Лев Данилкин - Юрий Гагарин
«Юркина реакция была на высоте. Гагарин в один прием выполнил подсечку и свалил карманника. Приемом самбо стал заворачивать руки вора за спину, сидя у него на спине. Видно, старший брат-фронтовик Валентин научил Юрку драться. Стоявшие рядом мужики опомнились и помогли удержать карманника на полу. Вскоре „очухались“ и другие пассажиры и стали действовать. Нашлась бельевая веревка и руки вору завязали на спине. Подоспел водитель троллейбуса, а двое мужчин согласились препроводить вора до милиции.
— Сами справимся, — сказал Гагарин, — знаем, куда вести» (10).
Автор все время настаивает, что за Гагариным — как за каменной стеной, что он хороший друг, регулярно спасающий свою компанию от разных напастей; именно у него обнаруживается разводной гаечный ключ, с помощью которого можно безопасно отвинтить от снаряда взрыватель, чтобы затем выплавить тол и глушить им рыбу; именно он, капитан, во время игры в футбол «заводит» свою команду на выигрыш, проявляет роль лидера и «души коллектива»; и даже если это не он первым натыкается на станции на цистерну со спиртом — то именно он, Гагарин, кричит: «Давайте посуду!»
«Было спокойней, когда с нами был Гагарин. Уравновешенный, рассудительный, он чаще принимал правильные решения» (10). «Особенно нравился нам „Тимур и его команда“. Любил эти постановки и Гагарин. В наших глазах Юра был именно тем Тимуром. Заводилой, честным и отважным товарищем. Мог постоять за себя и за друзей» (10). «Неизвестно, чем бы все кончилось, но в это время мимо проходил Гагарин. Увидев, что одноклассников бьют, недолго думая, приемом самбо свалил Валета, а потом взялся за одного из его подельников. Юрка занимался боксом в школе, поэтому на противника сыпались поставленные хуки и прямые» (10). Смелый, сильный, ловкий, умный, веселый, рассудительный, благородный, осведомленный; и даже наглый он в каком-то хорошем смысле; наверняка мы позабыли какое-то из его достоинств, но, в любом случае, если прочесть мемуары внимательно, то легко убедиться, что Гагарин им обладает. По правде говоря, в какой-то момент начинает казаться, что Толкалин тоже «сочинил» своего Гагарина, просто вместо сахара использовал специи и пряности — или все же нет?
Собственно, чтобы разрешить это противоречие, автор этой книги и разыскал — в городе Туле — Л. Н. Толкалина. Нужны были не подробности о Гагарине образца 1947, допустим, года — которых в его книге и так хоть отбавляй, а ответ на вопрос: Гагарин правда был прирожденным лидером — или Толкалин приписал это ему задним числом, имея в виду тот удачный набор обстоятельств, который ему выпал в дальнейшем?
Лев Николаевич Толкалин — на его визитке написано (ей-богу) «Lion N. Tolkaline», а в своей книге он иногда называет себя, в третьем лице, «Левка» или даже «Толкушка» — оказался плотным, с военной выправкой и осанкой мужчиной, глядя на которого, ясно, что раз обычные гагаринские одноклассники выглядят в 76 лет так бодро, то Гагарин — бывший одним из самых здоровых людей в стране — выглядел бы в своем возрасте как молодой Ален Делон. Также Толкалин являет собой живое опровержение представлений о «неинтеллигентности» коммуникационного пространства юного Гагарина: Лев Николаевич из технарской интеллигентской среды, и Гагарину, сыну плотника и свинарки, двери туда тоже были открыты — и он этим входом часто пользовался. Сейчас Л. Н. Толкалин заведует в Тульском госуниверситете кафедрой радиоэлектроники; он изобретатель-профессионал, лауреат Госпремии, до Горбачева работал в оборонке, делал для космоса радиооборудование. У него в кабинете есть специальный красный уголок, посвященный Гагарину и космосу, — фотографии, вырезки из газет, плакаты, автограф космонавтки Савицкой; видно, что бывший одноклассник до сих пор занимает в его жизни важное место.
