Исследование Апокалипсиса - Юрий Миранович Антонян
Таких примеров можно привести множество, пророчества о Конце света особенно характерны для религиозных сект, которые таким путем пытаются еще и подчеркнуть свою значимость. Из этого можно сделать вывод, что предощущения неизбежности конца и связанный с этим страх, которые порождают апокалиптические предсказания, не обязательно появляются в годы всеобщих бедствий. Они вполне могут сформироваться и в процветающих обществах, но в тех больших или чаще малых социальных группах, которые никак нельзя отнести к благополучным. Можно сказать, что здесь условия жизни, ее трудности и невзгоды отходят на задний план в той мере, в какой на передний план выступает витальная человеческая потребность в преодолении своей бренности и снижении уровня тревожности. Если рассматривать жизнь с позиций присущих ей наиболее важных задач, нельзя не признать, что названная потребность относится к числу наиболее важных, если не является самой важной.
Отношение Даниила к Богу, его невызывающая никаких сомнений бесконечная преданность и жертвенная любовь к нему есть не что иное, как отношение ребенка к отцу. Такая же позиция может быть у сына к реальному отцу, вождю, правителю или правящей партии, которых он обязан всеми силами защищать: от внешних врагов и от собственных греховных помыслов и зла, поселившегося в душе. Когда ведут оборону отца от внешних врагов, то хороши все средства, поскольку речь идет о безопасности Великого Отца, иными словами, о безопасности самого субъекта. Поэтому находят оправдание любые приемы защиты, в том числе самые кровожадные и подлые. Все это имеет место на почве жесткой психологической зависимости от Отца, неизбежно принимая форму идеологической преданности.
Книга Даниила несомненно является выдающимся религиозным и художественным произведением, она же содержит некоторые ценные исторические сведения и, что особенно следует отметить, принципиально важные для религии и богословия пророчества. Для христианского сердца очень дорого содержащееся в ней указание на «как бы Сына человеческого» — предвестника Христа. Однако неосмотрительно и наивно рассматривать это произведение как точные предсказания на все время и для всех народов. Но именно это и делает Д. В. Щедровицкий, который считает предсказания Даниила безупречно точными. В его книге якобы предсказана не только последовательность и взаимосвязь, но даже и хронология исторических событий, которые автор созерцал в будущем. К таковым относятся, например, дата казни и воскресения Иисуса Христа (знаменитое пророчество о «семидесяти седминах», завершающихся в 34 г.), а также срок возвращения Иерусалиму статуса столицы израильского государства в XX в. (пророчество о 2300 годах, оканчивающихся в 1967 г.)[27].
По Д. В. Щедровицкому, оказывается, что упоминаемый в Книге Даниила «северный царь», характеризуемый словами «подлый» и «презренный», является германским нацизмом, а разгромивший его победитель — Советский Союз. Он выиграл войну «с великим богатством» (11:28), т. е. с огромной контрибуцией, выплаченной капитулировавшей Германией, после чего возвратился «в землю свою с враждебным намерением против святого завета» (11: 28). Под «враждебным намерением» Д. В. Щедровицкий понимает антисемитскую политику Сталина[28].
Подобные произведения в дальнейших комментариях не нуждаются.
Практически все библейские пророчества, апокалиптические в особенности, представляют собой попытку познания закономерностей, механизмов или принципов, которые управляют жизнью. Как и в иных аналогичных случаях, потребности познавательного процесса не могут не учитывать то, что было достигнуто усилиями других авторов — древних мыслителей. Поэтому в более поздних пророчествах нередко встречаются ссылки на предыдущие или прямые заимствования из них.
В ветхозаветные и последующие затем раннехристианские годы указанные познавательные процессы могли реализовываться только в религиозных рамках и формах, поскольку прошлое, настоящее и будущее зависело исключительно от потусторонних сил и, в первую очередь, от Бога. Вот почему чрезвычайно важным для всей истории является появление в иудаизме сына человеческого, впоследствии ставшего Христом, причем появление вначале очень и очень робкое — и «как бы» сына человеческого (Дан., 7:13). Так, словно извиняясь и несколько неуверенно, говорит этот пророк. Все дело в том, что возникновение в религиозной мифологии этого сына означает не что иное, как начало формирования принципиально иного отношения человека к самому себе, к своему месту в жизни и своим возможностям. Можно сказать, что произошел величайший переворот, поскольку теперь управление всеми делами людей и их судьбами переходит в руки человека, пусть и частично. Частичность выражается, во-первых, в том, что он, этот новый управляющий, сын Бога, а во-вторых, и сам становится Богом, хотя и не творцом природы и вселенной, но творцом души и нравственности, т. е. новой личности.
Можно, конечно, с полным на то основанием утверждать, что тем самым человек не мог полностью доверять сам себе, своего спасителя он обязательно должен был мифологизировать. Но это — вечное качество людей, которые даже в новейшей истории обязательно мифологизировали, например своих коммунистических мессий.
Сын человеческий в Книге Даниила представляет собой лишь первый шаг по пути коренного изменения позиции человека и его адаптации, следовательно, и наиболее важную предтечу Христа. Однако дилемма Христа и антихриста у Даниила даже не обозначена, антихрист появляется, если иметь в виду апокалиптические канонические произведения, лишь в Откровении Иоанна. Не только в канонических и апокрифических текстах, но и во всей богословской христианской литературе Христос и антихрист неразлучны, как человек и его тень.
4. Откровение в видениях Иоанна
Апокалипсис насыщен видениями, которые играют исключительную роль в передаче идей и ценностей, содержащихся в этой книге. Вообще видения значимы в любой религии, поскольку обладают огромной силой убеждения и внушения через эмоции и переживания, формирующие у человека свой виртуальный мир. Для фанатически заряженной психики видения — это реальность, в которую нельзя не верить, даже если они грубы и на первый взгляд бессмысленны. Видения, зафиксированные в священном тексте, приобретают статус откровения и формы явления божества или иной потусторонней силы. Видения всегда остро привлекают к себе жгучей таинственностью, возможностью выйти в новое измерение, прикоснуться к чему-то сокровенному и ранее неведанному. Многие видения вполне реальны в том смысле, что
