Автор и герой в эстетическом событии - Михаил Михайлович Бахтин
217 «Благо» — понятие философии ценностей Риккерта, подразумевающее ценности не в качестве одних идеальных значимостей, но в их воплощении в феноменах культуры (см.: Риккерт Г. Науки о природе и науки о культуре. СПб., 1911. С. 53–54; Его же. О системе ценностей //Логос. 1914. Т. 1. Вып. 1. С. 51–55).
218 Согласно Риккерту, действительный мир представляет из себя «совокупность бытия и ценностей»; последние, по Риккерту, не существуют, а только значат: «проблема ценности есть проблема “значимости” (Geltung) ценности» (Риккерт Г. О понятии философии // Логос. 1910. Кн. 1. С. 31, 32 соотв.).
219 Имеется в виду Макар Иванович – герой романа «Подросток».
220 Здесь – полемический выпад против «материальной эстетики» формалистов.
221 Эстетика «Автора и героя…» не принимает в расчет реципиента как самостоятельного участника «события произведения». Впервые третье действующее лицо эстетической встречи («слушатель») появляется в статье 1926 г. «Слово в жизни и слово в поэзии», опубликованной под именем В. Волошинова. Ср. также: «Слово – это драма, в которой участвуют три персонажа (это не дуэт, а трио)» (ПТ.-Э, 301).
222 Идеи данного раздела в основном соответствуют представлениям работы Бахтина 1924 г. СМФ.
223 Выделяя три данных момента в художественном произведении, Бахтин следует эстетике Б. Христиансена, представленной в его книге «Философия искусства». Это подтверждается текстуальным совпадением: если Христиансен однажды говорит о содержании как о «что» произведения и о форме как о его «как», то тот же самый троп использует и Бахтин (ср.: СМФ, 329). Разумеется, в данные категории Бахтиным вложен совсем иной смысл по сравнению с субъективистской эстетикой восприятия Христиансена. Однако, вероятно, именно к Христиансену восходит важное положение Бахтина о «преодолении материала» деятельностью художника (ср.: «… Повсюду мы вынуждены были вступить в противоречие с догмой, утверждающей самоцель чувственного созерцания в искусстве. <…> Главное в музыке – это неслышимое, в пластическом искусстве – невидимое и неосязаемое. Чувственное выступает носителем нечувственного» (Христиансен Б. Философия искусства. СПб., 1911. С. 109)).
224 Возможно, Бахтин имеет в виду излагаемый нами ниже фрагмент диалога Платона «Федон», содержащий рассказ Сократа о становлении его важнейших философских убеждений. Сократ сообщает собеседнику, что в молодые годы у него была «настоящая страсть к тому виду мудрости, который называют познанием природы»; в духе, действительно, античного позитивизма Сократ задавал себе вопросы типа следующих: «Чем мы мыслим – кровью, воздухом или огнем? или же ни тем, ни другим и ни третьим, а это наш мозг вызывает чувство слуха, и зрения, и обоняния, а из них возникают память и представление <…>» и т. п. Но позже Сократ отказался от поисков первопричин на этом пути: «Я не решаюсь судить даже тогда, когда к единице прибавляют единицу, – то ли единица, к которой прибавили, стала двойкой, то ли прибавляемая единица и та, к которой прибавляют, вместе становятся двумя через прибавление одной к другой». Конечно, кто-нибудь мог бы утверждать, говорит Сократ, что «Сократ сейчас сидит здесь потому, что его тело составлено из костей и сухожилий и кости твердые и отделены одна от другой сочленениями…» и т. д.; «и для беседы нашей можно найти сходные причины – голос, воздух, слух и тысячи иных того же рода, пренебрегши истинными причинами», – и тут Сократ вырывается из позитивистского хода мыслей, – «а именно – что раз уж афиняне почли за лучшее меня осудить, я в свою очередь почел за лучшее сидеть здесь, счел более справедливым остаться на месте и понести то наказание, какое они назначат» (Федон, 96А—99В). Нравственные мотивы, а не причины природного порядка руководят поведением человека, – таков смысл данного фрагмента «Федона», содержащего эпизод философской биографии Сократа.
225 «Языковое сознание» — термин, который в 20-е годы использовал В. Виноградов (см., напр., его статью «О поэзии Анны Ахматовой» // Виноградов В.В. Избранные труды. Поэтика русской литературы. М., 1976). См. также: Чудаков А.П. В.В. Виноградов и теория художественной речи первой трети XX века // Виноградов В. В. Избранные труды. О языке художественной прозы. М., 1980. Ср. также прим. 203 и прим. 228.
226 Возможно, здесь и ниже Бахтин полемизирует с концепцией «литературного факта» и «литературной эволюции» Ю.Н. Тынянова, развитой в статье Тынянова «О литературном факте» (Леф. 1924. № 2. С. 101–116). Ср.: ФМЛ. Ч. IV, гл. II: «Формальная теория исторического развития литературы».
227 Ср.: «Журналы, альманахи существовали и до нашего времени, но только в наше время они сознаются своеобразным “литературным произведением”, “литературным фактом”» (Тынянов Ю. Литературный факт ⁄⁄ Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977. С. 257).
228 «Символика», «композиция», «слова-символы» и т. п. – набор категорий ранних работ В.В. Виноградова. См., в частности, его исследование «О задачах стилистики. Наблюдения над стилем Жития протопопа Аввакума», где «символика» Жития описана через выделение трех определенных семантических рядов (Виноградов В. В. Избранные труды. О языке художественной прозы. М., 1980. С. 17 и далее). «Слова-символы», используемые художником, согласно Виноградову, образуют в их совокупности «индивидуальный языковой микрокосм»: «символ – это эстетически оформленная и художественно локализованная единица речи в составе поэтического произведения» (Виноградов В. В. О поэзии Анны Ахматовой // Указ. изд. С. 373–374). Цель Виноградова при анализе поэзии Ахматовой – «расчленение отдельных эстетических объектов, созданных поэтессой, с целью определить композиционную функцию символов как элементов данного органического целого» (там же. С. 371). См. также: Чудаков А.П. Ранние работы В.В. Виноградова по поэтике русской литературы // Там же. С. 465–481.
229 Полемический намек на статью Б. Эйхенбаума «Как сделана “Шинель” Гоголя». Ср.: ФМЛ. С. 89: «Конечно, художественное произведение не только творится, но и делается. Для футуристов же оно – только делается».
230 Имеется в виду эстетическое учение Канта: Кант считал суждение вкуса собственно эстетическим, «чистым», если только оно является оценкой «свободной», «чистой» красоты, исключающей наличие какой бы то ни было посторонней цели. Этому требованию Канта удовлетворяют искусства типа тех, которые перечисляет Бахтин; ср.: «…Рисунки a la grecque, орнамент из листьев, вырезанный на картинных рамах, обоях, и т. д., сами по себе ничего не означают: они ничего не представляют – никакого подводимого под определенное понятие объекта; они свободная красота. К этому же роду можно отнести и то, что в музыке называется фантазиями (без темы),
