Бернадот. От французского маршала до шведского короля - Григорьев Борис Николаевич
Во-вторых, Наполеон не учёл роли, которую во всём этом сыграл русский царь Александр I. Император не догадывался, что царь к этому времени по всем статьям переигрывал его и на дипломатическом, и на разведывательном поприще. В Петербурге уже поняли, что союз с Парижем продержится недолго и что Наполеон уже готовится к новой большой войне с Россией. Скромный советник русского посольства по финансовым вопросам К.В. Нессельроде (1780–1862), будущий канцлер, наладил получение регулярной и чрезвычайно важной информации от самого важного агента Ш.-М. Тадейрана-Перигора, светлейшего князя и герцога Беневентского, великого камергера императорского двора, вице-электора Французской империи, командора ордена Почётного легиона, предложившего свои услуги Александру I ещё на Эрфуртском конгрессе и подписывавшего свои донесения псевдонимом "Анна Ивановна".
Другим важным поставщиком разведывательной информации из Парижа был 26-летний полковник, флигель-адъютант царя, граф Александр Иванович Чернышёв (1785–1857). Формально своё пребывание во Франции он оправдывал тем, что выполнял между Александром I и Наполеоном роль посредника и перевозил друг к другу их послания. В великосветских салонах о посланце русского царя бытовало мнение как о жуире и волоките, не пропускавшем ни одной хорошенькой женщины. С ним дружила сестра Наполеона Каролина, а с другой сестрой императора, легкомысленной Полиной Боргезе, он, согласно молве, находился в любовной связи. На самом деле полковник являлся сотрудником Особенной канцелярии (разведки) и одним из семи русских военных агентов военного министра Михаила Богдановича Барклая-де-Толли, командированных в разные столицы Европы. А.И. Чернышёв вошёл в доверие к самому Наполеону и в короткое время создал в Париже разветвлённую сеть информаторов в правительственной и военной сфере страны.
Князь Понте-Корво не входил в число агентов, завербованных Чернышёвым, но он, по всей видимости, "пересекался" с полковником на светских раутах. Известно, что летом 1810 года, когда Швеция после внезапной смерти принца Аугустенбургского снова осталась без наследника, Понте-Корво встречался с русским разведчиком, и о первой такой встрече Чернышёв доложил в Петербург канцлеру Н.П. Румянцеву (1754–1826). Согласно этому отчёту Бернадот, ещё не получив для себя никакого приглашения и имея в виду предстоящие выборы наследника трона в Швеции, сказал: "Я буду говорить с Вами не как французский генерал, а как друг России и Ваш друг. Ваше правительство должно всеми возможными средствами постараться воспользоваться этими обстоятельствами, чтобы возвести на шведский престол того, на которого оно могло бы рассчитывать. Такая политика правительства тем более для него необходима и важна, что, если предположить, что России придётся вести войну либо с Францией, либо с Австрией, она могла бы быть уверенной в Швеции и совершенно не опасаться, что та предпримет диверсию в пользу державы, с которой России придётся сражаться. Она извлечёт неизмеримую выгоду от того, что сможет сосредоточить все свои силы в одном месте".
Уже на этой первой беседе Бернадот делает "тонкий намёк на толстые обстоятельства" и недвусмысленно даёт понять Чернышёву о своей кандидатуре на шведский трон и о том, что Россия могла бы на него рассчитывать. Потом князь сделает вполне однозначные и конкретные обещания в случае избрания на шведский трон проводить дружественную по отношению к России политику и попросит русского царя поддержать его кандидатуру. На это "странное" прорусское выступление маршала обращает также своё внимание и шведский историк Т.-Т. Хёйер.
Встреча Чернышёва с будущим королём Швеции великолепно вписывалась в общий план Александра I, направленный на нейтрализацию в будущей войне возможных союзников Наполеона (Австрии, Пруссии, Швеции и Турции) и привлечение их в свой лагерь. В многозначительном письме своей матери, вдовствующей императрице Марии Фёдоровне, написанном накануне Эрфуртской встречи в 1808 году, Александр I писал, что мир и союз с Наполеоном — это всего лишь отсрочка для решения принципиальных разногласий между Францией и Россией.
