Игорь Дамаскин - Вожди и разведка. От Ленина до Путина

Но судьба распорядилась иначе. За Жанной Лябурб и за другими активистами подполья велась слежка. Многие адреса были установлены. Контрразведчикам оставалось только ждать команды. Она поступила 1 марта. В ночь на 2 марта в дом на Пушкинской, 24, где жила Жанна Лябурб, ворвались несколько французских и белогвардейских офицеров. Последовала команда на двух языках: «Руки вверх!»

Жанна была арестована и доставлена в контрразведку. Там уже находились другие арестованные подпольщики.

Жанну допрашивал полковник французской контрразведки. Он то обещал ей свободу, то бил по лицу. В истязаниях с наслаждением принимала участие жена французского консула мадам Энно. Не добившись ответа от Жанны, ее сбили с ног и стали избивать сапогами, пока она не потеряла сознание.

Никто из подпольщиков не выдал товарищей, оставшихся на свободе.

В ту же ночь все арестованные были расстреляны.

В воскресном номере газеты «Правда» 23 марта 1919 года в траурных рамках на двух языках было помещено извещение: «Французская группа РКП извещает товарищей о трагической смерти секретаря группы тов. Жанны Лябурб, расстрелянной 2 марта в Одессе наемниками французского капитала. Вечная память славному товарищу, погибшему на революционном посту».

Вскоре Одесса была освобождена войсками Красной армии.

Но еще до этого расстрелянным были устроены торжественные похороны. Гробы с их телами сопровождали тысячи людей. Французские и белогвардейские власти не могли препятствовать этому. А чтобы оправдаться, распустили в газетах слух, что погибшие были убиты неизвестными налетчиками, которых тогда в Одессе было немало.

Какую же оказали пользу революции и как повлияли на ход Гражданской войны жертвы, понесенные Жанной Лябурб и ее товарищами?

Вот несколько фактов.

В марте 1919 года две роты 176-го французского пехотного полка отказались идти в атаку на позиции Красной Армии. События, происходившие в 176-м полку, отражены в архивных документах.

В донесении белогвардейского командования говорилось, что воинская часть входила во французский гарнизон в Одессе «и, пребывая там, подвергалась в течение продолжительного времени настойчивой, умелой и крайне разлагающей пропаганде большевистских агитаторов».

Другой документ — информационная сводка разведотдела Одесского обкома. В ней упоминается тот же мятежный 176-й французский пехотный полк: «Находящиеся здесь 176-й и 2-й полки почти совсем демобилизованы и, проходя по улицам в порт без оружия для отправки во Францию, кричат: «Адье, рус, мы большевик, домой!»».

Насилие рождало солидарность. Восстала рота и 7-го саперного полка. Солдаты открыто заявили офицерам — выходцам из буржуазной среды: «Вчера командовали вы, сегодня командуем мы». По свидетельству солдата этого полка Люсьена Териона, они, уходя из Одессы, «оставили большевикам все материалы: оружие, боеприпасы, взрывчатые вещества, повозки».

Весьма показательны свидетельства взятых в плен французских солдат.

Луи Дебуа, садовник: «Полк… настолько оказался распропагандированным, что проникся убеждением в необходимости сделать во Франции то же самое, что делают большевики в России».

Компьев, студент-медик: «Мы теперь знаем, что… большевики это не шайка разбойников, как нам говорили, а весь русский народ».

Гильйом Рарги, крестьянин: «Единственное желание всех французов, находящихся в Одессе, как можно скорее вернуться во Францию».

Восстания французских матросов и солдат охватили в общей сложности 40 воинских частей армии и флота, в них приняли участие 12 частей сухопутных войск (пехотные, артиллерийские, инженерные полки), 4 морские казармы и экипажи 24 кораблей французского военно-морского флота. Даже Уинстон Черчилль вынужден был признать, что «возмущение охватило почти весь французский флот… Послушное орудие, которое действовало почти без осечки во всех самых напряженных схватках воюющих друг с другом наций, теперь неожиданно сломилось в руках тех, кто направлял его на новое дело».

Интересно привести слова Деникина, который в свое время возлагал огромные надежды на войска Антанты. Он вынужден был прямо указать на то, что в своих решениях французское командование исходило «из сознания моральной неустойчивости своих собственный войск».

