Александр Патрушев - Германские канцлеры от Бисмарка до Меркель
Эрих Фромм — психолог и социолог, представитель неофрейдизма — находил в подобных свидетельствах подтверждение нарциссизма Гитлера — у таких людей часто заметен специфический блеск в глазах, который создает впечатление целеустремленности и особой, как бы не от мира сего значительности. Такие глаза бывают как у людей необычайно одухотворенных, так и у тех, кто охвачен сильнейшим нарциссизмом, переходящим в ненормальное, полусумасшедшее состояние. Но если у людей одухотворенных глаза обычно излучают человеческое тепло, то гипнотический взгляд Гитлера был совершенно холодным и не выражал никаких чувств, что отмечают все свидетели.
Уверенный в правоте своих идей, Гитлер обладал даром упрощенного толкования явлений и событий. С общепринятой точки зрения, в его речах имелось множество недостатков. Они были слишком затянуты и чересчур многословны, грешили частыми повторами. Гитлер всегда с трудом и даже неуверенно начинал говорить и слишком резко и неожиданно обрывал свои речи. Но не это главное. В словах Гитлера была сила и обнаженность страсти. Само звучание его хрипловатого голоса с глухим австрийским акцентом источало невиданной глубины ярость и ненависть. Механизм воздействия человека на слушателей хорошо объяснил еще великий Фридрих Ницше: «Люди верят в истинность того, что им удается внушить».
У Гитлера было интуитивное чутье на аудиторию, на чувства и мысли собравшихся людей. Он начинал свои выступления осторожно и не очень уверенно, так как ему надо было ощутить, чем дышит публика и какими настроениями она проникнута, а уж затем управлять ею.
Между выдающимся оратором и его аудиторией всегда устанавливается двусторонняя связь. Гитлер давал своим слушателям уверенность и надежду, а их реакция укрепляла его чувство уверенности в себе, повышала самооценку. Но не следует забывать и о том, что превращение народа в фанатичную толпу, его развращение оборачивается тем, что и сам вождь оказывается развращенным этой толпой и начинает подчиняться ее инстинктам. Он сам начинает верить в то, что приписывает ему обезумевшая масса, сливаясь с нею в порыве слепого фанатизма. Фридрих Ницше писал: «Вождь должен иметь все качества толпы: тогда она тем менее будет стыдиться перед ним, и он будет тем более популярен».
К числу несомненных талантов Гитлера следует отнести и его феноменальную память. Он мог легко воспроизвести мелкие подробности и поступки героев давным-давно прочитанной книги, описать обстановку гостиниц, где ему приходилось останавливаться, даже вспомнить названия улиц, по которым он проезжал.
Генералов всегда поражало, что фюреру известны точный калибр и дальнобойность любого оружия, местонахождение в данный момент той или иной подводной лодки, участок фронта, на котором стоит та или иная дивизия. Это производило впечатление глубоких знаний, хотя было только проявлением чисто механической памяти.
Вообще, проблема знаний и эрудиции Гитлера вызывала и вызывает у исследователей разногласия. Понятно, что бывшие нацисты в своих воспоминаниях обычно представляют его «великим человеком». Но и серьезные историки склонны поверить в обширную эрудицию и начитанность Гитлера. Так, в солидной биографии Гитлера крупный историк Вернер Мазер пишет, что тот «глубоко знал» Библию и Талмуд. Однако Талмуд — это большая и очень сложная книга, глубоко знать которую человек может только после многолетнего изучения. Неужели Гитлер, который и впрямь сыпал цитатами из Талмуда в своих выступлениях и разговорах, был таким человеком? А между тем никакой загадки здесь нет. Во время своего пребывания в Вене он действительно читал запоем. Чаще всего это были ковбойские романы Карла Мая и политические брошюры антисемитского содержания, обильно усеянные выдержками из Библии и Талмуда.
В 1919–1921 гг. Гитлер основательно проштудировал большую антисемитскую библиотеку мюнхенского доктора Фридриха Крона. После этого его феноменальная память позволяла ему без труда оперировать вырванными из контекста изречениями из Талмуда, что и производило впечатление глубоких знаний.
Гитлер читал только то, что было ему интересно, что волновало его и отвечало его пока смутным еще представлениям. В книгах он не стремился черпать новые знания, а подыскивал то, что подтверждало его мысли. Поэтому в круг чтения Гитлера входили политические популярно-пропагандистские брошюры или псевдонаучные издания — источник цитат из более серьезных произведений, которые он запоминал и воспроизводил в наиболее подходящий момент.
Биографы Гитлера подчеркивают, что он был автодидактом, т. е. самоучкой. Но, пожалуй, наиболее точно по этому вопросу высказался Эрих Фромм: «Гитлер был не самоучкой, а недоучкой, и то, что он недоучил, было знание о том, что такое знание».
