Jaume Navarro - Квантовая модель атома. Нильс Бор. Квантовый загранпаспорт.

Говорят, что на встрече в Институте Бора в Копенгагене Мейтнер посоветовала Гану снова проанализировать эти элементы в надежде, что на самом деле они не трансурановые, а что это барий, элемент 56 периодической таблицы. Если бы все обстояло так, то результатом бомбардировки ядер нейтронами был бы не элемент с большим атомным номером, а расщепление ядра. По возвращении в Берлин Ган и Штрассман провели анализ, который предложила Мейтнер, и убедились в ее правоте. Ядро разделилось посередине.

Казалось, что у манипуляций с атомными ядрами нет предела. Можно было расщеплять ядра, используя нейтроны в качестве снарядов. Идея была не нова. С тех пор как Эйнштейн вывел уравнение Е=mc2, научная фантастика увлеклась возможностью трансформации материи в энергию, чтобы получить ее неограниченный источник. Но на пороге Второй мировой войны фантастика стала ужасающей реальностью. Когда были заложены научные методы деления ядра, использование такой энергии в целях разрушения стало вопросом времени.

ГЛАВА 5

Мир во время войны

Две мировые войны XX века изменили облик науки. Прежде считалось, что наука — это чистое знание, не имеющее коммерческого или милитаристского применения. Но это оказалось не так, и две войны окончательно опровергли миф о безгрешности науки. Бора и его школу тогда постигло жесточайшее разочарование: нацистские преследования, изготовление и испытание атомной бомбы в Японии.

С начала войны Нильс Бор умело добывал финансирование для своих проектов. Фонд «Карлсберг» и датское правительство были основными его покровителями, пока он учился в Копенгагене, затем в Кембридже и Манчестере, а также в первые годы существования Института теоретической физики. Но этих источников вскоре оказалось недостаточно для реализации плана по расширенйю, который был на уме у Бора.

В ходе первой поездки в США в 1923 году физик лично связался с фондом «Рокфеллер». Нобелевский лауреат прошлого года, он воспользовался своим международным авторитетом, чтобы убедить руководителей фонда поучаствовать в расширении института и принять на себя часть расходов ряда исследователей, желавших поработать в институте некоторое время. Этот визит помог Бору установить постоянные отношения с различными филантропическими организациями, связанными с фондом «Рокфеллер».

На самом деле Бор был первым получателем средств от International Education Board (IEB) — агентства, зависевшего от фонда «Рокфеллер» и основанного в том же самом 1923 году. Его целью было поощрять научные исследования в мире. Именно это агентство больше других способствовало тому, чтобы будущие американские ученые получили образование в лучших университетах и исследовательских центрах Европы. Таким образом, предполагалось, что в США постепенно будет сформирована научная база, пусть даже этот процесс затянется. Но в 1930-е годы ход истории ускорился.

Джон Рокфеллер (1839-1937) был, пожалуй, самым богатым человеком в новой и новейшей истории. Он родился в штате Нью-Йорк и сделал состояние на нефтяной монополии, которой он добился во второй половине XIX века. Говорят, что с самого первого своего жалованья Рокфеллер передавал часть денег на образовательные и санитарные нужды в местную церковь. И в этом были основные цели всей его благотворительности, например создание Чикагского университета и нескольких лучших медицинских центров в мире. После Первой мировой войны значительные средства фонда «Рокфеллер» были направлены на развитие науки. Следуя популярной в то время идее, Рокфеллер был убежден, что прогресс позволит избежать новых войн. Идея основывалась на несколько наивной вере в то, что наука морально и идеологически нейтральна.

Джон Рокфеллер.

Правительство Гитлера 7 апреля 1933 года распорядилось исключить из университетов профессоров, преподавателей и исследователей по политическим и/или расовым мотивам. Так началась зачистка интеллектуального мира. Это событие неожиданно и радикально изменило географию науки. Менее чем за десятилетие бегство ученых и академиков из стран, захваченных Германией, в США превратило это государство в мировой научный центр.

Фонд « Рокфеллер» пересмотрел политику. Если до тех пор его целью было способствовать образованию молодых ученых в лучших европейских центрах, то в 1933 году руководство приняло решение поддержать преследуемых ученых, многие из которых уже сделали карьеру, и трудоустроить их. Американские университеты и научные институты получили штат высочайшей квалификации. Один историк науки назвал это «подарком Гитлера Америке».