Граф А.И. Чернышёв. Художник Дж. Доу
Итак, Наполеон, полагая, что Швеция у него уже в кармане и что как только он начнёт войну с Россией, шведская 45-тысячная армия высадится на восточном берегу Финского залива и займёт Петербург, со спокойной совестью "отпустил" Бернадота в Швецию. Перед отъездом кандидат в короли попросил императора в счёт компенсации за потерянную Финляндию отдать Швеции Норвегию. Наполеон, не подозревая никакого подвоха, великодушно пообещал поддержать эту просьбу. Вышеизложенное, несомненно, свидетельствует о том, что князь Понте-Корво отнёсся к своей миссии с присущей ему основательностью и что в голове его уже созрела вполне определённая программа действий, одним из пунктов которой, в частности, была компенсация территориальных потерь Швеции за счёт Дании, т. е. присоединения Норвегии.
О том, что Бернадот собирался проводить по отношению к восточному соседу дружественную политику, никто в Швеции, включая авторов "бернадотовского проекта" К.-О. Мёрнера и Ф. Вреде, не знал и не предполагал. Если бы кто-нибудь сказал им об этом, то они в ужасе тотчас бы открестились от такого наследника.
Укажем на одно любопытное обстоятельство. 23 июня (5 июля) 1810 года чиновник надворного суда в Обу (Турку) Ю.П. Винтер, занимавшийся по указанию русского генерал-губернатора Финляндии Ф.Ф. Штейнгеля сбором сведений о событиях в соседней Швеции, в тайном сообщении докладывал по инстанции: "Все в Стокгольме заявляют о своей принадлежности к профранцузской партии и считают почти уже решённым делом, что Бернадот будет престолонаследником". Как это понимать? Ведь в этот период т. н. тайный совет, состоявший из членов правительства и парламента Швеции, готовил документ для представления риксдагу в качестве наследника совершенно другого кандидата, а имя французского маршала в этом документе вообще ещё не фигурировало! Или настроение публики в Эребру и Стокгольме было разным?
Осмелимся предположить, что за инициативой лейтенанта Мёрнера стояли влиятельные люди, например упомянутые уже нами г. Веттерстедт и Л. Энгестрём, получившие поддержку шведских генералов и офицеров. В том, что на этот счёт в шведских архивах не обнаружено никаких документов, ничего удивительного нет: такие дела в тех обстоятельствах решались с глазу на глаз и в устной форме. С. Шёберг, например, также считает, что К.-О. Мёрнер был всего лишь исполнителем чьих-то далеко идущих планов. В частности, он не исключает того, что "делатель королей" стал пешкой в большой игре Александра I. Получив уведомление о беседе А.И. Чернышёва с князем Понте-Корво, царь мог проинформировать о ней своего посла в Стокгольме генерала и барона Й.-П. фон Сухтелена, а тот, зная о мечтаниях шведских военных заполучить в короли кого-нибудь из наполеоновских маршалов — а многие из них уже конкретно высказывались за маршала Бернадота, — мог выйти на лейтенанта Мёрнера и использовать его "втёмную", подключившись к уже спланированной комбинации Веттерстедта и Энгестрёма.
Александр I вёл себя во время всех этих событий как-то подозрительно спокойно и безынициативно. Для отвода глаз он официально предложил в кронпринцы Швеции свояка принца Петера Георга Ольденбургского, но тайно сделал ставку на князя Понте-Корво и ждал, чем всё это закончится. Других козырей у него на руках в это время не было. Поэтому, учитывая отношение шведов к Фридрихсгамскому миру, царь дал указания своему послу в Стокгольме Сухтелену в шведские события никоим образом не вмешиваться, ибо прямое вмешательство могло только повредить делу. В конце июля 1810 года канцлер Н.П. Румянцев в депеше Сухтелену повторил инструкции царя: "Его Величество будет доволен Вами, генерал, если Вы будете обрисовывать картину постепенно и с точностью, но он повелел мне напомнить Вам, что интересы его дела требуют, чтобы он был осведомлён и ознакомлен со всем, однако ж без малейшего прямого или косвенного участия Вашего превосходительства в том, что должно произойти". И правда: зачем было послу суетиться и показывать "русские уши" в деле, которое уже было сделано? Иначе трудно вообразить, чтобы русская дипломатия повела себя пассивно в таком важном для неё вопросе, как выборы наследника шведского трона! Если надворный советник Винтер в финском городе Обу уже располагал сведениями о том, что Бернадот будет выбран наследником, то уж посол России в Стокгольме наверняка знал больше него.
