Инна Соболева - Принцессы немецкие – судьбы русские
А если уж Мария Александровна сказала «потеряно», значит, так оно и есть. Она долгие годы собирала все документы, написанные Елизаветой Алексеевной или как-то связанные с ее жизнью. Когда Елизавета умерла, ее племяннице было всего два года, так что помнить тетушку она не могла. Зато из рассказов матери, родной сестры императрицы Елизаветы, возникал образ столь притягательный, что Мария всю жизнь находилась под его обаянием. Близкое знакомство с русским двором помогло племяннице многое понять в характере и поведении своей обожаемой предшественницы. Хотя понять до конца она едва ли могла: у нее была добрая, любящая свекровь, ничем не походившая на ту, что отравляла жизнь Елизаветы.
Все документы Мария Александровна доверила своему сыну Сергею, в надежде, что он их сохранит и, может быть, опубликует. Сергей Александрович, к сожалению, не унаследовавший ни характера, ни высоких моральных устоев матери, тем не менее ее обожал и постарался выполнить ее поручение. Во-первых, собственноручно переписал более тысячи (!) писем Елизаветы Алексеевны, хранившихся у немецких родственников (что для него – настоящий подвиг). Во-вторых, передал бумаги в надежные руки – своему кузену, великому князю Николаю Михайловичу.
Отступление о великом князе Николае Михайловиче
Сказать, что внук Николая I, сын младшего из его сыновей был личностью незаурядной, значит, ничего не сказать. Думается, не носи он фамилию Романов, даже в советские времена его имя занимало бы почетное место в ряду знаменитых ученых, которыми может гордиться Россия. Но… он был Романов, потому и о его вкладе в энтомологию, и о том, каким он был щедрым меценатом, и о его выдающихся исторических исследованиях долгие десятилетия молчали. А он был глубоким знатоком Александровской эпохи, не самого заурядного периода отечественной истории. За выдающиеся научные достижения он был избран членом Французской академии, став в ней единственным за всю ее историю представителем монаршего сословия Европы. Многие историки не стеснялись широко использовать работы великого князя (он был к тому же последним председателем Императорского русского исторического и географического общества, имевшим доступ ко всем секретным архивам империи), стыдливо умалчивая о происхождении уникальных материалов, которые ложились в основу их книг и статей.
Одной из самых содержательных работ великого князя было фундаментальное трехтомное исследование «Императрица Елизавета Алексеевна, супруга императора Александра I». Николай Михайлович опубликовал письма Елизаветы, которые она не реже раза в неделю писала матери в Карлсруэ с момента приезда в Россию в 1792 году до своей кончины в 1826 году, сопроводив их превосходным предисловием, подробнейшими пояснениями и портретами. Никакие тайные события и обстоятельства жизни императрицы отражения в книге не нашли. Но, оказывается, существовала секретная глава, которая должна была стать приложением к третьему тому, но так и не была опубликована. О ней стало известно случайно из трех писем, обнаруженных в архиве великого князя. Первое написано Николаем II и датировано 29 января 1909 года: «Возвращаю тебе прочтенное мною. Секретная глава меня очень заинтересовала. По-моему, долг последующих поколений по отношению к предкам заключается в том, чтобы щадить их память. На этом основании я нахожу нежелательным посылать за границу секретную главу. Достаточно будет 10 экземпляров и по-русски. Ники».
Второе письмо Николай Михайлович получил через несколько дней. Его автор – великая княгиня Елизавета Федоровна, вдова убитого террористом Каляевым московского губернатора, великого князя Сергея Александровича, того самого, что передал Николаю Михайловичу письма Елизаветы Алексеевны. Если пожеланием императора весьма либерально настроенный автор мог бы и пренебречь, то к мнению Елизаветы Федоровны невозможно было не прислушаться. И не только потому, что она была наследницей законного владельца документов. Главное, потому, что ее моральный авторитет был непререкаем.
Елизавета Федоровна писала: «Любезный Николай, мне кажется, мы не вправе выставлять на суд любопытной публики трогательное увлечение бедняжки императрицы Елизаветы Алексеевны, раскрытое благодаря любопытству двух дам, чьи имена овеяны неизменной славой в русской истории, но поступок их, о котором ты пишешь в своей брошюре, показывает их со стороны, весьма далекой от женского идеала, – почему, как только мы беремся о них судить, мы принимаем их сторону?»