Все изменилось и для Бора и его института. Раньше сюда съезжались молодые ученые, здесь проходило их профессиональное становление. Теперь же центр наводнили исследователи с опытом, им нужна была большая свобода действий и меньшая интеллектуальная помощь со стороны Бора. Джеймс Франк (1882-1964) из Гёттингена и Дьёрдь де Хевеши из Фрайбурга были первыми в этом длинном списке. Оба старые друзья Бора стали нобелевскими лауреатами в 1925 и 1943 годах соответственно (первый по физике, вместе с Густавом Герцем, а второй по химии) за применение модели атома датского физика.

Бор не ограничивался принятием в центр некоторых преследуемых ученых. Его международные контакты, особенно с фондом « Рокфеллер», также позволили ему помогать ученым получить должность в других странах, ввиду ограниченных возможностей Дании. Одним из способов поддержки было предоставление гранта на годичное исследование. Таким образом, для ряда ученых Копенгаген стал трамплином.

Одна из самых показательных историй случилась с Энрико Ферми и его супругой. В 1938 году итальянский физик получил Нобелевскую премию за свою работу с нейтронами и, конечно же, собирался в Стокгольм. Итальянские власти, которые вслед за немецкими издали в том году первые антисемитские законы (затрагивавшие Лауру Ферми), не могли запретить Ферми присутствовать на церемонии награждения, но установили строжайшее наблюдение за парой. Чтобы не вызвать подозрений, супруги уехали в Швецию со скудным багажом и после церемонии отправились в Копенгаген, где Бор разместил их у себя в резиденции. Оттуда они уехали прямо в США, где в Чикагском университете Ферми изготовил первый ядерный реактор в истории, а затем стал одним из четырех ученых, возглавивших Манхэттенский проект.

В своей антисемитской речи сам Гитлер признавал, что его кампания может повредить немецкой науке:

«Если увольнение еврейских ученых будет означать уничтожение современной науки в Германии, на некоторое время нам придется смириться с Германией без науки».

Германия была не единственным местом, где в 1930-е годы ученые оказались под угрозой из-за преследований евреев и инакомыслящих. Сталин начал осуществлять зачистки и ограничивать передвижение советских исследователей в тот же период.

Одним из первых бежал Георгий Гамов. В 1933 году он вернулся в Советский Союз, но власти запретили ему поездку в Брюссель на Сольвеевский конгресс. Вмешательство Бора стало решающим: он поручился советским властям, что Гамов вернется на родину. К разочарованию самого Бора, ситуация сложилась не так, и после конгресса Гамов уехал в США, где попросил политического убежища. Возможно, поэтому в случае с Петром Капицей (1904-1984) все произошло по-другому. После десяти лет работы в Великобритании и назначения директором новой лаборатории физики низких температур, которую Резерфорд построил для него в Кавендише. Капица был вынужден остаться в Советском Союзе и не вернулся в Кембридж после летних каникул 1934 года. Вмешательство физиков, разделявших марксистские взгляды, например Поля Дирака, не дало результата. Капице так никогда и не позволили покинуть страну.

Петр Капица (слава) рядом с Николаем Семеновым, лауреатом Нобелевской премии по химии 1956 года. Борис Кустодиев, 1921 год. 

Всего Германию покинули около 1500 ученых, 15 из них получили Нобелевскую премию в годы изгнания.

Перед лицом трагедии преследования режимом Гитлера некоторые предпочли иной путь. Макс Планк и Вернер Гейзенберг — самые примечательные примеры, по крайней мере в истории физики. Они оба противопоставили свой патриотизм правам человека, несмотря на свое несогласие с нацистами. Они помогали Германии выиграть войну, но они делали это больше для того, чтобы избежать нового унижения своей страны, чем из симпатии режиму.

В первые месяцы войны Дания могла занимать центральную роль в спасении изгнанников, но нейтралитет, который она соблюдала в Первой мировой войне, на этот раз был невозможен. В апреле 1940 года немецкие войска захватили эту маленькую скандинавскую страну, чтобы «охранять ее нейтралитет». Это больше походило даже не на аннексию, как в случае с Австрией или с Польшей, а на косвенный контроль страны нацистами.