Алло, робот - Кондратов Александр Михайлович
Приподнявшись на задних ножках, муравей выставляет вперед брюшко, как бы приноравливаясь брызнуть кислотой: «Берегись!»
Легкие подскоки вперед и назад, удары челюстями: «Кто ты?»
Пока что расшифровано немного таких «жестов». Быть может, их окажется несколько десятков. Однако ясно, что содержание их посвящено еде, опасности, борьбе с чужаками — узкой тематике муравьиной жизни.
«ОБЕЗЬЯНИЙ ЯЗЫК»
Системы общения, средства связи есть у насекомых, птиц, рыб, млекопитающих, живущих коллективно, объединениями. Естественно, что средства связи должны быть и в обезьяньих стадах.
Каков же этот «язык обезьян»? Столь же прост, как и примитивные сигнальные системы животных? Или ближе к языку людей, дальних родственников человекообразных обезьян? Быть может, в нем можно найти следы тех звуков, из которых впоследствии сформировалась человеческая речь? Или же наш язык совершенно отличается от обезьяньего?
Интересные исследования, посвященные «языку обезьян», провел в Сухуми советский ученый Николай Иванович Жинкин, известный своими работами по физиологии и психологии речи.
Сигнальные крики обезьян с давних времен привлекали внимание ученых.
Но обычно запись этих криков производилась на слух. Записывался «обезьяний язык» либо с помощью нот, либо буквами человеческого языка. И поневоле возникали искажения. Ведь и ноты и алфавит предназначены не для обезьяньих криков.
Поэтому Жинкин решил использовать специальный прибор для записи звуков, который фиксировал крики обезьян и помог ученому произвести детальный анализ звука. С помощью другого прибора — рентгеноскопа — изучались движения гортани обезьян. И, наконец, для того чтобы перейти от голых фактов к объяснениям, Жинкин привлек на помощь математические методы анализа.
Ученые считают, что павианы гамадрилы имеют около двадцати различных сигнальных звуков. Тщательно были изучены семь наиболее распространенных у гамадрилов звуков. Самый «популярный» из них — сигнал опасности.
«Если спрятаться за большой камень невдалеке от стада, — пишет Жинкин, — неожиданно выдвинуть вверх длинную палку с сеткой для ловли обезьян, раздаются громкие крики, которые условно обычно записываются «ак, ак, ак». Этот крик повторяют другие гамадрилы стада, причем они поворачиваются в сторону неожиданно появившегося предмета. Крик повторяют и те гамадрилы, которые первоначально не видели предмета.
Если человеческим голосом сымитировать этот сигнал, то многие из обезьян также начинают повторять его. Правда, при этом они менее энергичны. Почти такой же крик «ак, ак, ак» издают и другие обезьяны — макаки (только визгливо). Но гамадрилы совершенно не реагируют на сигнал опасности, если его издает макака.
Крики «ак, ак, ак» следуют друг за другом очень быстро, как бы «пачками». В минуты большой опасности следует одиночный крик — очень резкое и энергичное «ак». Услышав его, встревоженное стадо сразу убегает».
«Если изъять из стада одного или нескольких гамадрилов, — пишет Жинкин, — и унести в клетке из вольеры, то с обеих сторон, как из стада, так и от унесенных, долго раздаются крики «ау, ау». Это своего рода звуковая перекличка. По ситуации да и по характеру звуков «ау» она очень напоминает ауканье компании людей в лесу».
Правда, различие между ауканьем людей и ауканьем обезьян имеется. Люди делают ударение на последнем звуке — «ау», а гамадрилы на первом — «ау».
В стаде гамадрилов вожак имеет неограниченную власть. Он и законодатель, и руководитель, и исполнитель своих собственных «решений» и «законов». Когда две обезьяны дерутся (а драки в стаде возникают часто), то бывает, что слабые обезьяны просят вожака защитить их.
Эта «мольба о помощи» звучит как сильный и громкий визг, напоминающий по тембру звук «и». Если вожак найдет нужным, он вмешивается и бьет более сильную обезьяну, так что теперь ей приходится самой просить помощи, издавая звук «и». Но авторитет вожака велик, и эта мольба остается без внимания.