Позволю себе заметить, что мне чрезвычайно лестно было узнать, что мое суждение по крайней мере об одной из этих дам (императрице Марии Федоровне) совпадает не с общепринятым мнением, а с оценкой такого достойнейшего и прекрасно осведомленного человека, как Елизавета Федоровна. И дело тут не только и не столько в авторском самолюбии, сколько в том, что многие читатели, находясь в плену официальных представлений, наверняка обвинят меня в намеренном искажении светлого образа всеобщей благодетельницы. А я всего лишь исследую и анализирую исторические свидетельства. Разные!
«Я уверена, – продолжает Елизавета Федоровна, – что Сергей не пожелал бы предать огласке эту историю. „Да ниспадет же завеса тайны на эту мимолетную слабость, на эту чистую любовь, и да предастся все это забвению!“ Вот твои слова – ты прав – не так ли? Прошу, передай это от моего имени Ники. Я понимаю, что твое авторское самолюбие пострадает, но как великодушный человек ты поступишь деликатно. Сожжем наши экземпляры и помолимся за бедную душу, которая столько страдала. Твоя преданная кузина Елизавета».
Прошло еще несколько дней, и великий князь получил письмо от Николая: «Могу всецело присоединиться к мнению Эллы (так в семье называли Елизавету Федоровну. – И. С.), с которой я говорил по этому поводу. Биография Елизаветы будет полная и весьма обстоятельная без существования тайной главы. Поэтому я нахожу желательным, чтобы ты уничтожил существующие экземпляры и никому таковых не показывал. Возвращаю тебе прочтенную V главу без всяких изменений и буду ждать присылки следующих. Ники».
Понятно, что цензура, даже такая, семейная и продиктованная самыми благородными побуждениями, не может вызвать восторга у автора. Николай Михайлович не стал печатать секретную главу, но и уничтожить ее у него рука не поднялась. Она увидела свет через 90 лет. В 1997 году журнал Архива Президента Российской Федерации «Источник» среди других неизвестных широкой публике документов отечественной истории, извлеченных из недоступных многие годы хранилищ, напечатал рассказ, названный великим князем «Единственный роман императрицы» (речь идет о романе с Алексеем Охотниковым). Кстати, название подтверждает убеждение автора этой книги в том, что роман с Адамом Чарторийским – плод злонамеренного вымысла.
Известно, что бумаги покойной забрала из Белева Мария Федоровна. Среди этих бумаг оказался и дневник. Чудом сохранившиеся отрывки из него я приводила в «Отступлении о любви и смерти». Почему Елизавета не уничтожила компрометирующие записи? Ведь возможность была. Свидетели вспоминали, что в Таганроге она сожгла немало бумаг. Еще удивительнее, что, уезжая из Петербурга при крайне расстроенном здоровье, она оставила в Зимнем дворце шкатулку с записками Охотникова и с миниатюрными портретами его и их общей дочери Лизаньки. Может быть, хотела, чтобы судили о ней не по слухам, а по тому, какой она была на самом деле? И каждый, в меру своей способности сострадать, осудил бы или оправдал? Мы знаем: Елизавета Федоровна, Николай Михайлович, да и Николай II – не только оправдали, но искренне посочувствовали. А те дамы, о которых с такой неприязнью писала Елизавета Федоровна?
Имя первой очевидно: Мария Федоровна. Мы достоверно знаем: именно она взяла бумаги покойной невестки и передала их любимому сыну, Николаю Павловичу. Они вместе не только жгли, но и читали эти бумаги. Знаем и другое: именно она с лицемерным сочувствием поведала о романе Елизаветы своему секретарю. Сначала она рассказала о якобы существовавшей связи ее невестки с Адамом Чарторийским, «затем призналась, что Елисавета была в интимной связи с офицером из кавалергардов Охотниковым. Что этот человек, по слухам очень красивый, умер во время родов императрицы и что именно из-за этого ей было так плохо… Она положительно отозвалась о характере и умственных способностях императрицы Елисаветы, о ее привлекательности, о ее манерах, о ее красоте… Когда я сказал, что Елисавета выглядит девственной, она согласилась со мной, однако обвинила ее во лжи… Что касается первой интриги, я слышал о ней, но считал это неправдой. Но ни о второй истории, ни об Охотникове я понятия не имел». Зачем она все это рассказала? Похоже, очень хотела испортить репутацию невестки.
