Владиимир Арсеньев - Звери = боги = люди

В. Р. Арсеньев

Звери = боги = люди

У истоков религиозного сознания превалировало такое представление о мире, когда звери были равны богам, боги — людям, а люди — зверям.

Человек в этот период осознавал себя равным с другими компонентами в системе Природы и на путях ее познания и преобразования он сам создавал богов. При этом он уподоблял свою собственную природу представлению о природе вне себя.

Вместо предисловия

ОХОТА

Я вошел в лес. Сколько смысла в этих словах — я вошел в лес, я перешел в мир иной, я перестал быть просто человеком! Я вошел в лес…

Чтобы войти в лес, надо быть уверенным, что ты из него выйдешь… И выйдешь не где-нибудь на другой земле, на другом краю ее, где и людей-то нет вовсе или они совсем не такие, как мы… Или, вообще, они и не люди, а звери, птицы и прочие обитатели мира лесного, живущие деревнями, семьями, с женами, с детьми и всеми сородичами по законам, непохожим на наши, но все же — по законам и по своим порядкам, хотя их порядок — непорядок для нас, а наши привычки им чужды и враждебны…

Я вошел в лес.

Кто же пойдет в лес, если он не знает голоса птиц, если не растворится вдруг в тени любой былинки, не обернется термитником, не проползет серебристой лентой под немигающим взглядом льва, гиены или пантеры… Как обмануть их? Как не дать распознать, что не змея ползет по горячим камням средь сухой травы в лесу без единого дуновения ветра, в дрожащем над камнями полуденном мареве… Вон она извивается, врезаясь в первую же расселину, чтобы убраться поскорее — то ли от сжигающего огнем солнечного луча, то ли от пронзительного взгляда хищника. Нет, то не змея! Старого пожирателя плоти не проведешь!

Молви он нужное слово, да не по-звериному, не по-по-кукушечьине по-человечьи, махни хвостом как заговорено, и, глянь, былинка-то и не былинка вовсе, а Донсо Комакан, а термитник — Донсо Сириман, а змейка серебристая — сам Донсо Баги, Ка-ласа Баги — Фафре Конате. О тебе слово мое, Донсо Ба, Симбонден, Симбон и-йе-ре-до! Ты — гроза зверей, ты — сын леса, ты — неутомимый и бесстрашный Симбон, сын Симбона, Большой Охотник, потомок Санин и Контрон — Змеи и Леса. Ты входишь в лес один, а возвращаешься вместе с добычей, уходишь с двумя ногами, а приходишь с шестью. Ты один устоишь под взглядом манкалани — антилопы-оборотня, чей огромный выпуклый в полголовы черный глаз поглотит любого, заворожит, обманет, завлечет: не смотри в глаза беде — погубит!

Я помню твой взгляд, Донсо Баги: он раздвоен, он разнонаправлен, он видит то, что было и есть, он видит то, что будет. Он бездонен в своей доброте и силе. И сила его — добро. И добро — его сила.

Я вошел в лес. Нет, это ты ввел меня в лес. Ты открыл глаза, разверз уши, наделил нюхом, чутьем, знанием, умением, языком…

Вот я ползу змеей в расселине меж камней под напряженным взглядом хозяина леса… Нет, я не выдам себя ни бряцаньем ружья о скалу, ни вскриком удивления неожиданной встречей, ни даже мыслью самой, называющей его, хозяина, именем его… Он должен знать, что я его знаю. Иначе он поймет, что я — человек, что я не просто человек: я — донсо, сын Змеи и Леса, ученик Донсо Баги, «идущий следом за ним», принимающий наследие его, охотник, как и он…

Мы и жители леса — враги. Так уж повелось от предков наших, от их старых ссор и взаимных обид. Счет им стал расти, растет и сейчас. Мы охотимся друг на друга. Они объединяются против нас и действуют кто как умеет: кто силой — клыками, клювами, когтями, рогами и бивнями, кто — хитростью, подлостью, порчей и изменой. Они нападают на наших слабых союзников, которые живут с нами, а мы и не зовем их «зверями»: коров, овец, коз, кур… Мы стоим за себя. Враг есть враг!

Вот он — лес, другой мир, чужой и опасный, полный нечистого, насыщенный им, как полная икрой лягушка, как лопающийся плод капокового дерева — буму, распространяющий хлопья искрящегося на солнце, гонимого ветром мягкого на ощупь пуха — смертоносного, ядовитого, одурманивающего. Фен ньямато до! — нечистое, грязное, дурное. Таков лес!

И все же нас манит туда. Так манит загадочное, неизведанное, чудесное. Ведь мы тоже когда-то вышли из леса. Ведь не все же наши предки враждовали друг с другом.

