Оливер Буркеман - Антидот. Противоядие от несчастливой жизни
Есть и другой, значительно более тонкий и, возможно, более сильный аргумент в пользу провидения недоброго — оно противодействует тревожности. Обычно мы пытаемся умерить свою озабоченность будущим, подбадривая и утешая себя уговорами и убеждая, что все будет хорошо. Но ободрять и утешать — палка о двух концах. Это может быть замечательно в течение короткого промежутка времени, но, как и любая форма оптимизма, требует постоянного подкрепления: если вы подбодрили друга, который сильно о чем-то беспокоится, наверняка он обратиться к вам за этим же спустя несколько дней. Однако успокоенность способна даже увеличить тревожность: убеждая своего друга в том, что худшее не должно произойти, вы невольно укрепляете его во мнении, что наступление плохого сценария — настоящая катастрофа. Вы затягиваете, а не ослабляете петлю тревожности, поскольку нередко вещи складываются далеко не лучшим образом. Но верно и то, что даже в последнем случае все наверняка окажется не настолько плохо, как вы опасались. Потеря работы не приговаривает к неминуемой голодной смерти, а потеря возлюбленной — к пожизненному страданию. Подобные иррациональные опасения обычно возникают в случае, если соответствующая тема не обдумана в деталях. Вы что-то услышали о сокращениях в вашей компании и тут же представили себе собственное разорение, ваша подруга холодно поговорила с вами, и вы вообразили остаток жизни, проведенный в одиночестве. Провидение недоброго — способ заместить эти туманные представления более рациональными мыслями: детально продумывая, что может произойти в реальности, вы, как правило, убеждаетесь в том, что ваши страхи преувеличены.
Потеряв работу, вы сможете предпринять конкретные шаги, чтобы найти новую; при разрыве отношений вы непременно найдете положительные стороны в одиночестве.
Подробное изучение худшего из возможных сценариев событий в большой степени лишает его способности вызывать тревожность. Спокойствие, достигнутое через позитивное мышление, может быть хрупким и мимолетным, негативная визуализация создаст значительно более надежный внутренний покой.
Сенека доводит эти идеи до логического завершения. Если визуализация худшего может быть источником покоя, вероятно, стоит попробовать испытать это худшее? В одном из своих писем он предлагает опыт, являющийся прямым предшественником моих упражнений с застенчивостью в лондонском метро, хотя и существенно более бескомпромиссный. Он говорит о том, что, если вы больше всего боитесь потерять свои материальные богатства, не стоит убеждать себя в невозможности такого исхода (то есть вести себя в соответствии с предложением д-ра Роберта Х. Шуллера — не рассматривать возможность неудачи). Вместо этого попробуйте поступать так, как будто вы их уже утратили. Сенека предлагает: «Выбери несколько дней, в течение которых будешь довольствоваться малостью, самой грубой пищей, носить рубище, и спрашивай себя: «То ли это, чего я так боялся?» Вряд ли это доставит вам большое удовольствие, но подобный опыт предоставит понимание различия между ужасными опасениями по поводу такого развития событий, и реальностью, которая куда менее катастрофична и позволяет убедиться в возможности выживания даже при реализации самого худшего сценария.
Все это звучало для меня убедительно в интеллектуальном плане, и я захотел узнать, существуют ли в наше время люди, живущие в соответствии с данными принципами. Я слышал о некоем сообществе современных стоиков, рассеянных по земному шару, и поиск быстро привел меня на интернет-форум под названием International Stoic Forum, насчитывающий около 800 участников. Дальнейшие розыски познакомили меня, среди прочих, с чикагским полицейским, который утверждал, что использует принципы стоицизма, чтобы сохранять спокойствие в столкновениях с уличными бандами, и школьным учителем из Флориды, который рассказывал об учредительном собрании Международного общества Стои, состоявшемся на Кипре в 1998 году. В процессе поисков я постоянно встречал одно и то же имя — этот человек вел собрание на Кипре, обучал стоицизму чикагского копа и был автором многочисленных постов о преимуществах данного учения на форуме. Я решил разыскать этого современного Сенеку. В моем представлении, подобно Сенеке в старости, он должен был отринуть общество и жить одиноким селянином у подножья какого-нибудь средиземноморского вулкана, предаваясь философским размышлениям и попивая рецину на закате дня. На самом деле человек, с которым я познакомился, никак не соответствовал этому описанию. Его звали Кит, он жил в Уотфорде, к северо-западу от центра Лондона, и до него было легко добраться на метро или пригородном поезде.
