Исследование Апокалипсиса - Юрий Миранович Антонян
В дальнейшем апокалиптические пути христианства и иудаизма разошлись, причем иудаизм весьма отрицательно стал относиться к христианскому мессии. Сам Христос утверждал, конечно, что он мессия и еще к тому же царь, хотя царство его не от мира сего. Христианство считало, что приход Христа предсказан иудейскими пророками, что сам Яхве обещал «воздвигнуть Христа во плоти и посадить на престоле его» (Деян., 2:30). Иудаизм не отрицает, что пророки действительно предрекали приход мессии, но это должен быть иудейский, а не какой-нибудь иной спаситель, тем более не основатель новой религии. Иудейский мессия мыслился как спаситель только еврейского народа, христианский же предназначался всему миру. Иудейская апокалиптика так и осталась в ожидании посланника Бога, в то время как в христианстве он реальный виртуальный персонаж, весьма активный и деятельный. Если первая ждала от него разрешения национальной трагедии, то вторая — обретения всеобщей благодати.
Под иудейской апокалиптикой можно понимать особый жанр религиозной (мифологической) литературы, канонической или апокрифической, которая содержит пророчества о Конце света, причем эти пророчества могут быть связаны или не связаны с мессией. Думается, что к числу апокалиптических не следует относить те, в которых говорится только о мессии, тем более что нередко о нем упоминается лишь в самом общем виде. Откровение Иоанна является апокалиптическим и по той, в частности, причине, что оно возвещает не приход мессии, а события Конца света и торжество новой религии.
Иначе понимал иудейскую апокалиптику А. В. Смирнов. Он считал, что под ней разумеются такие произведения иудейской письменности, которые в подражание некоторым богодухвенным пророчествам сообщают под образом видений и символов откровения преимущественно относительно мессианского царства и последней судьбы мира. Подражание апокалиптиков богодухвенным пророчествам обнаруживается не столько в полном усвоении пророческих обетований, сколько в перенимании внешней формы; они с полной свободой перерабатывают пророческие идеи сообразно с личными воззрениями и с той системой толкования Писания, которая выработалась в позднейших книжничес-ких школах. Авторы апокалипсисов нередко восполняют пророческие образы легендарными сказаниями и вносят в учение канонических книг совершенно чуждые элементы. Но по форме они стараются стоять как можно ближе к каноническим пророчествам, и особенно к тем, в которых преобладают символы и видения[21].
Скорее всего под богодухвенными пророчествами Смирнов понимал канонические священные тексты иудаизма; следовательно, из иудаистской апокалиптики исключались ветхозаветные сочинения, в том числе Книга Даниила, и соответственно имелись в виду лишь дохристианские апокрифы. Такой подход не представляется достаточно обоснованным именно по этой причине. Вместе с тем несомненно, что отдельные апокалиптические апокрифические сочинения представляют собой лишь подражание каноническим трудам, но тем не менее не могут исключаться из сферы научных исследований, которые должны ответить и на такой вопрос — в силу каких потребностей, в том числе бессознательных, создавались подобного рода сочинения. Очевидно, и в этом случае реализовывалась потребность познания будущего, украшение его и обещание себе процветания и благополучия в более чем неопределенном грядущем.
Во многих апокалиптических сочинениях царство мессии должно наступить при конце этого мира. Эта же мысль наличествует и в Откровении Иоанна Богослова, она подчеркнута в последних главах книги, в которых, однако, наряду с описанием грядущего царства христова вновь и вновь раздаются жестокие угрозы и обещания беспощадных расправ. Авторы предшествующих апокрифических апокалипсисов широко пользовались этим жанром, чтобы изложить свои самые сокровенные чаяния о будущем. Люди пытались понять, ставил ли Бог, создавая их, разумную цель, почему жизнь полна страданий и бедствий, почему она так коротка и заканчивается тягостной старостью и неминуемой смертью. Между тем и иудаистские апокалипсисы полны жестокостями. В этой связи надо отметить одну общую черту всех апокалипсисов — и апокрифических, и канонических: обязательное уничтожение всех врагов. С ними не должно быть никаких компромиссов, с ними никто не намеревался искать что-то общее и на этой почве решать конфликты миром. Разумеется, это отражало нравы и нравственность той поры, это было также и условием выживания еврейского народа, который находился в окружении врагов. Конфликты в той или иной форме определялись и религиозными установками и ориентациями, а религиозное единство ощущалось в качестве непременного условия выживания Израиля. При этом в суде и расправе над врагами часто активно участвовали и спасители (мессии). Такая практика потом была скрупулезно реализована тоталитарными режимами и тоталитарными вождями.
Последние, следовательно, возвращаются к древнейшим формам поведения, тем самым отвергая то, что с таким трудом было достигнуто цивилизацией в XIX–XX столетиях. Это отрицание цивилизации всегда, во все века, носило террористический характер, имея своей целью не только физическое уничтожение, но и запугивание врагов и тех, кто представлялся таковыми. Собственно говоря, в поведении современных террористов мы видим то же самое, когда никто из них даже не пытается договориться, пойти на компромисс, заключив соглашение, грубо попирает его, а решение всех своих проблем видит в смерти того, кого считает врагом, иногда жертвуя и своей жизнью.
Задолго до христианства, и не только в иудаизме, появилось множество свидетельств острого недовольства человека своей судьбой и, следовательно, Богом, который за все в ответе. Например, древний аккадский поэт писал:
Поистине, умница мой, тому, что открыл ты, нет подтверждения!
Истину ты отвергаешь, предначертанья бога поносишь!
Не соблюдать обряды богов ты возжелал в твоем сердце.
Обряды богини истинные ты презираешь.
Точно средина небес, мысли богов далеко;
Слово из уст богини не разумеют люди.
Верно понять решенья богов заказано человекам,
Замыслы их для людей недоступны[22].
В самом же иудаизме неудовлетворение земными порядками (а значит, и небесными) высказаны в той или иной форме во многих мифологических, в том числе ветхозаветных сочинениях. В наиболее же концентрированном виде оно выражено в Книге Иова и Книге Экклесиаста. В Библии нет ни одного сочинения, в котором, как в этих книгах, с такой же страстью и силой были бы выражены тоска, пессимизм и отчаяние человека, его безысходность, его понимание бессмысленности жизни и того, что он абсолютно беззащитен против злой воли того, кого он называет Богом. Загнанный в