Но вот свидетельства еще более авторитетных людей. 25 марта 1919 года, когда в «Правде» был помещен некролог о Жанне Лябурб, произошло другое событие: в Версальском дворце близ Парижа собрался «Совет четырех» — высший орган парижской Мирной конференции с участием глав правительств США, Англии, Франции и Италии. Разговор зашел об Одессе, о неудавшейся интервенции. Американский президент Вудро Вильсон заявил: «Меня поразили в прочитанных нами телеграммах слова: «население Одессы враждебно к нам». Если это так, то можно задать вопрос, зачем удерживать этот остров, окруженный и почти затопленный коммунизмом? Это укрепляет меня в моей политике, что надо оставить Россию большевикам, а нам ограничиться тем, что мы будем препятствовать большевизму проникать в другие страны Европы».

Английский премьер Ллойд Джордж: «…Должны ли мы упрямо удерживать Одессу?…Лучше сосредоточить все наши средства для защиты Румынии… Для устранения большевизма нужна армия в миллион солдат… Если бы тотчас предложить послать для этой цели в Россию хотя бы тысячу английских солдат, в армии поднялся бы мятеж. То же относится и к американским войскам в Сибири и к канадским и французским войскам. Мысль подавить большевизм военной силой — чистое безумие».

А что говорил об этом Ленин: «…Значит, мы победили не потому, что были сильнее, а потому, что трудящиеся стран Антанты оказались ближе к нам, чем к своему собственному правительству…».

И в другом месте, говоря об одной из основных причин победы над Антантой, он сказал: «Мы у нее отняли ее солдат». Как это перекликается с тем, что много веков назад говорил китайский стратег Сунь-цзы: «…наиболее искусный полководец принудит неприятеля к сдаче без боя;…он создаст смущение и поселит недоверие в неприятельской армии;…он сделает неприятельскую армию опасной для ее же государства»!

В начале апреля 1919 года интервенты и белогвардейцы в спешке эвакуировались из Одессы. 6 апреля в город вступила Красная Армия.

Ленин постоянно напоминал, что борьба чекистов с внешней и внутренней контрреволюцией может быть успешной при условии знания ими противника, его сильных и слабых сторон.

«Было бы весьма поучительно… систематически проследить… за важнейшими тактическими приемами… контрреволюции. Она работает, главным образом, за границей…».

Дзержинский, направляя работу основных оперативных управлений и отделов ВЧК-ОГПУ, следил за мероприятиями, связанными с операцией «Синдикат II». О том, насколько Ленин был в курсе этой операции, документов отыскать не удалось. Но ветеран внешней разведки Гудзь в личной беседе рассказал автору, что участник операции Григорий Сыроежкин, с которым Гудзь работал в одном кабинете, говорил ему, что Дзержинский докладывал Ленину о ходе этого дела и именно Ленин, чтобы сыграть на честолюбии Савинкова, предложил идею избрать его заочно председателем ЦК легендированной «антисоветской организации» «Либеральные демократы». Так ли было на самом деле, сказать сейчас трудно. Но то, что Ленин не оставлял без внимания Савинкова, его эсеровских сторонников и работу иностранных разведок, видно из его высказываний.

Вот одно из них: «В бандитизме чувствуется влияние эсеров. Главные их силы за границей; они мечтают каждую весну свернуть Советскую власть… Эсеры связаны с местными поджигателями».

А в декабре 1921 года Ленин писал в политбюро ЦК РКП(б): «…если авантюристические шалости с бандами вроде прежних Савинковских не прекратятся, если нашей мирной работе будут продолжать мешать, то мы поднимемся на всенародную войну…».

Всегда ли рекомендации Ленина органам разведки и контрразведки были бесспорными с точки зрения сегодняшнего дня и дальней перспективы?

19 мая 1922 года в письме к Дзержинскому Ленин предложил созвать специальное совещание, на котором тщательно обсудить вопрос о высылке за границу буржуазных писателей и профессоров, помогавших контрреволюции; обязать членов Политбюро ЦК РКП(б) уделить по 2–3 часа в неделю на просмотр изданий и книг, «проверяя исполнение, требуя письменных отзывов и добиваясь пересылки в Москву без проволочек всех некоммунистических изданий». В этом же письме Ленин дал отзыв о журнале «Экономист», указав, что «почти все его сотрудники — «законнейшие кандидаты для высылки за границу» и «надо поставить дело так, чтобы этих «военных шпионов» изловить и излавливать постоянно и систематически высылать за границу».