Борис Григорьев - Бернадот. От французского маршала до шведского короля
Бернадот свои впечатления от встречи с Наполеоном зафиксировал на бумаге: "Первое впечатление, произведенное на меня Бонапартом, было своеобразным. Я увидел небольшую фигуру, грубую и злую в поведении и манере держаться… Лицо его было заметно худым, кожа желтоватой. Волосы приглажены и напудрены, способ выражения определённый и временами властный. Поведение его казалось слишком скрытным… Командующий имел вид суверена. Офицеры в его присутствии не садились и держались от него на почтительном расстоянии. Его супруга и сестра Полин разделяли выражения того почтения, которое оказывалось генералу, что содержало признаки будущего диктаторства. Он принял собрата по оружию самым лестным образом; его превосходство не подвергалось сомнению; оно проявлялось и в том, что он говорил, а также и в том, как он своеобразно подавал себя внешне… Кажется, он воспринял меня благосклонно…"
Свидетель этой встречи, будущий биограф Бернадота Тушар-Лафосс, рассказывает, что Бонапарт был более разговорчивым, нежели Бернадот. Сдержанность беарнца, по его мнению, объяснялась тем, что он разгадал характер и далеко идущие планы своего будущего начальника. Во всяком случае, создавалось впечатление, что оба генерала восприняли друг друга с большой предосторожностью. Вероятно, они сразу почувствовали друг в друге соперников — особенно это могло относиться к мнительному и раздражительно-властному Наполеону Бернадот сразу увидел в нём человека с двойным дном, человека опасного, до конца неискреннего и в вопросах власти беспринципного. Это первое впечатление не обманет прозорливого беарнца, и он останется ему верен до тех пор, пока его жизненный путь будет пересекаться с жизненным путём корсиканца.
Своим товарищам по корпусу Бернадот после встречи с Наполеоном, согласно тому же Тушар-Лафоссу, сказал более определённо: "Я увидел человека 26–27 лет, который хочет казаться 50-летним; и это мне кажется недобрым предзнаменованием для Республики".
Перед началом похода в распоряжении Бернадота оказались пять пехотных полубригад, приведенных в Италию из Метца, два полка кавалерии непостоянного состава, включая 14-й драгунский полк (тоже из Метца), и немного артиллерии. Кавалерией командовал новый человек — будущий маршал и король Неаполя Йоахим Мюрат (1767–1815), с которым Бернадот подружится и к которому он надолго сохранит тёплые товарищеские чувства.
С самого начала с начальником штаба Итальянской армии генералом Л.-А. Бертье у Бернадота сложились напряжённые отношения. Поводом, как мы уже сообщали, послужил эпизод с арестом коменданта Милана. С этого момента Бертье будет постоянно преследовать Бернадота своими придирками и пытаться ставить генерала в невыгодное положение, не гнушаясь никакими уловками. Например, он будет не раз отправлять ему из штаба приказы с большим запозданием.
В целом командующий Итальянской армией отнёсся к командиру рейнского корпуса с благожелательной снисходительностью. Он только что женился на Жозефине Богарнэ и находился в невесомом состоянии влюблённости и обожания супруги. Как все женатые, он хотел, чтобы все вокруг последовали его счастливому примеру. Когда он выяснил, что 34-летний Бернадот холост, то тут же порекомендовал ему непременно жениться и обзавестись собственным домом. Бернадот ответил, что он слишком беден для того, чтобы обзаводиться семьёй.
Повод для придирок со стороны Бонапарта дали сами "роялисты". В день выступления в поход взбунтовался один из полков Бернадота. Солдаты отказались сдвинуться с места, поскольку ещё не получили жалованье. Командир полка приказал построиться всем офицерам и сержантам и начать движение без солдат — в надежде, что те последуют примеру командиров, но всё было напрасно. В полк прискакал Бернадот и металлическим голосом приказал: "Марш!" Голос, который звучал на полях сражений и которому солдаты привыкли автоматически повиноваться, произвёл магическое воздействие: солдаты сделали несколько шагов, а потом снова стали и замерли на месте. Взбешённый генерал спрыгнул с коня, подбежал к первой шеренге, схватил за рукав первого попавшегося гренадера и закричал: "Марш вперёд, или я тебя сейчас убью!"
Он отпустил солдата и обратился к строю со следующими словами:
— Жалкие трусы! И мне нужно было так долго командовать вами, чтобы пережить от вас такой позор! Либо вы мне подчиняетесь, либо вы должны меня убить. Но вы не убьёте генерала, которому обязаны жизнью. Забыли, что без меня вы давно бы превратились в ничто или как рабы надрывались теперь над осушкой венгерских болот. Выдайте мне зачинщиков, или я подвергну вас децимации!
