, чтобы не выпадать из окружающего контекста. Заметим, что загаженные лифты и подъезды, обшарпанные сарайчики, заборы, вечные кучи строительного мусора на самом деле служат той же цели — хаотизации зрительного образа объекта, что позволяет органически вписать его в устоявшуюся среду33.
Таким образом, массовый человек «доводит» окружающую его среду до осознаваемой им нормы, упорядочивая чрезмерно хаотическое и хаотизируя избыточно упорядоченное. Чувство нормы соотношения хаоса и порядка заложено в ментальности культурного субъекта.
У этой проблемы есть и еще одна грань — грань знаковой хаотизации. Надбив, надломав, слегка загадив чуждое, пришедшее из мира цивилизации, архаический субъект осваивает тем самым новый предмет, лишает его опасных, вредоносных потенций. Так для нас открывается постоянная, непрекращающаяся война, в которой городской цивилизации и современной технологии противостоит архаический субъект. Цивилизация постоянно выбрасывает в мир архаического общества свою предметность, а архаический мир варваризует и посредством этого осваивает чуждую предметную среду.
Но и это не все. Исследуемое явление имеет еще один, самый фатальный — ценностный аспект. В упоминавшейся работе Буровского отмечается, что в любой, самой благополучной деревне всегда есть элемент беспорядка, развала, неустройства34. В любой культуре мера совершенства какого бы то ни было объекта, мера его выделанности и отделки однозначно связаны со значимостью этой сущности и тех культурных смыслов, которые она выражает.
Стремление благоустроить частную человеческую жизнь, украсить ее, сделать удобной и осмысленной рождает в традиционном сознании волну глубочайшего, метафизического протеста. Наделение смыслом отдельного, не освященного сакральной Властью человеческого бытия отрицает весь космос российского архаического субъекта, обессмысливает его самого и посягает на некоторые высшие ценности. Постоянное и ежеминутное профанирование ценностей отдельной человеческой жизни — один из моментов утверждения безграничной ценности социального абсолюта. В этом пункте проблема соотношения варварского и цивилизации накладывается на проблему соотношения двух цивилизационных типологий: азиатской социоцентристской и либеральной антропоцентристской. Именно загаживая окружающую среду и уродуя быт, наплевательски относясь к здоровью и собственной, жизни, к близким и неблизким людям, разгильдяйски, безответственно относясь к любому делу, к межличностным, трудовым, человеческим отношениям, традиционный субъект реализуется как полноценный член архаического социоцентристского общества. Всем этим он показывает, что «жизнь дольняя» в его глазах — ничто, а все, что заслуживает другого к себе отношения, лежит за пределами жизни частного лица (прежде всего его самого), трансцендентно этой жизни. Тот же, кто обустраивает свой мир как значимую, самостоятельную сущность, посягает на базовые ценности традиционалиста, а потому рискует столкнуться с широким веером последствий — от разлитого в воздухе всеобщего недоброжелательства до «красного петуха».
На самом деле идея трансцендентности Творца неотделима от сознания богоявленности культурного космоса. Творец пребывает в экспликациях социального абсолюта — Церкви, Власти, Государстве, но трансцендентен этому миру. Эмпирический мир православия (и ислама, где этот мотив особенно ярко выражен) богооставлен, лишен высшей санкции.
Структура ценностей социоцентристского общества позволяет инкорпорировать в себя и сохранять веками огромные объемы архаического и варварского субстрата. Если антропоцентристская социальность перерабатывает варвара, стимулируя его включаться в бесконечный процесс упорядочивания и усложнения приватного пространства, то социоцентристская создает идеологию, согласно которой такая деятельность сугубо греховна, а поддержание хаоса есть должное отношение к миру сущего.
Именно поэтому создание некоторой, сколько-нибудь приближающейся к европейским стандартам среды требует в нашей стране постоянных и напряженных усилий. Живущий в каморке или бараке архаический субъект, по самой системе своих ценностей не принимающий предметность, забота о которой вменяется ему в обязанность, может создавать и поддерживать ее только в ситуации постоянного присмотра, жесткой муштры и страха наказания. Показательны волны вандализма (разграбления усадеб и разгром заводов), прокатившиеся по России в годы революции. Варвар отвергал и разрушал навязанную ему чуждую культуру.
