Олег Ивановский - Впервые. Записки ведущего конструктора
Большая, с высоким потолком, пронизанная солнцем комната — сейчас центр деловой суматохи. Здесь инженеры и техники, медики в белых халатах, биологи, химики. Все это люди, отвечающие за различные участки работы: за состояние животных, за исправную работу отдельных механизмов и приборов. В помещении рядом готовят собак — Стрелку и Белку. Их моют мягкой щеткой, сушат перед рефлектором. Чистые, высушенные и расчесанные, они попадают в операционную. Здесь тщательно смазывают места выхода через кожу электродов, перебинтовывают животных, поверх надевают зеленую, из тонкой материи „рубашку“, предохраняющую бинт от загрязнения и раскручивания.
После этого на животных надевают датчик дыхания — „лифчик“, плотно облегающий грудную клетку, потом ассенизационную и фиксирующую одежды. К фиксирующей одежде пришивают датчики движения. Из зеленой „рубашки“ торчат лапы, морда и хвост собаки, а со спины и боков — многочисленные разноцветные провода. Кругом идут последние приготовления. Собаки спокойно стоят, пока люди разбирают отходящие от их тела провода, а техник, забравшись с паяльником в кабину, „впаивает“ собак в электрическую схему.
Проверяется соединение этих проводов, измеряется сопротивление. Кажется, все сделано. Можно приступить к герметизации кабины. Крышка закрыта. Затянуты болты. Комплексный опыт начат.
О состоянии собак в каждый момент можно судить по показаниям различных аппаратов. Вот научный сотрудник поворотом выключателя, под которым написано „ЭКГ — Стрелка“ (ЭКГ — электрокардиограмма), вводит в действие прибор, поползла широкая бумажная лента, на которой тонкие перья вычерчивают кривую биотоков сердца. Все это будет расшифровано и превратится в ряд цифр, которые расскажут исследователям о физиологических процессах, протекающих в живом организме. Специальный небольшой приборчик щелканьем возвещает о движении Стрелки. Это значит, собака сдвинулась со средней линии вперед и улеглась в другом положении. Изредка животные поднимаются, потягиваются и, не изменяя своим собачьим привычкам, отряхиваются.
Особенно активно животные ведут себя перед кормлением. От нетерпения они переступают лапами, заинтересованно заглядывают в кормушку. Стрелка нюхает ее, Белка неуверенно трогает лапой, смешно ворочает головой с боку на бок и вдруг лает на кормушку. Когда автомат кормления начинает работать и с характерным шумом открывается крышечка коробочки с пищей, собаки осторожно убирают лапы, неотрывно смотрят на расширяющуюся щель, ноздрями тянут вкусный запах.
Бежит день за днем. По-прежнему приборы сообщают о нормальном течении основных физиологических процессов подопытных животных. Заканчивается комплексный эксперимент. Комната снова наполняется людьми. Открывается кабина. Теперь к животным можно подойти. Сколько взаимной радости! Собаки лают, тянутся к рукам людей, приходят в невероятное возбуждение. Люди ласкают их, то и дело раздается: „Стрелка!“, „Белка!“.
Впрочем, иногда собак вынимали в плохом состоянии, и бывали случаи, когда для спасения животных приходилось прекращать комплексный опыт».
Так было в лаборатории института. А теперь последние тщательные исследования здесь, на космодроме. Шуршат самописцы. Регистрируются кровяное давление, дыхание, температура, записывается кардиограмма. Белка и Стрелка все терпеливо переносят. Обе собаки, в красном и зеленом костюмчиках с молнией вдоль спины, сидят в кабине, поглядывают со своих «рабочих мест».
Рядом, в монтажном зале, заканчивается подготовка корабля. По комплексным испытаниям замечаний нет. Все в порядке. Крюк крана бережно поднял корабль с подставки, пронес по залу и аккуратно опустил на третью ступень ракеты. Сооружение стало двухэтажным. Затянуты замки, соединены штепсельные разъемы. Кран осторожно переводит сооружение в горизонтальное положение. Сейчас будет надвинут головной обтекатель…
Перед стыковкой со второй ступенью ракетные блоки носителя, до этого лежавшие на специальных ложементах, собирают в так называемый пакет. Сборка пакета. Об этом стоит рассказать подробнее. Каждого новенького в монтажном корпусе космодрома через день-два обязательно спрашивали: «Не видали, как собирают пакет? Обязательно посмотрите. Обратите внимание на руководителя сборки Николая Колодецкого. Жалеть не будете!»
