Сергей Шокарев - Смутное время в Москве

Новый Лжедмитрий был похож на предшественника только внешне (на портретах того времени он изображается в виде Лжедмитрия I, единственное исключение — потрет странного субъекта в меховой шапке, с длинными волосами и всклокоченной растительностью на лице — также не может быть признан за достоверное изображение второго самозванца, принявшего имя «царя Дмитрия»). В остальном он представлял противоположность Отрепьеву. С. Ф. Платонов отмечал, что Лжедмитрий I был действительным руководителем поднятого им движения. «Вор же (Лжедмитрий II. — С.Ш.) вышел на свое дело из Пронойской тюрьмы, объявил себя царем под страхом побоев и пытки. — писал Платонов. — Не он руководил толпами своих сторонников и подданных, напротив, они его влекли за собою в стихийном брожении, мотивом которого был не интерес претендента, а собственные интересы его отрядов».

Версия о том, что Лжедмитрий II был подготовлен эмиссарами вождей московского восстания, вполне согласуется с его действиями. Лжедмитрий II, как и ранее Болотников и Лжепетр, активно призывали на свою сторону боевых холопов, обещая им дворянские поместья. Разгром гетманом С. Желкевским шляхетского рокота (мятежа) Зебжидовского привлек на сторону Лжедмитрия большое количество польских наемников. Одним из наиболее удачливых воевод нового самозванца стал изгнанник полковник Александр Иосиф (Юзеф) Лисовский (1576 или 1580–1616). В его отряды «лисовчиков» набирали всех, без различия звания и национальности, смотря лишь на боевые качества воинов. Но были в воинстве самозванца и те, кто воевал с позволения короля, стремясь отомстить московитам за гибель и плен польских рыцарей. Так, к Тушинскому вору присоединился полковник Ян Петр Сапега с восьмитысячным отрядом. Среди выходцев из Речи Посполитой было немало не только поляков и литовцев, но и жителей белорусских земель, исповедовавших православие.

Тушинский лагерь представлял собой собрание людей различных народностей (сюда сошлись русские, поляки, донские, запорожские и волжские казаки, татары), объединенных под знаменами нового самозванца ненавистью к Шуйскому и стремлением к наживе. Лагерь Лжедмитрия II был хорошо укреплен и окружен с западной стороны рвом и валом, с других сторон — реками Москвой и Сходней; внутри него находились деревянные строения и шатры.

В конце XIX в. при строительстве Рижской железной дороги было обнаружено множество вещей, принадлежавших обитателям Тушинского лагеря. Большая часть собранной в зоне строительства коллекции, насчитывавшей 500 предметов, была передана в Исторический музей. В основном это были предметы вооружения, бытовой и хозяйственный инвентарь, железные фрагменты деревянных строений. Из оружия были найдены стволы пищалей, снабженные кремневыми и фитильными замками, пулелейки (щипцы для отливки свинцовых нуль), бердыши и боевые топоры, рогатины (мощные копья), ударное холодное оружие — булавы и кистени. Среди прочего были найдены образцы своеобразного оружия, именовавшегося чесноком. Он имел вид железных «звездочек» с острыми краями или крючьями на концах и использовался против неприятельской конницы. Эти «звездочки» разбрасывали по земле, и во время атаки лошади тяжело ранили о них копыта. Из предметов хозяйственного инвентаря на месте Тушинского лагеря были обнаружены плотницкие топоры, рыболовные крючки, ножницы, серпы, косы, ножи, дверные замки, петли и скобы. По этим находкам территория Тушинского лагеря довольно четко определяется поймой реки Сходни при впадении се в Москву-реку, в районе современных улиц: Волоколамского шоссе, 1-го, 2-го и 3-го Тушинских проездов и участка Рижской железной дороги от станции «Тушино» до станции «Трикотажная».