Самое удивительное в толкалинских мемуарах вот что. С одной стороны, эти новеллы о гжатском Томе Сойере — замечательная альтернатива приторной подростковой «гагариане» вроде «Рассказов о Гагарине» Ю. Нагибина или «Любимца века» Л. Обуховой, да и мемуарам матери — которые пусть и не приторные, однако никакая мать не станет рассказывать о том, как ее сыновья впервые экспериментируют с употреблением крепкого алкоголя («Кто еще пробовал? — Мне приходилось раза два, — припомнил Юра. — Старший брат Валентин как-то приносил с Пречистенского спиртзавода. Решил надо мной подшутить. Ну, я выпил вместо воды спирта немного, закашлялся. А брат гоготал» (10)). С другой, странным образом, толкалинское свидетельство — в котором есть глава «Гагарин-хулиган» — не опровергает представления об «идеальном Гагарине-юноше» и вообще не противоречит канону, а, наоборот, скорее подкрепляет его — но как бы с другой стороны радуги; то есть толкалинский Гагарин матерится, носит при себе нож (и пускает его в ход), очевидно, ведет добрачную половую жизнь — однако умудряется оставаться тем же самым Гагариным, который известен нам по «советским» источникам.
Толкалинское свидетельство (которое, правда, тоже записано сильно задним числом, поэтому когда читаешь про то, как перед важным поединком Гагарин снимает ботинки, подозреваешь, что снимает он их тут потому, что Толкалин знает, что перед тем как впервые усесться, по предложению Королева, в макет «Востока», его друг тоже снял ботинки), казалось бы, десакрализует юного Гагарина, но одновременно — категорически подтверждает наличие качеств, которые приписывали ему уже после канонизации. То есть он был с самого начала «альфа-самцом». То есть он правда обладал ярко выраженными лидерскими качествами. То есть он правда мог вести себя как «пионер-герой» во время оккупации. То есть он часто проявлял способность к физическому столкновению с применением холодного оружия. Выражаясь вульгарно, главное ощущение от толкалинского текста вот какое: Гагарин правда был таким, как про него рассказывали, и даже еще круче.
Ни разу не упомянутый в гагаринской «Дороге в космос», Толкалин осознает — и дает понять, — что не был ЛУЧШИМ другом Гагарина (лучшим был Валька Петров, он уже умер), однако знал его хорошо, два года учился с ним в параллельных классах и еще два — в одном и много раз общался с ним один на один. Он трезво оценивает свою способность составить о Гагарине объективное мнение — и кажется рассказчиком, которому можно доверять; вообще, он то, что называется «абсолютно вменяемый», и производит впечатление человека если и не остроумного, то скептичного, способного иронизировать и над собой, и над собеседником. Он сознательно старается избегать речевых клише и приводить живые примеры.
Зачем он их написал, эти свои мемуары? Во всяком случае не для того, чтобы выполнить чей-то заказ или с намерением подновить иконный образ и «напутствовать молодежь»; более того, в оригинале, не в журнале, подзаголовок книги — очень неожиданный: «Смешные истории о Гагарине». Словом, Толкалин явно не из тех, кто сделал воспоминания о знаменитом однокласснике своим бизнесом. Более того, он даже готов издать мемуары бесплатно. Почему бы тогда ему просто не выложить их в Интернет, чтобы все могли прочесть? Украдут и станут приписывать его оригинальные истории себе. Но ведь эти мемуары написаны от «я», он там полноправный персонаж? Все равно, в Интернете всё крадут. Резонное замечание.
Лев Николаевич позиционирует себя как литератора-любителя — и, надо сказать, эта скромность настолько же достойная, насколько неуместная: его «истории» — это не просто обрывочные воспоминания, как у большинства окологагаринских мемуаристов, а вполне четко организованные, вписанные в рамочную конструкцию, выстроенные на контрасте двух эпох — сегодняшней и тогдашней — рассказы. «Рамка» состоит в том, что рассказчик как бы осуществляет ревизию мест, где провел детство («и вновь я посетил»), и предается воспоминаниям. У него прекрасно получается писать сценами, менять ритм, то есть это мемуары замечательные не только по фактуре и по тому, как воспроизведен антураж эпохи, но и «по литературе».
Мы склонны крайне скептически воспринимать «россказни» про то, каким ангелом был юный Гагарин: как он всю дорогу в космос был старостой класса, разинув рот, слушал учителя физики, конструировал авиамодели с бензиновым моторчиком, а на школьных вечерах проникновенно читал отрывки из романа «Молодая гвардия». Да, все это сейчас режет слух чрезвычайно — однако не стоит экстраполировать сегодняшние представления о жизни на людей 1940-х годов. У них был совсем другой опыт, радикально отличающийся от нынешнего.
В 1945 году в Гжатске открылось педагогическое училище, которое должно было готовить учителей; и тренировались они как раз на третьем — гагаринском — классе базовой четырехлетки. Завучем здесь была «Ираида Дмитриевна Троицкая, в те годы депутат Верховного Совета СССР. Необходимо признать, не во всех районных городах завучи были депутатами Верховного Совета» (11).