Порядок был восстановлен, и солдаты скоро замаршировали по пыльной дороге. В хвосте колонны под охраной шли несколько разоружённых зачинщиков бунта. Над ними смеялись, издевались, их показывали прохожим до тех пор, пока они не взмолились о пощаде. Швед Л.-У. Лагерквист замечает, что в задержке жалованья солдатам никакой вины Бернадота не было — за всё это отвечал уже штаб Итальянской армии во главе с Бертье.
Наполеон планировал вытеснить австрийцев из Верхней Италии и захватить Венецианскую республику. Он поставил под Падуа пока одну дивизию Бернадота, которая потом вместе с корпусом Массена участвовала в операции по окружению австрийцев на правом берегу реки Таглиаменто. Здесь Бонапарт послал к нему своего адъютанта Лавалетта, который должен был помочь Бернадоту сориентироваться при переправе через вздувшуюся от весеннего паводка реку Пиаве. При переправе Бернадот показал пример всем подчинённым и первым перешёл реку по плечи в ледяной воде. Солдаты молча полезли в воду за своим командиром. Когда двоих солдат потоком сбило с ног и понесло по течению, Бернадот кинулся им наперерез и вытащил обоих на берег. Такое не забывается, и солдаты стали относиться к генералу с ещё большим уважением.
На берегах Таглиаменто дивизия Бернадота впервые показала себя в бою достойной Итальянской армии Наполеона. 16 марта 1797 года перед форсированием реки Бонапарт, прощупав противника на противоположном берегу и убедившись, что река проходима, а эрцгерцог Карл боя принимать не собирался, отдал приказ остановиться якобы на привал, чтобы подкрепиться. Обманутый этим маневром, а также не предполагая, что на этом участке Таглиаменто был брод, эрцгерцог Карл, продолжая основными силами отступать, отдал приказ некоторым своим частям вернуться в только что покинутый лагерь. Солдаты Бернадота только этого и ждали: они бросились в иоду, быстро форсировали её и в ошеломительной атаке набросились на малочисленный отряд противника. Австрийцы оказали отчаянное сопротивление, но скоро были вынуждены с большими потерями отступить.
В середине марта Бернадот вместе с генералом Серюрье участвовал в деле под городом Градиска, 2,5-тысячный гарнизон которого, окружённый со всех сторон французами, был вынужден скоро капитулировать. Бернадот, не желая отдавать чести взятия крепости Серюрье, предпринял дерзкий штурм города и одиночку. В распоряжении Бернадота не было даже штурмовых лестниц, но он решил показать итальянским "старичкам", на что способны новички с Восточного фронта. Этот штурм стоил ему 500 человек убитыми. Из Директории Бернадоту пришло письмо, в котором, в частности, говорилось: "Вы доказали, генерал, что уже освоились с новым театром военных действий. Принц Карл в Градиске снова узнал того, кто своей дерзостью и ловкостью нагонял на него страх в Германии".
Наполеон, оставив дивизию Бернадота "разбираться" с Триестом, с основными силами пошёл в северо-восточном направлении и непосредственно вторгся на австрийскую территорию. К концу марта, однако, дивизии Массена, Гийё и Шабо, уступая превосходящим силам австрийцев под Виллахом и Клагенфуртом, были вынуждены отступить, и Бернадот пошел с ними на соединение. 22 марта он отбросил австрийцев от Карнинии и завладел ртутными рудниками Идрии. Наполеон же, не заботясь о тылах, упорно шёл на Вену, Массена — на Леобен, а Жубер — на Линц. С запада на Австрию снова начала наседать Рейнская армия. Императорский дом Австрии, испытывая давление всех слоёв населения, был вынужден закончить непопулярную войну миром.
31 марта Наполеон предложил эрцгерцогу Карлу заключить перемирие. 7 апреля в Юденбурге французские эмиссары встретились с уполномоченными представителями императора Франца и заключили предварительный мир, который через десять дней был продлён в Лобене. 28-летний генерал Бонапарт стал героем дня, он поселился в роскошном миланском дворце Момбелло и повёл себя как суверенный правитель Италии. Когда итальянский патриот Мельци д’Эриль обратился к нему с предложением учредить на завоёванной французами территории республику, Бонапарт иронично ответил:
— Уж не полагаете ли вы, что я торжествую в Италии, чтобы придать дополнительное величие адвокатам Директории — всем этим Карно, Баррасу и прочим? Или вы думаете, что я озабочен основанием республики?…Это химера, о которой лепечут французы, но которая, как всё остальное, исчезнет… Народу нужен правитель, обожествлённый славой и победой, а не какие-то там теории правления, фразы и болтовня идеологов — об этом французы не имеют никакого представления.