Подступив к столице, самозванец попытался с ходу взять Москву, но натолкнулся на упорное сопротивление царского войска. Бои шли к запалу от Москвы, на речке Ходынке, неподалеку от Тушино. Тогда воеводы Лжедмитрия II решили блокировать город, перекрыв все дороги, по которым шло его снабжение и сообщение с окраинами. С этого времени тушинцы предпринимали регулярные походы на север и северо-восток, в замосковные города, стремясь отрезать Василия Шуйского от районов, традиционно его поддерживавших, — Поморья, Среднего Поволжья, Перми и Сибири.

С появлением Лжедмитрия II у стен Москвы начался длительный период жестокой междоусобицы. Страна оказалось расколотой на два враждебных лагеря. И в Москве, и в Тушине сидели царь и царица[32], патриарх (в Тушино был увезен захваченный в Ростове митрополит Филарет Романов). У обоих царей были Боярская дума, приказы, войска, оба жаловали своим сторонникам поместья и мобилизовали ратных людей. «Воровская» Боярская дума была достаточно представительной и состояла из различного рода оппозиционеров. Главой Думы был «боярин» князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой. При московском дворе он был всего лишь стольником, и перебежал к самозванцу одним из первых, 24 июля 1608 г., прямо во время боя («с дела»). Значительную силу в Думе представляли родственники «патриарха» Филарета — М. Г. Салтыков, князь Р. Ф. Троекуров, князь Л. Ю. Сицкий, князь Д. М. Черкасский; служили Лжедмитрию II и любимцы его предшественника — князь В. М. Мосальский-Рубец и другие Мосальские, князь Г. П. Шаховской, М. А. Молчанов, дьяки И. Т. Грамотин, П. А. Третьяков. Многие служилые люди перебегали от самозванца к Шуйскому и обратно, получая за новые измены все новые и новые пожалования. Авраамий Палицын метко именует их «перелетами». По словам троицкого келаря, бывало и так, что днем дворяне пировали в «царствующем граде», а «по веселии» одни отправлялись в царские палаты, а другие — «в Тушинские таборы перескакаху». Уровень нравственного падения современников, которые «царем же играху яко детищем» и совершали многочисленные клятвопреступления, ужасал Палицына.

При этом наибольшей властью в лагере самозванца пользовались отнюдь не он сам, и не Дума, а главнокомандующий Роман Ружинский и другие полководцы из Речи Посполитой. С весны 1608 г. поляки и литовцы назначались воеводами в подвластные самозванцу войска; обычно было по двое воевод — русский и иноземец. Перелом в отношениях между тушинским режимом и подконтрольными ему районами Замосковья и Поморья произошел с появлением в стане тушинцев литовского магната Яна Петра Сапеги с наемниками инфляндской армии (эти солдаты воевали за короля Сигизмунда III в Прибалтике; недовольные задержками в выплате жалованья, они двинулись искать счастья на востоке). После жарких споров между Ружинским и Сапегой был произведен раздел. Ружинский остался в тушинском лагере и контролировал южные и западные земли, а Сапега встал лагерем под Троице-Сергиевым монастырем и взялся распространять власть самозванца в Замосковье, Поморье и Новгородской земле. На севере России тушинцы действовали еще наглее, чем на западе и юге: они беззастенчиво обирали население; польские и литовские полки и роты, разделив дворцовые волости и села на «приставства», под видом сбора налогов и кормов занимались грабежами. В обычное время сборщики собирали с каждой «сохи» (единица податного налогообложения) 20 рублей; тушинцы же выбивали по 80 рублей с сохи. Сохранились многочисленные челобитные Лжедмитрию II и Я. П. Сапеге крестьян, посадских, землевладельцев с жалобами на бесчинства иноземного войска. «Приезжают к нам ратные люди литовские, и татары, и русские люди, бьют нас и мучат и животы грабят. Пожалуй нас, сирот твоих, вели нам дать приставов!» — отчаянно взывали крестьяне.