Ведь помним же мы, что у каждого из нас там есть те, кого мы не тронем и кто в трудную для нас минуту изменит своим, чтобы помочь нам. Потому что хоть мы и разошлись в незапамятные времена, в начале начал, но у наших предков были свои родственники среди зверей и жен брали друг у друга — и с теми до сих пор у нас одна кровь, и убивать, и пожирать друг друга мы не станем и не посмеем, чтоб не отвернулись от нас предки, чтоб не лишились и мы потомства… И каждый из нас знает, кто в лесу ему друг.

И вот я вхожу в лес… Для нас он начинается за первой же развилкой дорог, за деревней — здесь кончается мир людей и начинается то, что мы называем «лесом». Хотя для чужака и не понять, в чем же разница между ними, те же деревья, кусты, травы, если не считать огородов да двух-трех баобабов между отдельными группами построек для наших семей. И только узенькие тропинки через заросли между ними…

Да и звери приходят в наш мир. И выслеживают наших женщин и детей, когда те идут по узкой тропинке, средь травы и кустов, к соседям или за водой к ближайшему ручью. У них своя охота, свои правила ее, свои цели. И если кто-то из них напал на нас, то надо еще понять, выяснить, открыть, почему и кто это сделал. Ведь если даже они нападают на наших слабых союзников и подопечных, это вовсе не обязательно значит, что напавшие голодны. Тут все непросто, и надо распознать что к чему! А уж если напали на нас самих, на наших женщин и детей, то ищи не только убийцу, ибо он придет вновь, за другими жертвами… Ищи причину!.. Если это месть, а это самое простое объяснение, то надо понять: и за что, и чья, и каким путем… Дали ли мы повод для таких действий, или это просто одно из проявлений войны меж нами.

Я вошел в лес — я пошел на войну…

Десятки, сотни, тысячи пар глаз сопровождают каждый мой шаг, каждое мое движение в лесу… Враг притаился… Я выслеживаю его, а он принюхивается к моим следам… В чьем бы обличье он сейчас ни был, мне надо первым распознать его, первым нанести тот удар, который обезвредит его, даже если и оставит в живых… Кто он, как он выглядит, что знает и что умеет? Надо быть готовым ко всему: к тому, что тот едва пошевелившийся камень и не камень вовсе, а он — враг наш, следящий за мной и уже приготовившийся к прыжку. И качнувшаяся против ветра ветка — тоже он… И та одинокая старушка, что идет согнувшись по звериной тропе, — уж не старая ль то слониха или, что еще хуже, гиена или львица?.. И что за коварство заставило ее показаться предо мной, да в таком виде?..

И нельзя ошибиться, и нельзя промахнуться. Ведь много в лесу гуляет людей в зверином облике… И много зверей — в человечьем! И они засылают к нам своих превращенных, чтобы выведать, что мы хотим, чтобы сорвать нам задуманное…

И стреляешь иной раз в зверя, а он, истекая кровью, становится вдруг человеком… И что это — хитрость умирающего врага или печальное открытие истины? Надо только подождать. И когда застынет последнее движение его, придет разгадка. Но ведь человеку еще можно было бы помочь!..

Не спеши, коль сомневаешься! Но на сомнения времени не дано…

И ведь недаром же мы — дети Санин и Контрон, Змеи и Леса, Леса и Змеи! Донсо Баги, Каласа Баги, Симбон Баги! Ты постиг тайны леса! Ты не ведал страха, не избегал опасности, не боялся сделать, поступить! Тебя страшились враги и любили друзья — тебя уважали враги и уважали друзья! Ты был честен и к друзьям, и к врагам! О, Баги, Донсо Ба!

Мы, охотники, — дети Змеи и Леса. Мы все рождаемся такими! Но не каждый узнает это. Не каждый понял это. Не каждый стал охотником — Донсо… Симбон Баги, ты открыл глаза на лес, ты открыл глаза на себя, ты дал зоркость глазу, тонкость чутью, верность руке. Ты — не знавший промахов, ты — не обидевший слабого, ты — не оставивший безнаказанным жестокого. Ты — учитель! О, Баги, Донсо Ба!

Я вхожу в лес… и я чувствую тебя рядом с собой, тебя в себе, я смотрю и вижу «вещи открытые» и «вещи сокрытые». И это знание дал мне ты! Ты получил его от Донсо Каладжана, Симбон Каладжана, сына Санин и Контрон… И восходит оно к самим предкам нашим — к ним, знавшим зверей, породнившимся с ними, сохранившим верность этим связям и передавшим ее нам. Недаром мы, охотники, — потомки Змеи и Леса, Санин и Контрон. Мы помним это, и потому мы понимаем зверей.

Но как нет одинаковых людей, так нет и одинаковых зверей. И не трогаем мы тех, кто верен нашим связям, и непримиримы мы к тем, кто встал на путь вражды с нами… Их, как и нас, разделяет вражда — вражда с нами, вражда друг с другом. Вражда — зло! Война — зло! Смерть — зло! Зло, грязь!

Сколько его — нечистого! С каждым актом нашей войны оно растет и множится, хотя именно борьбой с этим нечистым и вызван каждый акт этой нашей войны.