Своим главным достоинством сам Гитлер считал несгибаемую и железную волю, в чем, несомненно, сказывается влияние Артура Шопенгауэра и Фридриха Ницше, впрочем оболганного и искаженного нацистской идеологией до неузнаваемости. Но насколько прав был Гитлер в этом утверждении?
На первый взгляд его жизненный путь вроде бы доказывает наличие исключительной силы воли. Он хотел стать великим и осуществил в конце концов это намерение, достигнув таких вершин власти, о которых, наверное, и сам не мечтал. Тем не менее есть основания сомневаться в волевых качествах Гитлера. В детстве и юности он был ленивым и совершенно безвольным рабом своих сиюминутных капризов. У молодого Гитлера не было и намека на самодисциплину. Даже в трудный момент жизни, когда его не приняли в Венскую академию художеств, он не нашел в себе сил, чтобы наверстать упущенное и осуществить свою мечту — стать архитектором. При этом надо знать, что, собственно говоря, следует понимать под словом «воля». Фромм справедливо подчеркнул, что под волей Гитлер понимал свои желания и страсти, сжигавшие его изнутри и заставлявшие искать пути их утоления.
Когда Гитлер не видел никаких возможностей для достижения своих целей, он просто выжидал. Это проявлялось в колебаниях и сомнениях в те моменты, когда от него ждали решительных действий, как, например, во время мюнхенского «пивного путча» нацистов в ноябре 1923 г. У фюрера была присущая большинству слабовольных людей привычка дожидаться в развитии событий такого момента, когда решение уже и не надо принимать, поскольку его навязывают сами обстоятельства. Вследствие этого знаменитые «волевые решения» Гитлера на деле следует интерпретировать, как подчинение неизбежности уже свершившихся событий, но никак не акты воли.
Может показаться, что все вышесказанное плохо увязывается с тем непоколебимым упорством, с которым Гитлер проводил уже избранную линию. Так, в начале 30-х гг. он категорически отвергал все предложения занять пост вице-канцлера, руководствуясь девизом «Всё или ничего». Но противоречия здесь нет. Для уяснения сути проблемы надо исходить из проведенного Фроммом разделения между рациональной и иррациональной волей. Под рациональной волей понимается энергичное усилие для достижения какой-то рациональной цели. Это усилие требует от человека реалистического взгляда на мир, самодисциплины и умения противостоять мимолетным порывам. А иррациональная воля означает побуждение, вызванное иррациональной же по своей природе страстью. Фромм уподобляет ее действие разливу реки, прорвавшей плотину. Человек не является хозяином иррациональной воли. Наоборот, он сам захвачен ею, подчинен этой воле и становится ее рабом. У Гитлера была сильная иррациональная воля, но чрезвычайно слабая воля рациональная, если она имелась у него вообще.
Часто Гитлер удивительно точно оценивал мотивы и возможные действия своих противников. Так, накануне и во время Мюнхенской конференции, закончившейся согласием Англии и Франции передать Судетскую область Германии, он верно почувствовал их нежелание решительных действий и пошел напролом. Да и в 1936 г., когда немецкие части вступили в демилитаризованную Рейнскую зону, а Германия совершенно не была готова к войне, Гитлер правильно полагал, что Франция ограничится только словесным протестом. Но чаще он обнаруживал отсутствие чувства реальности, что особенно ярко проявилось в его отношении к США. Гитлер мало знал об этой стране, да и не особенно стремился узнать. Он считал, что американцы — никудышные солдаты, не умеющие даже правильно держать винтовку, что в этой стране всем заправляют евреи, что Соединенные Штаты вообще не рискнут ввязаться в войну в Европе.
В целом в стратегических планах Гитлера трудно обнаружить элементы расчетливого реализма. Его стратегия была стратегией престижа и пропаганды.
К концу войны здравый смысл настолько покинул фюрера, что даже безгранично веривший в него Геббельс записал в дневнике: «Гитлер живет в облаках».
Характер Гитлера, несомненно, отличался целым набором сугубо патологических черт. Но означает ли это, что он был сумасшедшим, страдал паранойей или тяжелой психопатией? Это вызывает серьезные сомнения. Когда Гитлер действовал в своей стихии, в области демагогии и увлечения масс, он вовсе не выглядел психопатом. Даже в последние дни, будучи уже физически полуразрушенным и психологически сломленным, он все-таки в целом владел собой. Невменяемым Гитлера не признал бы ни один суд в мире. Руководитель кафедры психиатрии Мюнхенского университета профессор Освальд Бумке дал Гитлеру такую характеристику: «Шизоид и истерик, брутально жесток, недоучка, невыдержан и склонен ко лжи, лишен доброты, чувства ответственности и вообще всякой морали». Как видим, в этой характеристике нет и намека на какие-нибудь проявления безумия.