Несмотря на место своего жительства, д-р Кит Седдон все же был немного не от мира сего. Это стало понятно сразу же при взгляде на его дом. От более ухоженных соседних домов его отделяла высокая живая изгородь, посреди которой было трудно углядеть очень маленькую калитку, и если бы события «Властелина колец» разворачивались в пригородах Лондона, этот домик вполне сошел бы за жилище какого-нибудь толкиенского волшебника. Вечерело, шел проливной дождь. Сквозь эркерное окно можно было видеть тускло освещенную безлюдную гостиную, заполненную громоздящимися стопками книг и обширным собранием соломенных шляп. Пришлось несколько раз нажать кнопку звонка, прежде чем Седдон открыл дверь, а когда это произошло, мне предстало зрелище, вполне соответствующее общей картине: длинная седая борода, кожаная жилетка и горящий взгляд из-под одной из соломенных шляп коллекции. Он три раза повторил: «Заходите», впустил меня внутрь и провел через холл в маленькую боковую комнату с газовым камином, двумя креслами с высокими спинками и диваном. В одном из кресел сидела его жена Джослин, а остальное пространство снова занимали книги на переполненных до отказа полках, на которых классические философские труды стояли вперемешку с более эзотерическими произведениями вроде «Книги египетских ритуалов», «Введения в эльфийский язык» и «Всемирного справочника перьевых авторучек». Седдон предложил мне сесть на софу и отправился на кухню, чтобы угостить меня диетической колой.
То, что судьба не особенно благоволила этой паре, было понятно сразу. Джослин страдала рано проявившимся острым ревматическим артритом, который почти полностью лишил ее сил. Женщине было всего немного за пятьдесят, но она с трудом могла даже поднести ко рту стакан с водой — это требовало усилий обеих рук и было, по всей видимости, крайне болезненно. Она полностью зависела от ухода Кита, у которого, в свою очередь, был миалгический энцефаломиелит, или синдром хронической усталости. У обоих были ученые степени, и когда-то они планировали заниматься наукой, но этому помешала болезнь Джослин. Они испытывали большие трудности с деньгами, поскольку у Кита, заочно преподававшего стоицизм студентам американских университетов, становилось все меньше и меньше работы.
Однако обстановка в чересчур натопленной комнатке была далека от отчаяния. Оказалось, что, в отличие от мужа, Джослин не считала себя стоиком, но придерживалась похожего мировоззрения: отказавшись от советов «бороться» и «мыслить позитивно», она считала, что ее болезнь — «несчастливый дар судьбы», и воспринимала свою зависимость от помощи окружающих как данность. Она казалась невозмутимо-спокойной на фоне прямо-таки искрящегося жизнерадостностью Кита. «Мы, стоики, действительно оказались в неудобном положении! — весело провозгласил он. — На протяжении всей истории человечества люди ошибаются в поисках счастья, а мы стоим с краю — даже за краем! — и кричим издалека: «Вы ошибаетесь! Вы сильно ошибаетесь!»
Кит считал, что его стоицизм зародился во время странного случая, происшедшего с ним в возрасте двадцати лет, когда он гулял по заросшему парку рядом со своим домом в пригороде Лондона. Он описывал это как мгновенное прозрение, смену привычного взгляда на вещи, то, что часто называют «духовным опытом». «Это длилось совсем недолго, — вспоминал он, — всего минуту или две. Но неожиданно, за эту пару минут… — Он замолчал, подбирая слова. — Я полностью осознал, как все взаимосвязано в пространстве и времени, — продолжил он. — Это было похоже на космический полет, возможность охватить взглядом целую Вселенную и убедиться, что все в ней связано между собой в точном соответствии с первоначальным замыслом. Увидеть нечто законченное и цельное».
Я молча глотнул диетической колы.
«Это было похоже на пластиковую модель для сборки, — сказал он, раздраженно мотнув головой, и я решил, что это было не совсем похоже на пластиковую модель для сборки. — У меня возникло впечатление, что все это создано сознательно, неким промышлением. Но не Господа-Вседержителя, дергающего за ниточки, понимаете, а будто вся эта сущность и есть Бог. — Он снова помолчал и продолжил: — Знаете, забавно, но в тот момент все это не показалось мне особенно значительным». После краткого погружения в тайны космического сознания 20-летний Седдон быстро забыл о них, вернулся домой и продолжил свою учебу.
