Борис Соколов - Рихард Зорге. Джеймс Бонд советской разведки
Советские разведывательные органы установили, что японцы арестовали Зорге, который активно сотрудничает со следствием. В январе 1942 года органы госбезопасности пытались установить принадлежность арестованных к Коминтерну, в связи с чем был направлен запрос начальника ИНО НКВД П.М. Фитина руководителю Коминтерна — Георгию Димитрову:
"Один из арестованных немцев в Токио некий ЗОРГЕ (ХОРГЕ) показал, что он является членом коммунистической партии с 1919 года, в партию вступил в Гамбурге. В 1925 году был делегатом на конгрессе Коминтерна в Москве, по окончании которого работал в Информбюро ИККИ. В 1930 году был командирован в Китай. Из Китая выехал в Германию и для прикрытия своей работы полиции Коминтерна вступил в члены национал-социалистической партии. После вступления в национал-социалистическую партию через Америку выехал в Японию, где, являясь корреспондентом газеты "Франкфуртер цайтунг", вел коммунистическую работу. В Токио поддерживал связь с советскими сотрудниками ЗАЙЦЕВЫМ и БУТКЕВИЧЕМ. Прошу сообщить насколько правдоподобны данные сведения".
Показания Зорге о работе в Японии его разветвленной разведывательной сети на Коминтерн сыграли существенную роль в разгроме Коммунистической партии Японии. На всех подконтрольных Японии территориях прошли аресты японских коммунистов.
После провала советской резидентуры, возглавляемой Рихардом Зорге, разведка СССР не имела агентурных источников информации в Японии вплоть до конца войны.
Казнь
Одзаки написал историю своего сотрудничества с советской разведкой, но совсем в другом ключе — как историю падения. "Сейчас я ожидаю окончательного приговора. Я достаточно хорошо осведомлен о важности законов, которые я нарушил… Выйти на улицу, жить среди друзей, даже после того, как пройдет много лет, уже невозможно и с точки зрения моей совести, и с точки зрения моих возможностей и сил… Я счастлив при мысли, что родился и умру в этой, моей стране…"
За время заключения он написал 250 писем жене и дочери. 73 письма были потом изданы и составили книгу, которая вышла под названием: "Любовь подобна падающей звезде".
"Моя любовь к семье проявила себя, как неожиданно мощная сила… поначалу читать письма жены было для меня так болезненно, что я не мог взглянуть на фотографию моего ребенка. Иногда я рыдал, иногда обида переполняла меня, и я думал, насколько все было бы проще, не будь у меня семьи… Профессиональные революционеры не должны иметь семьи…"
А еще он написал: "Я не трус, и я не боюсь смерти".
По японскому законодательству того времени заключенным разрешалась переписка только с близкими родственниками, находившимися на территории Японии. Зорге, как и супруги Клаузен, таких родственников не имел и был лишен прав на переписку. Однако после вынесения смертного приговора Зорге и Одзаки было разрешено написать предсмертные записки, и оба воспользовались этим разрешением. По заявлению бывшего начальника тюрьмы С. Итидзимы, он прочитал объемные предсмертные записки Одзаки и отправил их в министерство юстиции, сняв для себя копию. Эта копия и сохранилась, а оригинал сгорел вместе с другими материалами в здании министерства юстиции. Очевидно и предсмертные записки Зорге сгорели. Начальник же тюрьмы, не зная немецкого языка, не мог снять с них копию. Поэтому о последних записках Зорге известно лишь из воспоминаний профессора Икомы.
В 2004 году в Японии были обнаружены документы с описанием казни советского разведчика Рихарда Зорге и его ближайшего помощника Хоцуми Одзаки. Фотографии четырёх листков с описанием приведения в исполнение двух смертных приговоров 7 ноября 1944 года опубликовала газета "Асахи". Их случайно разыскал в одном из букинистических магазинов Токио исследователь деятельности группы Зорге Томил Ватабэ среди старых документов штаба оккупационных войск США Как сообщил Ватабэ, эта находка ставит точку в череде домыслов о последних минутах жизни выдающегося разведчика. В выписке из "Регистрационной книги приведения в исполнение смертных приговоров в тюрьме Итигая и токийском изоляторе Сугамо за 1932–1945 гг.", в частности, говорится: "Начальник тюрьмы Итидзима, проверив имя и возраст осужденного, сообщил ему; что, согласно приказу министерства юстиции, приговор будет исполнен в этот день и от него ожидают, что он спокойно встретит смерть. Начальник тюрьмы спросил, не желает ли осужденный что-либо добавить к своему завещанию, составленному ранее, относительно своего тела и личных вещей. Зорге ответил: "Моё завещание остаётся таким, каким я его написал". Начальник спросил: "Хотите ли вы ещё что-то сказать?" Зорге ответил: "Нет, больше ничего". После этого разговора Зорге повернулся к присутствовавшим тюремным служащим и повторил: "Я благодарю вас за вашу доброту". Затем его завели в камеру исполнения приговоров. В соответствии с волей казненного, а также со статьей 73, параграфом 2 и статьей 181 тюремного регулирования тело было захоронено в общей могиле".