В языке гамадрилов есть не только сигналы тревоги или боли. Тихий и довольно сложный по звуковому составу сигнал удовольствия можно (правда, очень приблизительно) изобразить как «хон», где «х» — нечто похожее на придыхание, а «он» — ясно слышимое «о» с носовым резонансом.
Наконец, по свидетельству Жинкина, ему удалось «наблюдать глухой, безголосый звук, не напоминающий ни один из человеческих. Он возникает в результате хорошо видных быстрых смыканий губ и какого-то сложного движения кончика языка... По сигнальному значению этот звук легче всего определить как ориентировочный, но не захватывающий всего стада, а только отдельного животного. Он встречается при замечаемой этим животным смене ситуаций, например при подходе матери к детенышу, и сопровождается оглядыванием. Условно он может быть обозначен как «птпт».
Найдя «словарь» сигнальной системы обезьян, Жинкин перешел к ее анализу. Сигналы-слова гамадрилов составлены, по меньшей мере, из десяти элементарных звуков. Такой сигнал, как «хон», состоит из трех элементарных звуков. Значит, в принципе, пользуясь этими элементарными звуками, можно построить около тысячи сигналов-слов. На самом же деле, как утверждает Жин-кин, в «языке гамадрилов» имеется лишь семь слов-сигналов. Правда, некоторые исследователи считают, что гамадрилы имеют не семь, а сорок «слов». Но даже и тогда ясно видно: «язык обезьян» использует лишь ничтожную часть тех слов, которые в принципе возможны.
Почему же так беден «язык обезьян»? И не только гамадрилов, но и человекообразных — горилл, шимпанзе, орангутангов (ученые считают, что в сигнальной системе шимпанзе, ближе всех животных стоящих к человеку, имеется не более тридцати — сорока сигналов). Почему не стали говорить по-человечески наши «двоюродные братья»?
ПРИЗНАКИ ОТЛИЧИЯ
Можно ли сказать: «Я вчера умер» или «Да, я сплю»? Конечно же, можно. Хотя на самом деле ничего такого не может быть — ни умершие, ни спящие не могут сообщить о том, что они спят или умерли. Однако наш язык позволяет делать это.
«Вчера был прекрасный футбольный матч...», «Завтра будет солнечная погода...» Благодаря языку мы можем говорить о прошлом и будущем так же свободно, как и о настоящем. Мы можем, благодаря ему же, говорить о том, чего не было, чего никогда не будет, чего никогда не может быть. Вспомните забавные небылицы или песенку «Ехала деревня мимо мужика».
«Язык» животных, их сигнальные крики не позволяют делать этого. Ведь сигнал опасности действителен только в минуту опасности. Он имеет значение только сейчас, в данный момент, для данного животного или стаи. Он как бы накрепко привязан к окружающему миру, к ситуации, к текущему моменту.
Человеческий язык свободен. Он дает нам власть над временем и пространством.
Мы можем сказать: «тысячу лет назад», «далекая Африка», «завтра», «послезавтра». Животное, самое умное, не может представить себе будущее и прошлое, не может представить себе мир иным, чем тот, который есть в данную секунду, в данном месте.
Ученые заметили любопытнейший факт: у дельфинов, человекообразных обезьян и других высокоразвитых животных сигнальных криков насчитывается примерно 30. Число «кирпичиков языка», звуков речи человека, в любом языке мира колеблется от 10 до 70—80, то есть в среднем равно 30—40.
В отдаленном прошлом «способности к языку» были примерно одинаковы и у предков людей, и у других животных. Обезьянолюди, просто обезьяны, многие виды птиц имели равное число сигнальных криков. Но язык появился лишь у человека. Несколько десятков слов-сигналов превратилось в сотни и тысячи настоящих слов — этого требовал совместный труд.
Животная стая превратилась в коллектив людей, сигнальные крики — в человеческий язык. Попугая можно обучить десятку и даже сотне человеческих слов. В Уголке Дурова, в Москве, научили говорить по-человечески даже галку. Вернее, не говорить, а произносить слова, не понимая их смысла. Горло птиц позволяет воспроизвести и английские, и русские, и чукотские слова. Но мозг птицы не может понять их. Значит, дело не в горле, а в мозге.