Два мостовых крана. Почти под самым потолком в кабинах — крановщики. Их работой и работой бригады монтажников и руководил Николай. И делал он это с такой виртуозностью, с таким изяществом — залюбуешься. Вот крюки обоих подъемных кранов опустились: один — к носу ракетного блока, другой — к его двигательному отсеку. Подъемные траверсы закреплены за транспортировочные болты. Четкие короткие доклады о готовности к сборке. Николай занимает место, с которого его хорошо видно обоим крановщикам. Три отрывистых хлопка в ладоши: «Внимание!» Указательными пальцами правой и левой руки Николай показывает, что работать сейчас надо и левому, и правому кранам. Вертикально расположенные ладони, сдвинутые почти вплотную, означают, что краны должны работать на самой малой подаче — самой малой скорости. Красивым пластичным движением он широко раскидывает руки в стороны ладонями вверх и как бы подкидывает на них мячики.
Сверху, из-под потолка зала, доносятся два коротких звонка, и тут же крюки кранов начинают чуть заметное движение вверх. Блок чуть-чуть отрывается от ложементов. Короткий отсекающий взмах руками — и краны замирают. Николай внимательно все осматривает. Все в порядке. И опять знак ладонями: «На малой вверх!» Блок поднят еще сантиметров на десять. Взмах руками: «Стоп!» Через секунду ладони раздвинуты пошире, и опять: «Вверх!» Краны, дружно звякнув, на большей скорости поднимают свою ношу, затем по новому сигналу Николая переносят ее вперед, к лежащему на подставке центральному блоку. Еще несколько почти неуловимых движений, и все. Затем точно так же, в том же порядке, четко, красиво стыкуются еще три боковых блока. Где Николай научился этим артистическим движениям, мне так и не удалось узнать, но работал он действительно красиво, с полным знанием дела, точно, четко (впрочем, без этого не было бы, наверное, и красоты).
Ракета собрана в пакет. Еще более захватывающее зрелище — краны поднимают ее всю целиком (этакую громаду!) и, пронеся почти под потолком монтажного корпуса, опускают на специальный установщик. На нем по рельсам она совершит путь из монтажного корпуса на стартовую площадку, где будет установлена в стартовом устройстве.
Последние заключительные операции. В зал подан мотовоз. Открываются как-то, как мне всегда казалось, торжественно громадные ворота, и красавица ракета, подрагивая на стыках рельсов, ползет на старт.
В ночь на 19 августа началась «посадка пассажиров». Закреплены на местах клетки с мышами, крысами, колбочки и пробирки с мухами, растениями и другими «объектами исследований» — целый Ноев ковчег. Установлен наконец фотоэмульсионный прибор для исследования космических частиц. «Наконец» потому, что он доставил нам несколько веселых и вместе с тем не совсем приятных минут. Дело было так. Еще в монтажном корпусе, когда мы ставили все полагающееся в кабину спускаемого аппарата и очередь дошла до этого прибора, была приглашена руководитель эксперимента известный физик Лидия Васильевна Курносова. Все научные приборы мы обычно ставили в присутствии «хозяев», наука — дело тонкое! Лидия Васильевна подошла к нам и, минуту подумав, произнесла:
— А знаете, товарищи, этот прибор лучше пока не ставить. Его надо поставить потом, на стартовой позиции, как можно ближе к моменту старта. А то он может взорваться. Возможно, конечно, он и не взорвется, но все равно будет нехорошо.
Должен сказать, что установка прибора на стартовой позиции никогда не предполагалась и о столь каверзном его характере нам ничего не было известно. Мало того, что не предполагалась, его и поставить-то на стартовой позиции было невозможно. Он крепился в таком неудобном и недоступном месте, что добраться туда на старте… В ответ на «приятное» сообщение Лидии Васильевны грохнул взрыв… хохота, затем он перешел в более членораздельное, но менее веселое выяснение отношений.
Бурное словоизвержение было прервано появлением около корабля двух лиц. Сергей Павлович и его заместитель по испытательным делам Леонид Александрович Воскресенский, очевидно услыхав шум, подошли к нам:
— Что здесь происходит?
— Сергей Павлович! — начал я. — Ну, никакого терпения больше нет с этой наукой. Смотрите, что опять…
— Подождите, подождите. Что это значит — «с наукой»? Наука — великая вещь, ее не терпеть, а уважать и любить положено. Не надо таких непродуманных заявлений. Так что же случилось?
Я коротко доложил ситуацию, может несколько сгустив сгоряча краски относительно «порядка, организации и предварительного согласования». Сергей Павлович бросил взгляд на Лидию Васильевну. Она то бледнела, то краснела во время моей «обвинительной» речи. Будучи наслышанной о нетерпимости Сергея Павловича к подобным промахам и неувязкам, она, по всей видимости, ожидала превеликой «кары небесной».