Казнь Зорге состоялась 7 ноября 1944 года в 10.20. В 10.36 он был объявлен мертвым. Сердце Зорге билось ещё 8 минут. Ранее, в 9.33, был повешен Одзаки, объявленный мертвым в 9.51.
В печати об этом ничего сообщено не было. Японские власти, кроме заявления от 17 мая 1942 года, никакой информации о деле Зорге не давали.
Рихард плохо владел японским языком, но последнюю фразу произнёс именно по-японски, а не на русском или немецком: "Сэкигун (Красная Армия)! Ко кусай кёсанто (Коминтерн)! Собиэто кёсанто (Советская компартия)!"
Зорге похоронили во дворе тюрьмы Сугамо, а в 1967 году урну с прахом перезахоронили на кладбище Тама в Токио, с отданием воинских почестей. Перезахоронила Зорге на этом кладбище его японская жена Исии Ханако. Это она обнаружила и опознала останки Зорге — по следам от трёх ранений на ногах, очкам, пряжке на поясе и золотым коронкам.
На могильном камне Зорге — плита из полированного чёрного мрамора с надписью на русском языке: "Герой Советского Союза Рихард Зорге", изображением медали и лавровой ветви. Ниже идет надпись на японском языке, слева и справа — гранитные плиты с описанием жизни Зорге и с именами и датами смерти его соратников. Ханако навещала могилу Зорге вплоть до своей смерти в 2000 году и была похоронена рядом с ним.
Ханако Исии, японская жена Рихарда Зорге с немецкими журналистами у могилы советского разведчика в Тама. 1964 г.
Не все из соратников Зорге пережили Вторую мировую войну Мияги и Кавамура умерли еще до суда. Бранко Вукелича отправили в концлагерь Абасири на острове Хоккайдо, в самое холодное место Японских островов. Летом 1944 года он еще раз увидел жену и сына. Потом были только письма. "В отношении моего здоровья не беспокойся, — писал Бранко 8 января 1945 года, за несколько дней до смерти. — Я переношу холод гораздо лучше, чем ожидал. (Вот только мой почерк становится от него хуже, чем обычно.) Печка, которую я так долго ждал, наконец, установлена; с ее появлением я сразу же вообразил себе картину: "Мы вдвоем. Жарится сукияки. Ребенок спит. В печке огонек… тепло так же, как сейчас… Пожалуйста, расскажи нашему маленькому мальчику, как я был рад его письму". 13 января Вукелич умер в лагере от воспаления легких. Его кремировали, урну с прахом прислали с Хоккайдо жене. Исико решила похоронить ее в христианской церкви, где они с Бранко венчались. Священник согласился, а пока унес урну домой. На следующий день домик священника вместе с хозяином и урной был уничтожен американскими бомбами.
Китабаяси Томо умерла 2 сентября 1945 года, через 2 дня после освобождения из тюрьмы. Сумио Фунакоси умер в тюрьме 27 февраля 1945 года. Сигэо Мидзуно умер 22 марта 1945 года в тюрьме Сэндай.
Тюрьма Сугамо в 1945 г.
Клаузена после суда продолжали содержать в тюрьме Сугамо. В то время американцы уже бомбили Токио. Японские тюремщики мстили европейцу по-своему: во время бомбежек камеры заключенных-японцев отпирали, чтобы те могли укрыться во дворе тюрьмы, а на Макса это правило не распространялось. Он вспоминал: "Во время одного из налетов я чуть было не погиб. При этом в моей камере в три часа дня было темно, как ночью… С неба градом сыпались тысячи зажигательных бомб. Едкий дым проникал в мою камеру. Сквозь решетку в окне беспрестанно влетали горящие и тлеющие куски дерева, должно быть, обломки некогда стоявших поблизости домов. Я едва успевал тушить то и дело загоравшиеся циновки на полу…" Потом Макса перевели в каторжную тюрьму на острове Хондо, в каменную одиночку под землей, где не было даже соломенных циновок. Раз в день давали по чашке риса и два раза в неделю — по кусочку хлеба. Раз в месяц — баня, всяческое общение с кем бы то ни было запрещено. Долго в таких тюрьмах не живут, особенно европейцы, но война уже близилась к концу, и Макс выжил. Из тюрьмы его освободили американцы. Он был в ужасающем состоянии, страдал от авитаминоза и фурункулеза, не говоря уже о том, что он и вообще был болен — но живой. В четвертый раз ему удалось обмануть смерть. Первое, о чем спросил Макс, это о судьбе жены. Ему ответили, что тюрьму, где содержалась Анна, разбомбили. Но она тоже выжила.
